Военные преступники Сталин и Берия. Победа вопреки палачам

На счастье Байбакова, в Башкирии нефть нашли. А если бы ее просто там не было, тогда что? Что тогда, нам может рассказать Солженицын, который в «Архмипелаге ГУЛАГ» приводит сведения о геологах, посаженных за «сокрытие», т. е. за неоткрытие полезных ископаемых.

Самое интересное, что история с Байбаковым приводится на сайте «За Сталина!» в рубрике «Юмор». Юмористы, блин! Как говорил один из героев Салтыкова-Щедрина, «если таковы их шутки, то каковы же их жестокости»!

Стоит ли удивляться, что Байбаков, по словам Кремлева, «клевещет» на Берия (почему не на Сталина — возможно, потому, что он, как и многие люди того времени, особенно коммунистических убеждений, искренне верил, что «это Берия творил репрессии, а не Сталин», который «ничего не знал». — Д. В.) (2. С. 175), причем в качестве единственного конкретного примера «клеветы» приводится заявление Байбакова (как всегда, непонятно откуда взятое) о том, что «Берия из карьеристских побуждений развил особую активность в поисках нефти в Татарии и Башкирии» (3. С. 255).

Подход по принципу «невозможное возможно» сказывался и в других отраслях. Например, причина аварийности в авиации, в которой Берия и Кремлев обвиняют расстрелянных в 1941-м генералов авиации (П. Рычагова, Я. Смушкевича и др., в том числе заместителя начальника Главного Управления ВВС РККА И. Ф. Сакриера — в связях с германской разведкой — как всегда, без каких-либо фактов). Берия пишет: «Самолеты бракованные есть, не спорю. Но ты их облетай, проверь. А главное, людей научи (выделено мною. — Д. В.)»

Стоп! Вот мы подошли еще к одной причине аварийности. 7 декабря 1940 г. обучение в летных школах сократили до нескольких месяцев (от трех до шести) и ввели принцип принудительного комплектования летных школ (уникальный случай в мировой истории!) Ну и чему можно «научить людей» за три-шесть месяцев, да еще и принудительно? И как тут не быть аварийности?

А пьянство в армии еще в 1938 г., о котором уже писалось (1. С. 232) — от чего оно? Не от страха ли перед возможным арестом? И тут еще вопрос: упоминавшийся «расейский ванькизм» под Харьковом в 1942 г. — это что, «наследие проклятого царизма» или все же результат времен более поздних?

А теперь вернемся к конкретным примерам репрессированных в годы Большого Террора и посмотрим, например, кого обвиняли в «терроризме» и/или «вредительстве».

Итак, перл из числа тех, о которых говорят: «Было бы смешно, когда бы не было так грустно». На полном серьезе утверждается, что в Винницкой области «дети репрессированных терроризировали комсомольцев (что, всех? Тогда комсомольцами уже были если не все поголовно, то большинство молодых людей от 14 до 28 лет. — Д. В.), издевались над детьми еврейской и украинской национальности»…

Стоп! А какой же национальности были они сами? Кто это такой многочисленный — в сельской местности Винницкой области издеваться сразу над украинцами и евреями, да еще и комсомольцев терроризировать? Но продолжим:

А это еще зачем? Чтобы привлечь внимание НКВД к своим «связям с фашистской разведкой»?

Но более того, «некоторые из них (16–17-летние мальчишки. — Д. В.) собирались совершить террористические акты против членов Политбюро (!!!!) (спецсообщение НКВД № 1973/Б от 7 июня 1939 г.) (1. С. 130–131) — что без какого-либо указания на архивы, читатель, видимо, уже догадался.

