Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы

Закон философии о переходе количественных изменений в качественные действует четко, как затвор мосинской винтовки. Ни один номер глянца не выходит без статьи о сексе. И не просто отписки на четверть полосы, а такой добросовестной разработки с фотографиями (весьма абстрактными, если издание играет в политкорректность), результатами опросов, пустующими квадратиками для тестирования и прочими дидактическими материалами. Так и надо, иначе не сделаешь кассу. Все, на что налеплен лэйбл «Секс», продается лучше. Если подсчитать количество статей о сексе, которые среднестатистическая дама прочитывает в год, так уже давно бы вге, по идее, должны защитить диссертацию или, как минимум, довести до совершенства собственную интимную жизнь. Но как бы не так! Кому выгодно, чтобы люди умнели и лотом не покупали глянец? Поэтому статьи, если рассматривать их как множество, напоминают бесконечную мозговую жвачку. Ни последовательности, ни системы — все одно и то же под разными названиями. Рано или поздно это количество выстрелит качественным переходом. Я только не уверен, что прилагательное «качественный» в данном случае несет положительную коннотацию. Жующий жвачку беспрестанно либо наживет себе гипертрофию челюстным мышц, либо захлебнется собственной слюной. Я не взываю к цензуре и мракобесию, но минимальная этика информационного обмена должна соблюдаться. Так что налицо кризис избытка. Сексуальная революция хоть и разразилась в отдельно взятой стране, но принцип «Революции задумывают романтики, осуществляют авантюристы, а пользуются негодяи» тоже никто не отменял.

Вообще-то, сейчас я отступил от правил. Я пишу этот блок в хронологических координатах читателя: увертюра рождается раньше пьесы. Обычно предисловие и заключение, как две части одного резюме, выводятся по результатам тематической проработки.

Поэтому для меня самого это в некотором роде интрига: о чем я буду писать, мне самому пока известно весьма смутно. Но призовем на помощь память и какой-никакой жизненный опыт. Наши партнерши по жизненному опыту, который мы частично обнародуем ниже, могут поностальгировать вместе с нами.

Ну, раз уж ностальгировать, то со вкусом дела. Санкт-Петербург.;. Мой непонятный, непередаваемый, а вообще, порядком уставший от велеречивых эпитетов город. Тебе придется набраться терпения, ибо воспевать тебя будут еще долго, хотя, мне кажется, лучше бы заровняли чудовищную дыру, что зияет у тебя рядом с Площадью Восстания.

Для меня Питер до определенного рубежа в моей биографии всегда был городом-праздником. Даже когда курсантами четвертого курса мы были отправлены туда табуном в десять человек в командировку, веселье било ключом, несмотря на довольно серьезную задачу по переводу с английского языка и обратно. Умудрялись практически без денег, на одном пиве и шаурме — простите мой москальский говор — шаверме, всегда не выспавшиеся и с бодуна, переводить весь день, а потом опять срываться на целую ночь куролесить. Впоследствии я туда приезжал несколько раз к другу Максу, прихватив с собой одного-двух из своих друзей. К вратам северной столицы мы подъезжали либо в пятницу вечером, либо в субботу утром, а уезжали в воскресенье днем, скупая всю пресную воду в ларьках вокзала и подвывая от головной боли. Все, что имело место между этими двумя посещениями вокзала, можно однозначно квалифицировать как самозабвенное пьянство и тотальный промискуитет ^[17]. И все казалось лучше, чем дома: и водка слаще, и настроение лучше, и женщины приветливее да изобильнее. Работал нормальный синдром блиц-интервенции. В чужом городе способности организма резко повышаются, а тормозящие центры нервной системы временно отключаются и ставятся на профилактику.

Но давно известно, что лучший способ выпарить иллюзии относительно какого-либо места — это переехать туда жить. Что я и предпринял в марте две тысяче пятого года. После полутора лет выпаривания иллюзий я вернулся обратно в Москву. И сейчас я вам поведаю один характерный случай из моего питерского опыта. Считаю, что мои утраченные иллюзии были вполне компенсированы следующим будоражащим воображение эпизодом. Итак.

Июнь две тысячи пятого года принес мне знакомство с женщиной Юлей. Не сказать, что очень длительное. Парни, не поддавайтесь эмоциональным всплескам, держитесь таких людей как можно дольше, сжав всю свою волю в кулак. Потому что в один прекрасный день они вам отчебучат такое, что у вас глаза на лоб полезут, а то, что удивляться полезно, уже давно доказано. Отношения с Юлей были весьма бодрящими именно в эмоциональном смысле, так как меня то накрывало по макушку страстью, то я скрежетал зубами, чтобы не дать ей в голову кулаком. Да, в принципе, было за что. Это сложно объяснить одним словом: тут была и вредность, и взбалмошность, и наглость, и желание делать назло, и обескураживающая уверенность, что она — звезда незатмеваемая. Меня, собственно говоря, спасал солидный опыт здравого пофигизма. Я не раз видел, во что превращаются мужчины, попадающие в зависимость от женщин типа нее. Мы встречались настолько часто, насколько это было в удовольствие, и если не принимать в расчет Юлиной поведенческой чересполосицы, все было неплохо. До тех пор, пока она не осознала, что на меня эта политика психологического истощения действует слабо. И тогда был созван военный совет в Филях.

— Здравствуй. Ну что, как договаривались?

— Привет, Юлек! Да, давай у Гостиного в восемь.

— Хорошо. — Она сделала паузу. — И вообще, нам надо будет серьезно поговорить.

Мне, если честно, стало зябко. Сейчас как ошарашит какой-нибудь беременностью… На свидание я шел, ощущая что-то неясное и тревожное задницей. Мне кажется, как кошки чувствуют землетрясение за несколько часов, так и человеческая задница начинает тосковать и маяться перед чем-то грустным, хотя сердце еще живет инерцией счастья.

Мы погуляли, пошатались бесцельно по вечернему городу, а потом сели в какой-то кафешке и заказали по джину с тоником: я — в крайней степени нетерпения, Юля — с ожиданием вопроса на лице.

— Ну? — хрестоматийно откинулся на спинку стула я. — И о чем ты хотела со мной серьезно поговорить?

Моя женщина сделала глоток, облизала губы и выложила на стол гранату без чеки. Она ожидала, что я, как любой нормальный человек, предприму. нечто сообразное ситуации: заору, зажмурюсь, полезу под стол, упаду в обморок, испачкав штаны.

— Кирилл, я ухожу к своему бывшему молодому человеку. Между нами все кончено.

Я взял гранату в руки, сжал предохранительную скобу, накрепко примотал ее к телу гранаты и убрал боеприпас в карман.

— Да, я помню, ты мне как-то рассказывала про него.

— Я рассказывала тебе очень мало. Леша оказался мужчиной, способным на красивые поступки, понимаешь?

— Оказался еще тогда или уже после нашего знакомства?

— Позавчера ОН пришел ко мне на работу с огромным букетом. Прямо в офис в рабочее время. И я хочу сказать, что он сумел разбередить мои чувства. А ты по сравнению с ним просто сухарь.

— Я — сухарь? Да брось ты. В такой ситуации даже меня бы слеза прошибла.

— Я теперь ничего не знаю. Я в замешательстве второй день. У нас с тобой вроде как отношения, но он повел себя столь благородно, что я не могла не обратить на это внимания. Теперь я перед выбором, и честно без утайки тебе все рассказываю. Что скажешь?

— Признателен за честность.

— Ты ничего не собираешься делать? Так и будешь сидеть, как пень, когда твоя девушка уходит?

— Ха! Аты ждала гладиаторских боев? Рыцарских турниров? «Молить напрасно, звать напрасно. Бежать за ней — напрасный труд. Уходит, и ее, как праздник, уже, наверно, где-то ждут». Сергей Орлов.

— Какой, к чертям, Орлов? Ты опять хочешь отшутиться? Не получится!

— А от чего мне отшучиваться? Ты ведь так и начала наш разговор: «я ухожу к другому». Просто и прямо, за что тебе, повторю, отдельное спасибо. Я все понял.

Но дальше она меня почти не слушала. Юля вспомнила текст и почесала скорее, чтобы ничего не пропустить.