Баландин - От Николы Теслы до Большого Взрыва. Научные мифы

[Но] кто же знает, из чего оно возникло?

Из чего возникло это мирозданье, создал ли [Кто его] или нет?

Кто видел это на высшем небе,

Тот поистине знает.

[А] если не знает?

Этот миф насыщен идеями в отличие от современных космогоний, разработанных формально, механически, на физико-математической основе. Он предполагает существование Неведомого и расширяет горизонты познания до неопределенных пределов.

В модели расширяющейся Вселенной (куда расширяется? в какое инобытие?), где порядок самопроизвольно возникает из хаоса, вполне логично присутствует «стрела времени». Предположим, она определяет направление эволюции, переходов от простого к все более сложному, упорядоченному. Но разве нет «антистрелы времени», показывающей процессы распада, роста энтропии?

Если этого не учитывать, то придется выбрать что-то одно: либо всеобщий прогресс, либо всеобщая деградация (если не в абсолютном проявлении, то как преобладающие процессы).

Как бы ни разрешали такую дилемму теоретики, обыденное сознание, пресловутый жизненный опыт со своим здравым смыслом (у многих он, увы, не вполне здравый) подсказывает нам один ответ. Он прост и очевиден: идет непрерывный прогресс в природе (эволюция от простейших организмов до человека разумного), в истории общества (смена формаций от первобытного анархизма до буржуазной и народной демократии) общественной жизни, в науке и технике.

Тут есть над чем подумать.

Вселенская поступь прогресса

«Все к лучшему в этом лучшем из миров!»

Так принято было думать со времен европейского Просвещения, вслед за великим мыслителем Лейбницем (его личный опыт вполне доказывал данную максиму).

Вольтер высмеял его идею в превосходной философской повести «Кандид»; убедительно опроверг ее художественным методом. Однако успехи науки и промышленности, покорение природы подтверждали гипотезу Лейбница. Вопреки христианскому догмату о Страшном суде и конце мира в среде интеллектуалов утверждалась концепция постоянного неизбежного прогресса в природе и обществе. Вперед и выше!

Увы, не все так просто.

Итальянский философ Джамбаттиста Вико в 1725 году издал «Основания новой науки об общей природе наций», в которых обосновал три фазы каждого цикла развития и деградации: эпохи богов, героев и людей. После господства патриархального уклада и теократии устанавливается аристократическое государство с культом героической личности. Оно вырождается в монархию или демократию, при которых растут противоречия внутри общества, слабеют гражданские и патриотические чувства, начинается деградация личности, преобладание эгоистических устремлений. В результате общество приходит в состояние хаоса. С этого может начаться новый цикл развития.

Общественный организм получается аналогичным человеку, в жизни которого наблюдаются стадии подъема, расцвета и деградации. В отличие от конкретного организма, общество имеет возможность преодолеть кризис и возродиться, перейдя в новое состояние... Какое? На более высокой или низкой ступени развития?

Так возникает фигура спирали — восходящей или нисходящей (сочетание кругового и поступательного движений).

Здравый смысл подсказывает: спираль должна быть восходящей. Ведь каждое поколение опирается на достижения предыдущих, получает в наследство комплекс объектов материальной и духовной культуры, внося свой вклад и передавая это общее достояние потомкам.

В конце XVIII века трудами великих натуралистов Кювье, Бюффона и Ламарка научно подтвердилось библейское предание о последовательных актах творения, но без Всевышнего творца, силами природы. Данные палеонтологии ясно свидетельствовали о том, что чем ниже залегают слои осадков, а значит, чем они древнее, тем примитивней встречаемые там отпечатки и окаменелости животных.

Геолог Лайель и биолог Дарвин окончательно выстроили основную линию эволюции видов земных организмов. Происхождение человека от обезьяноподобного предка стало еще одним доказательством биологического прогресса. (Только в легенде одного африканского племени, переложенной на стихи Р. Киплингом, люди представлены поглупевшими обезьянами, которые оторвали себе хвосты и променяли свободу на заботы и работу.)

