Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964

Че Гевара был именно таким, как его представлял Алексеев. Но как понять Кастро? Перед ним революционер, на стенах кабинета которого все еще висит распятие и изображение Девы Марии. Даже уговаривая Алексеева поехать в Мексику для организации государственного визита Анастаса Микояна, Кастро восклицает: «Не беспокойтесь, не беспокойтесь. Все, что надо, произойдет. Вас послала нам Мадонна». Когда Кастро и Алексеев провозглашали тосты за будущую советско-кубинскую дружбу с русским размахом, это было просто частью вечера с угощением, состоящим из темных кубинских бобов и импортной говядины.

Резидентура ЦРУ в Гаване не знала о деятельности Алексеева. Глава резидентуры Джеймс Ноэл был ветераном ОСС «дикого» Билла Донована. Деятельность Ноэла в контрразведывательном подразделении Х-2 ОСС в Испании в 1944–1945 годах обеспечила ему хорошее знание и опыт работы с секретными агентами. Х-2 пользовалось дешифрованными немецкими сообщениями. Каждый раз, когда абвер, разведывательное подразделение немецкого военного командования, радировал, что один из агентов переведен в другой город, Х-2 отслеживал перемещения шпиона, как пешки на гигантской шахматной доске. Через двадцать лет Ноэлу уже не удавалось так же легко следить за действиями агентов КГБ или даже идентифицировать их. Александр Алексеев прибыл в Гавану, встретился с Геварой и Кастро, а ветеран контрразведки Ноэл ничего не знал об этом.

Резидентура ЦРУ мало в чем могла помочь госдепартаменту. В середине октября разведывательное подразделение госдепартамента Отдел разведки и исследований (ОРИ) направил на Кубу своего сотрудника. Карлос Холл прибыл в Гавану «на отдых» 18 октября. Никто на Кубе не верил, что решение высокопоставленного чиновника внешнеполитического ведомства США провести отпуск в нестабильной Кубе — простая случайность. Холл был руководителем подразделения ОРИ по Латинской Америке. Государственный секретарь Кристиан Гертер не был удовлетворен информацией о намерениях Кастро. Визит Холла стал частью усилий собрать нужные сведения.

Холл был тепло встречен американской колонией и проамерикански настроенными кубинцами. Однако в отличие от Алексеева ему не удалось проникнуть в ближайшее окружение Фиделя. Он провел на Кубе три недели, но ничего не узнал о советском представителе, который обсуждал в различных организациях вопросы установления торговых и дипломатических отношений между Москвой и Гаваной.

Встречи с Алексеевым, рост авторитета Кастро, слабость оппонентов в стране и в США осенью 1959 года меняли отношения левого крыла кубинской революции к СССР. Че, который летом предостерегал кубинское руководство против «постепенного сближения с Востоком», теперь восстановил доверие Фиделя Кастро, которым он и Рауль Кастро пользовались в апреле 1959 года. После возвращения из-за границы Че быстро занял прежнее положение основного посредника между Кастро и НСП{19}. Он также занял пост руководителя промышленного планирования INRA. «Какое же ты дерьмо! — кричал Гевара на коллегу в правительстве, который предложил, чтобы быстрота социальных реформ определялась реакцией на них США. — Значит, ты один из тех, кто думает, что мы можем делать революцию с оглядкой на американцев… С самого начала мы должны совершать революцию в борьбе до последней капли крови против империализма»{20}.

Доверие к Че отражало неуловимые изменения отношения Фиделя Кастро к коммунистам. Вечером после первой встречи с Алексеевым так называемый верховный лидер наконец раскрыл перед кубинским народом важную роль брата Рауля в кубинском руководстве. По его указанию кубинский кабинет объявил об упразднении Министерства национальной обороны и создании Министерства революционных вооруженных сил. Рауль, который де факто руководил военным крылом революционного Движения 26 июля, был назначен новым министром. Фидель отдал Раулю повстанческую армию, ВВС, ВМС и революционную национальную полицию. В сентябре кубинский лидер ликвидировал тайную полицию и поставил своего брата также во главе разведывательной службы и службы безопасности. Отныне Рауль возглавлял все силовые структуры. Уже не возникал вопрос о втором лице в руководстве Кубы. Становилось все яснее, куда идет кубинская революция{21}.

Микоян и Кастро

Для Кастро приезд Микояна на Кубу символизировал движение кубинской революции по социалистическому пути. Революционные настроения Кастро и его сторонников вскоре получили широкую огласку и стали основой сближения с Советским Союзом.

Микоян был первым представителем советского руководства, которому поступали подробные отчеты о ситуации на Кубе. В ноябре 1959 года Микоян встретился с Алексеевым на советской выставке в Мехико. В течение первого месяца пребывания на Кубе Алексеев не направлял никаких сообщений в Москву, так как КГБ, считая, что он может передавать важную информацию через резидентуру в Мехико, не обеспечил его надежными каналами связи. Алексеев приурочил первый приезд в Мехико к советской выставке, чтобы передать члену Президиума ЦК новые данные о ситуации на революционной Кубе.

Микоян был доволен сообщением Алексеева. Офицер КГБ привык к более серьезным делам, чем представление информации политическим руководителям. Несмотря на нездоровый климат угодничества, царивший в советской бюрократии, Алексеев был достаточно уверен в себе и мог предлагать советскому руководству методы, которые с его точки зрения способствовали укреплению взаимодействия с латиноамериканцами, симпатизирующими Советскому Союзу. Как и на встрече с Кастро, Алексеев предложил Микояну использовать Аргентину в качестве модели экономической помощи Кубе.

Микоян, в свою очередь, внес эти предложения в свой доклад Москве; они легли в основу отношений с революционной Кубой. Во-первых, на последующие пять лет Кремль должен подписать с Кубой договор о ежегодной поставке в СССР 500 000–600 000 тонн сахара. Он рекомендовал бартерное соглашение, по которому Москва закупает кубинский сахар по цене, равной цене закупаемых советских товаров, направляемых на Кубу. Во-вторых, как только определится, какое именно оборудование нужно кубинцам, им предложат такие же благоприятные условия поставки, как и Франдизи. Наконец, Советский Союз должен воздержаться от отправки оружия непосредственно Кастро. Предполагая, что кубинцы могут попросить продать через Чехословакию пятнадцать советских реактивных истребителей для восполнения потери британских самолетов, запрещенных к продаже на Кубу по решению США, Микоян «предложил не давать ответа на эту просьбу». Он хотел, чтобы Хрущев тщательно обдумал возможность поставок, а пока ответить, что вопрос изучается{22}.

Трудности, с которыми столкнулся Фидель Кастро, убеждая британское правительство разрешить продать Кубе летательные аппараты Sea Fury и реактивные истребители, служили лишним доказательством того, что его открытая поддержка действий Рауля в середине октября будет оплачена высокой ценой. Спустя несколько дней после назначения Рауля комманданте Хубер Матос, командующий военным гарнизоном в провинции Камагуэ, сообщил Фиделю, что намерен оставить свой пост Он не может оставаться в армии, находящейся под контролем коммунистов. Матос не был сторонником Батисты. Выходец из среднего класса, Матос придерживался центристских взглядов. В 1958 году он поставлял оружие Кастро из Коста Рики, а затем и сам присоединился к повстанцам В письме Кастро, проникнутом уважением к кубинскому лидеру, Матос писал, что его отставка — единственно правильное решение. «Я не хочу быть помехой для революции»{23}

Реакция Кастро была очень резкой «Если кто и неверен, так это ты», — сказал он Матосу{24}. В назидание другим он арестовал своего бывшего соратника. Приговор был суровым — 20 лет лишения свободы. Матос был уже вторым высшим офицером, ушедшим со своего поста в повстанческой армии вследствие назначения Рауля Кастро В июне 1959 года главнокомандующий кубинскими ВВС Педро Луис Диас Ланц бежал в США. На слушаниях в конгрессе он сообщил о том, что Рауль Кастро подбирает испанских коммунистов для политической работы в армии{25}. Спустя несколько дней после отставки Матоса Диас вновь напомнил о себе. Частный самолет, принадлежащий кубинской оппозиции, разбрасывал над Гаваной листовки, подписанные Диасом. В них он обвинял Кастро в обмане кубинского народа и насаждении «режима, подобного российскому»{26}. Поступок Хубера Матоса нанес болезненный удар по самолюбию Кастро.