Гарсиа Лорка

Уж не потому ли, что местные власти не слишком надеются на солдат, в Гранаде нынче столько гражданских гвардейцев? Они постоянно попадаются навстречу Федерико, их сапоги то и дело грохочут у него за спиной. Ему вдруг вспоминаются слышанные недавно в Мадриде слова Рамона дель Валье-Инклана: "В Испании у интеллигентов общая судьба с цыганами - и тех и других преследуют гражданские гвардейцы".

Сентябрьским вечером закоулочники приходят навестить дона Мануэля в последний раз перед ежегодным разъездом. Только Пепе Мора запаздывает его, по-видимому, задержали сборы в дорогу более дальнюю, чем у всех остальных: Пепе уезжает в Уругвай. "Может быть, Федерико прочтет что-нибудь новенькое?" - "Охотно. "Сцена с подполковником гражданской гвардии", объявляет он и, приметив тень неудовольствия, скользнувшую по лицу хозяина, добавляет: - Из книги "Стихи о канте хондо".

Федерико читает, почти не меняя выражения лица, но слушатели видят перед собой то подполковника, окоченевшего от собственного величия, то сержанта - олицетворение служебного усердия. "Я - подполковник гражданской гвардии", - произносит он медленно, как бы упиваясь звучанием каждого слова. "Так точно!" - щелкает каблуками сержант. "И нет никого, кто бы меня опроверг". - "Никак нет!" - "У меня три звезды и двадцать крестов". - "Так точно!" - "Сам кардинал приветствует меня". - "Так точно!" - "Я подполковник. Я - подполковник. Я - подполковник гражданской гвардии".

Внезапно казарменная идиллия нарушается. Свежий, молодой голос - голос самого Федерико - напевает песенку, бессмысленную и задорную. "Луна, луна, луна, петух поет на луне, и ваши дочки, сеньор алькальд, любят глядеть на луну". - "Что там такое?" - "Цыган!" - кричит сержант, срываясь с места, и вот уже возмутитель спокойствия изловлен, схвачен, доставлен по начальству. Несчастный, он, конечно, даже не догадывается, кто перед ним. "Я подполковник гражданской гвардии". - "Да", - отвечает цыган небрежно. "А ты кто?" - "Цыган".- "А что это такое - цыган?" - "Да как сказать..." - "Ты где был?" - "На мосту через реки". - "Через какие реки?" - "Через все реки". - "А что ты там делал?" - "Башню из корицы", - говорит цыган, как о чем-то само собой разумеющемся. Башню из... корицы?! "Сержант!" восклицает подполковник голосом, в котором нет прежней уверенности.

Снизу по лестнице поднимается запыхавшийся Пепе Мора. У него какая-то новость, но, остановленный дружным шиканьем, он осторожно присаживается на краешек стула и делает Федерико знак, чтобы тот продолжал.

"Я изобрел крылья, чтобы летать, и летаю", - сообщает цыган доверительно. "Ай!" - вскрикивает подполковник, а может быть, он уже и не подполковник, ведь все пошло кувырком в этом устойчивом и трезвом мире, стоило только заглянуть туда сказке. "Впрочем, крылья мне не нужны, я летаю и без них". - "Ай!" - "Захочу - и лимоны расцветут в январе". - "Ай-й!" жалобно повторяет подполковник, отступая. "И апельсиновые деревья распустятся на снегу". - "Ай-й-й-й!" - и, взвыв в последний раз, подполковник гражданской гвардии опрокидывается навзничь с балаганным треском: пум, пим, пам! Он мертв. "Его душа - табачного цвета, цвета кофе с молоком, - деловито поясняет Федерико, - вылетает в окно казармы". "На помощь!" - орет пришедший в себя сержант.

Отсмеявшись, все поворачиваются к Пепе. Стараясь говорить спокойно, он сообщает, что минувшей ночью генерал-капитан Каталонии Мигель Примо де Ривера объявил Барселону на осадном положении и опубликовал воззвание ко всему испанскому народу. Текст воззвания не оставляет сомнений в том, что события в Барселоне лишь начало государственного переворота, цель которого спасти монархию, отдав Испанию под власть военной директории. Там сказано, что страна будет очищена от профессиональных политиков, все центры коммунистической и революционной пропаганды будут заняты войсками, а подозрительные лица будут задерживаться. Одним словом - диктатура...

В наступившей тишине слышен с улицы цокот подков. Федерико бросается на балкон. Лошадиные крупы проплывают под ним, черные плащи, тускло поблескивающие треуголки. Гражданские гвардейцы на конях спускаются вниз по улице.

Печаль цыганских кочевий,

о ключ заветный и светлый!

Печаль заглохших истоков,

печаль далеких рассветов!

Федерико Гарсиа Лорка

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

И снова Тополиный холм, розоватые, доцветающие олеандры в Саду поэтов, светлая келья, обитателем которой лиценциат Гарсиа Лорка твердо намерен оставаться и впредь. Никогда еще старушка Рези не была ему так мила, как теперь, когда она переживает трудные времена. Все ее враги зашевелились, наиболее усердствующие газеты требуют закрыть этот рассадник вольномыслия и нигилизма. Пошли инспекции, ревизии; совет попечителей, очищенный от либералов, заставляет директора отчитываться за каждый шаг.

Дон Альберто похаживает по Резиденции с видом коменданта осажденной крепости, того и гляди скомандует: "Закрыть ворота, поднять мосты!" На тревожные взгляды студентов он отвечает бодрой улыбкой - ничего, дескать, как-нибудь отсидимся. Есть и у Резиденции влиятельные друзья, сам герцог Альба обещал поддержку, так что занимайтесь спокойно.

Но какое там спокойствие, если снизу, из столицы, ползут что ни день, словно туман с болота, все новые вести и слухи. Диктатор хозяйничает вовсю. Конституция фактически упразднена, кортесы уничтожены вместе с сенатом, муниципальные советы распущены. В каждый округ правительством назначается делегат, которому предписано обеспечивать неуклонное выполнение всех приказов Военной директории, укреплять гражданскую дисциплину, воспитывать население в духе патриотизма. Делегат этот должен быть офицером в чине не ниже капитана, а лучше всего - майором, ибо, как сказал Примо де Ривера, только майор обладает полностью сложившимся мировоззрением военного человека и хорошо развитым чувством субординации. Поговаривают, что в узком кругу диктатор добавил еще один довод: испанский майор-де уже не так молод, чтобы угрожать добродетели девушек, но в то же время и не так стар, чтобы потерять надежду дослужиться до генерала.