Сильно смахивает все это на солженицынскую базарную торговку, которую за слова об активисте «Ах, чтоб ему повылазило!» привлекли как за «террористические намерения»! Ну, или на дело тридцати свердловских школьных учителей во главе с заведующим областным отделом народного образования Перелем, которые, мол, устраивали в школах новогодние елки, чтобы жечь школы. Из тридцати арестованных по этому делу пятеро «умерли во время следствия» (в переводе с советского «новояза» — запытаны насмерть), 24 скончались в лагерях, один выжил, и только благодаря этому мы сегодня хоть что-то знаем об этом деле. [14]

Заговоромания в кремлевских комментариях к дневникам Берия вообще чудовищна. Вот и О. Куусинен у Кремлева «в молодости член соглашательского Второго Интернационала», «соратник Бернштейна и Каутского», а в старости «воспитатель многих будущих «прорабов перестройки»» (1. С. 158). Ну, правда, результаты правления партий, входивших в «соглашательский Второй Интернационал» (т. е. социал-демократов), отличаются от результатов правления партий, входивших в «единственно правильный» Интернационал Третий, как небо от земли, ну так то же затесавшиеся в Третий Интернационал заговорщики виноваты!

Вот и М. А. Суслов (1902–1982; о нем еще предстоит разговор), «при всей своей ортодоксальности, производит впечатление скрытого троцкиста, позднее — возможно, под влиянием Куусинена — перешедшего на позиции подготовки реставрации капитализма в СССР».

Все свалено в одну кучу! «Троцкист, перешедший на позиции реставрации капитализма», да еще под влиянием Куусинена, — только в воспаленном мозгу сталиниста мог родиться такой бред!

И потом, позвольте, на кого «производит впечатление»? На Кремлева? И почему? Очевидно, все обстоит примерно как с «подкулачниками» 80 лет назад — в эту категорию «активисты» и местные власти могли записать фактически любого неугодного им крестьянина. «Я считаю, что ты пособник врага! И хватит этого». [15] А, ну раз Суслов «был противником политической реабилитации Сталина, проект которой был подготовлен в 1969 году» (3. С. 40), — значит, скрытый троцкист и враг России, ясное дело!

Когда в 1987 г. вышел роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», то его многие (автор этих строк в том числе) обвиняли в преувеличениях. Например, сильным преувеличением считали судьбу главного героя Саши Панкратова, который сначала был исключен из комсомола и из института, а потом и вовсе получил три года ссылки за эпиграмму на одного из институтских активистов в стенгазете. Нет-нет, никакой политики, просто в эпиграмме содержался намек на хороший аппетит («Свиная котлета и порция риса — вот лучший памятник на могилу Бориса»). Однако, прочитав дневник Берия, можно прийти к выводу, что Рыбаков не то что не преувеличивает, а еще и преуменьшает.

Итак, осенью 1938 г. Берия принимает у себя уже посаженную (и специально привезенную из лагеря) молодую вдову недавно расстрелянного Н. И. Бухарина (1. С. 90). Его резюме: надо бы выпустить, но ведь она «на всех углах будет кричать, что Н. И. не виноват… по-настоящему, ее надо бы расстрелять, потому что все равно языком звонить будет хоть по лагерям, хоть в ссылке…».

Во втором томе дневника Лаврентий Павлович, возвращаясь к проблеме бухаринской вдовы, добавляет: «Еще и к иностранным журналистам побежит (уверять, что Николай Иванович невиновен. — Д. В.)» (2. С. 126). Кто знает обстановку в СССР, тем более в сталинском, кто помнит, как жестко контролировалось общение советских граждан с иностранцами, — оцените всю, мягко говоря, необоснованность подобных опасений! Да кто бы ее к журналистам (или их к ней) пустил?!

«Но жалко, — продолжает Берия (вот, блин, гуманист! — Д. В.). — Пусть живет, и живет долго. Может, что-то поймет».

В нормальной стране человека с такими взглядами к правоохранительной системе на пушечный выстрел не подпустили бы! Да будь Бухарин величайшим преступником всех времен и народов, заслуживай он ста расстрелов, разве это повод держать в тюрьме его родных только за публичные заявления о его невиновности?! Добавлю еще, что пятнадцать лет спустя этот бумеранг вернется к самому Лаврентию Павловичу: его старую мать (1872 г.р., т. е. в 1953 г. ей был 81 год) выселят из Тбилиси в Гульрипшский район Абхазии, еще три десятка родственников (включая жену и сына) — в Сибирь, на Урал и в Казахстан (1. С. 229).