Шерлок Холмс, которого придумал Конан Дойл

И пять лет спустя его герой обратился к доктору Уотсону с такими словами: "Видите ли, у меня довольно редкая профессия. Пожалуй, я единственный в своем роде. Я сыщик-консультант, если только вы представляете себе, что это такое. В Лондоне множество сыщиков, и государственных, и частных. Когда эти молодцы заходят в тупик, они бросаются ко мне, и мне удается направить их по верному пути". В отличие от Вендела Шерера это действительно ему удается, и это еще более подчеркивает его уникальность.

Что, впрочем, никак не мешает ему быть образом не только совершенно индивидуальным, но в высшей степени обобщенным.

На каждого из упомянутых ранее чудаков профессия наложила свой отпечаток. Но был еще один тип чудака, которого она целиком себе подчинила. Звался он "педант", причем слово это трактовалось в расширительном смысле. Педант это не только тот, кто на всю жизнь уткнулся в книгу, но и всякий, кто не умеет беседовать ни о чем, кроме того, что составляет самый смысл его жизни. Военный будет говорить об осадах и фортификации, юрист - о законах, а светский человек - об известных красавицах и модных недомоганиях. Подобный тип чудака описали основатели английской журналистики Джозеф Аддисон (1672 - 1719) и Ричард Стил (1672 1729) в своем журнале "Зритель" (1711 - 1714). "Зритель" неоднократно переиздавался и еще в конце прошлого века стоял на книжных полках всех образованных людей. Трудно себе представить, что его не было у Конан Дойля или, во всяком случае, у его родителей.

Так вот, Шерлок Холмс, каким его представил нам Конан Дойль в первой посвященной ему повести - "Этюд в багровых тонах" - типичнейший "педант". Он знает все, что имеет отношение к его профессии, и ровно ничего из того, что, по его понятиям, отношения к ней не имеет. Он как-то никогда не задумывался, вращается Земля вокруг Солнца, или Солнце вокруг Земли, не слыхал о Копернике, не испытывает ровно никакого интереса к литературе и, тем более, - к философии, и, хотя то и дело берется за скрипку, не столько играет, сколько пилит на ней, чтобы сосредоточиться.

Зато, как сразу же выясняется, круг дисциплин, необходимых сыщику, весьма обширен. Тут и целые науки, которыми он увлекается, - в первую очередь, конечно, химия - тут и огромное число прикладных знаний. Он написал брошюру о пепле от всех возможных сортов табака, а впоследствии до нас доходят сведения о том, что он умеет различать семьдесят три вида духов, сорок два различных отпечатка велосипедных шин и с большим, всегда плодотворным вниманием относится к множеству житейских мелочей: "трубки бывают обычно очень интересны, - сказал он. - Ничто другое не заключает в себе столько индивидуального, кроме, может быть, часов да шнурков на ботинках" ("Желтое лицо"). При этом факты ему нужны достовернейшие. В "Пестрой ленте" он, например, говорит Уотсону: "Вначале я пришел к совершенно неправильным выводам... и это доказывает, как опасно опираться на неточные данные".

Эта присущая Шерлоку Холмсу сосредоточенность на внешней стороне жизни сейчас, больше чем сто лет спустя после Конан Дойля, кажется нам сама собой разумеющейся - ведь научные методы расследования сделались с тех пор неотъемлемой частью уголовного розыска. Но в то время - даже при том, что автор рассказов и повестей о Шерлоке Холмсе кое-чем обязан Эдгару По и Эмилю Габорио, - она была относительной новинкой. Во всяком случае в пределах сыска.

В области науки как таковой она, напротив, имела достаточно давнюю традицию. Причем преимущественно английскую.

Утверждение индуктивного метода (как говорилось, Шерлок Холмс в полном согласии с Конан Дойлем называет его почему-то дедуктивным) было величайшей заслугой родоначальника английского материализма Фрэнсиса Бэкона (1561 - 1626). Именно Бэкон покончил со средневековой наукой, которая начинала с общих положений и потом подыскивала факты, их подтверждающие. И если Шерлок Холмс отказывается делать какие-либо заключения иначе как в полном обладании точными данными, то он лишь следует давней английской научной традиции. Конечно, у него тоже всякий раз есть для начала своя рабочая гипотеза, но чаще всего - не одна, и он принимает ту из них, которая подтверждается объективными результатами беспристрастного исследования.

Впрочем, в данном случае слова "давняя традиция" не вполне уместны. Применительно к Конан Дойлю и его не очень начитанному в истории философии и, вероятно, именно поэтому нетвердому в философской терминологии герою лучше назвать ее "обновленной".

В годы, когда формировалось мировоззрение Конан Дойля, был очень влиятелен позитивизм. Этот термин ввел французский философ Огюст Конт (1798 - 1857). В своем шеститомном "Курсе позитивной философии" (1830 1842) он доказывал, что человечество знало три этапа интеллектуального развития - теологический, метафизический и позитивный, то есть научный. Он же создал классификацию наук по мере уменьшения их абстрактности.

Английские позитивисты пришли только чуть позже. Джон Стюарт Милль (1806 - 1873) создал свою "Систему логики" в 1843 году. В этом двухтомном труде он разработал индуктивную логику, в которой видел умственный инструмент всех наук. А во второй половине того же века огромное влияние приобрел позитивист Герберт Спенсер (1820 - 1903), друживший со знаменитым дарвинистом Томасом Хаксли (Гексли) и отстаивавший свободу научного познания.

Шерлок Холмс, надо думать, не читал ни Конта, ни Милля, ни Спенсера, но их идеи, что называется, витали в воздухе, и усвоить эти идеи, в самом, разумеется, общем виде, ровно ничего не стоило. И если бы это не выглядело натяжкой, а то и абсурдом, можно было бы предположить, что Шерлок Холмс читал "Систему логики" Милля. Утверждать нечто подобное, конечно, не приходится - ведь наш герой, как говорилось, путал индукцию и дедукцию, но разговоры о позитивистских теориях он, безусловно, слышал.

Впрочем, сыщику и даже его создателю не обязательно быть философами. Для этого достаточно живого ощущения жизни. А оно у Конан Дойля и Шерлока Холмса было.

Конан Дойль и его герой жили в эпоху, которая в истории Англии называется по имени королевы Виктории (1819 - 1901, царствовала с 1837 года) "викторианской". Начиная с пятидесятых годов Англия была самой благополучной страной Европы. В ней оставалось немало нерешенных социальных проблем, но уровень жизни непрерывно поднимался, "средний класс" чувствовал себя устойчивым и процветающим, в семидесятые годы избирательное право стало всеобщим, а в восьмидесятые не осталось неграмотных. Английская благопристойность начинала входить в поговорку. И правда, английский XIX век мало походил на разгульный XVIII - во всяком случае, вторая половина века, которая и была собственно "викторианской". Гражданские смуты были далеко позади и не предвиделись в ближайшем будущем, проблемы, которые прежде казались неразрешимыми без революции, решались с помощью реформ. Решить предстояло, правда, еще очень многое, и Чарльз Диккенс, который в год воцарения королевы Виктории, будущей своей почитательницы, опубликовал самый оптимистический свой роман "Пиквикский клуб", никогда уже не создал произведения, настолько же веселого. Но какие бы социальные и человеческие пороки ни бичевал этот величайший из английских романистов, он никогда не забывал вспомнить о тепле домашнего очага. Ибо викторианство было тем состоянием умов и душ, когда удивительно умели ценить не только праздники, но и будни.