Любопытное обстоятельство: едва ли не все крупные ученые признали совершенно верной теорию прогрессивной эволюции в природе и распространили эту идею на общество — науку, технику, промышленность, законодательство, нравственность. Ведь все постепенно, а то и быстро усовершенствуется, улучшается...

Тут-то бы и задуматься: ведь и паралич бывает прогрессивным!

Необычайно бурно развивается техника уничтожения любых форм жизни, все шире распространяются пустыни и очаги загрязнения в биосфере, все больше накапливается ядовитых отходов, истощаются и вырабатываются напрочь месторождения полезных ископаемых.

Все это происходит бурно, развивается. Сами по себе, в абстракции, такие процессы могут считаться проявлением своеобразного прогресса. Но ведь они усиливают, в частности, лихорадку погоды и климата, — тяжелый недуг всей земной природы, биосферы.

Специалисты, привыкшие к формальным показателям, считают подобные негативные процессы досадными издержками всеобщего развития. Странно, что никто из них даже приблизительно не подсчитал соотношение полезных и вредных воздействий человека на биосферу. Все представлялось настолько очевидным, что сомнения отбрасывались вопреки требованиям научного метода.

Казалось бы, кто-то, а уж выдающиеся ученые прекрасно знали: далеко не всегда разумно полагаться на очевидность. Однако эмоции исподволь воздействуют на рассудок. И если мыслитель уверовал в прогресс, то найдет сотни примеров, его подтверждающих, не обращая внимания на тысячу — опровергающих.

А вот мнения философов не были столь единодушны. Встречались среди них и те, кто не признавал идею прогресса. Но все-таки преобладали оптимистичные взгляды. Попытку объективно осмыслить общий ход мирового процесса и место в нем человека предпринял в конце XVIII столетия великий немецкий мыслитель Иоганн Готфрид Гердер в работе «Идеи к философии истории человечества».

Он начал с общего обзора эволюции жизни: «Множество растений произведено было на свет и погибло, прежде чем создалось первое животное образование; и здесь насекомые, птицы, водяные и ночные животные предшествовали более развитым созданиям дня и земли, и только затем выступил на Земле венец органического строения — человек, микрокосм. Он был сыном всех стихий и веществ... и чтобы зачат и воспринят он был, потребовалось множество процессов и переворотов, свершившихся на Земле».

Казалось бы, определилось главное направление биологической эволюции. Но значит ли это, что существование «венца творения» великолепно и счастливо? Гердер ответил: «Везде, где живет человек, он — господин и слуга природы, самое любимое ее дитя, а вместе с тем иной раз и жестоко казнимый раб».

Гердер не был склонен превозносить систему государственности. По его словам, «множество живущих на земле народов и знать не знают о государстве и тем не менее живут более счастливо, чем какой-нибудь распятый на кресте своих забот благодетель государства». Если всякое благоустроенное государство — машина, то «что за счастье служить простым винтиком в такой машине и ни о чем не думать?»

«Дикарь, спокойно и радостно любящий жену, детей, — пишет Гердер, — ограниченный в делах, болеющий за судьбу своего рода, словно за себя самого, — это существо в своем бытии подлиннее той культурной тени от человека, что воспламеняется любовью к тени всего рода человеческого, то есть к названию, слову. В бедной хижине дикаря найдется место для чужестранца, которого он гостеприимно встретит, как брата, встретит спокойно и добродушно, не поинтересовавшись даже, кто он такой и откуда пришел. А бескрайне разлившееся сердце праздного космополита — это хижина, куда не войти никому».

Тут есть немалая доля полемического преувеличения, но суть верна. Как подлинный гуманист, он совершенно справедливо отметил, что «на протяжении веков цель объединенной Европы состоит в том, чтобы тиранить народы Земли». Он не остановился на этом, показав глубокую безнравственность распространенных представлений о том, что беды и трудности предыдущих поколений призваны обеспечить благообильное существование ныне живущих: