Америка — как есть

Позвольте, Слоун еще жив! Да не просто жив — только что избран президентом Лиги Студентов Искусства — именно в городе Нью-Йорке! Известен своим интересом к людям (в живописи). Рисует улицы и голых баб. Почему бы Рокефеллерам не обратиться к нему? У Слоуна прекрасный вкус! Безошибочный взгляд! Он ровня французским импрессионистам, чьи полотна вроде бы до сих пор не обесценены наплывом кубизма. А?

Но — нет. Рокефеллеры следуют моде, а не хорошему вкусу. А мода нынче — на алгебраическую индустриальную бездуховность. Люди здесь не при чем, нужны идеи и мысли, а не люди.

Пошло-поехало. Безработица взлетела до двадцати пяти процентов. На подсобных работах вроде уборки мусора появились, как водится, интеллигентные лица.

Одновременно начался расцвет Голливуда. Серьезные темы не приветствовались. Основатели голливудской индустрии (в основном бежавшие из Старого Света евреи, Венгрия и Польша) прислушивались к мнениям масс, поскольку за кино платят именно массы, и делали легкомысленное кино, но почему-то некоторые фильмы получались шедевральными. Особенно комедии. Но бродвейским театрам конкуренции эти фильмы все равно не составили.

И пела, пела опера. Над несчастьями героев пуччиниевской «Богемы» плакали разодетые богачи и аристократы в партере, сверкая строгим, очень умеренным количеством очень дорогих бриллиантов. На галерке присутствовала та же богема, что и на сцене, но партеру не хотелось оборачиваться и смотреть вверх. Многие богатые, правда, присоединились к своим женам в Париже — наблюдать за Великой Депрессией в Париже было удобнее, она представлялась из парижских особняков менее наглядной, а в бедные кварталы можно не ходить. А то в Нью-Йорке бедноте палец в рот не клади — шляются где хотят, по Пятой Авеню бродят, скоты.

Зимой по всей стране настала новая мода — мальчики и взрослые дяди в поисках заработков ходили с лопатами от дома к дому, предлагая расчистить снег у подъезда. За доллар. Пышным цветом в больших городах цвела уличная проституция. В то же время понятия о гигиене разграничены были по классам.

Богатые пристрастились к ежедневному принятию ванн еще во второй половине девятнадцатого века. У среднего класса ванны все еще не вошли в привычку, а о бедных и говорить нечего. Туалетная бумага фабричного производства, изобретенная американцем Джозефом Кайетти в 1857-м году, не использовалась широко. На Юге по прежнему употребляли огрызки кукурузы в этом плане, на Севере страницы телефонной книги, страницы каталога Сирз, реже газеты. Два или три раза в неделю мыли ноги. Ванну принимали в неделю раз. То же самое было во Франции, в Германии, в Англии. В России, где богатых после 1917-го года официально не стало, некоторые ходили, как у Александра Пушкина отмечено, «в баню по субботам». Если учесть, что гигиенические эти традиции установились задолго до эпохи Индустрии, а эпоха эта добавила в общий колорит городов задымленность и загазованность, остальное легко себе представить.

В то же время, Америка, в отличие, например, от Франции, оставалась вполне пуританской страной — несмотря на Бродвей, фривольные стихи И.И. Каммингза и компании, и проституцию. И суровый мат Селина, французского культового писателя, приводил американских редакторов в шок.

Наступило время выборов, и президентом сделался Франклин Делано Рузвельт.

Данная ветвь Рузвельтов была исконно нью-йоркская и очень богатая. Их предок, Клаес ван Розенвельт, прибыл из Хаарлема (голландского) в Новый Свет в 1650-м году. В 1788-м году другой предок, Айзек Рузвельт, был одним из членов совета, ратифицировавшего в Покипси Конституцию Соединенных Штатов (чем Франклин Делано несказанно гордился). Затем клан Рузвельтов разделился на две ветви — Хайд-Парк и Ойстер Бей (по названиям местностей в Лонг Айленде, земле, намытой уходящим ледником на восток от Манхеттена, включающей в себя районы Нью-Йорка Квинс и Бруклин, а также графства Насса и Саффолк, олицетворение современной субурбии, со знаменитыми Хамптонами на юге, где собираются очень богатые нувориши, и менее знаменитым, но более респектабельным, Золотым Берегом на севере, где некоторые представители старой американской аристократии до сих пор имеют особняки). Хайд-Паркские Рузвельты были Демократы, а Ойстер-Бейские — Республиканцы (из них вышел Теодор Рузвельт). Франклин Делано женился на своей родственнице, очень дальней, племяннице Теодора Рузвельта.

Мать Рузвельта была выходцем из франко-гугенотской семьи, прибывшей в Новый Свет в 1621-м году. Собственно, прибыл только Филипп де ла Нойе, основатель клана. Отцу Рузвельта, когда он родился, было пятьдесят четыре года. В этом нет ничего особенного, но почему-то воспитанием сына занималась в основном мать.

Рузвельт закончил адвокатский курс в Колумбийском Университете, но писать диссертацию и получать диплом не стал. Несмотря на это, его приняли на работу в престижную фирму в 1907-м году. За два года до этого он женился на своей Элеонор, и у них стали подряд рождаться дети — шесть штук, в общей сложности. Из них выжило пятеро.

В политику Рузвельт пришел рано, и во время Первой Мировой отвечал за американский флот. Он вообще любил корабли.

В год запуска конвейера или чуть ранее Элеонор уличила Рузвельта в шашнях с секретаршей и устроила ему грандиозный скандал.

Сара Рузвельт, мать будущего президента, содержащая на свои деньги молодую чету (она была против этого брака, кстати говоря), вмешалась. Как многие матери, воспитывающие сыновей в условиях равнодушия со стороны отца, она считала сына своей собственностью. Сара посчитала, что скандал и развод повредят дальнейшей карьере Рузвельта. В том, что ее сын станет когда-нибудь Президентом, она не сомневалась. Составили устный договор. Элеонор получала отдельный дом, обязана была сопровождать Франклина Делано во всех официальных поездках и в отпуске, а также могла распоряжаться в благотворительных целях (она любила благотворительность со страстью, в несколько раз превышающей страсть Татьяны Лариной, которая забыла о помощи бедным, встретив блистательного петербуржца) специальным фондом, для нее основанным — той же Сарой. На том и порешили. Рузвельт заводил романы, Элеонор благотворительствовала. В 1921-м году Рузвельт, купаясь в озере, заболел полиомиелитом.

Вышло из строя тело ниже пояса. Остались физиологические и сексуальные функции, но ноги отказывались ходить. Рузвельт терпеть не мог кресло-каталку и старался не появляться на публике, сидя в таковой. С помощью специальных железных креплений он научился стоять, а также ходить, двигая торсом. Когда нужно было произносить речь, он пользовался услугами одного из своих сыновей, или услугами помощника, чтобы поддерживали под локоть. Он искал врачей, читал по этому поводу книги, распускал о себе слухи (мол, болезнь отступает) — ничего не помогало.

В конце двадцатых годов он вернулся к политической жизни и стал губернатором штата Нью-Йорк. Тут и произошла его первая стычка со зловещей личностью по имени Роберт Моузес, деятельности которого придется посвятить, увы, много строк в этой эпопее. Рузвельту удалось убрать Моузеса с поста Секретаря Штата. Но он вынужден был оставить его на посту Комиссионера Парков. Впрочем, с Моузесом дело такое — какие официальные посты он занимал — совершенно не важно. Моузес изобрел для своих нужд идеальную позицию — он позиционировал себя, как главу частной компании, коя компания имела влияние на политику… да что на политику! На весь мир повлияла эта компания. На сегодняшний день. На все и вся. Беда Рузвельта была в том, что он этого не понимал до конца.

Уже будучи избранным, но еще не вошедшим в должность президента, Рузвельт пережил первое на него покушение.

Итальянец Джузеппе Зангара, года рождения 1900-ого, прибыл в Америку в возрасте двадцати трех лет. Поселился в штате Нью-Джерзи со своим дядей. Говорят, был не совсем вменяем, но это спорно. И был болен. В частности, его донимали боли в животе, и вскоре он пришел к выводу, что в них, болях, виноваты капиталисты. Италия всегда благожелательно относилась к коммунистическому движению.