Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз

С введением Устава 1929 г. передовым частям была поставлена комбинированная задача, включающая действия от проведения рекогносцировки, чтобы обеспечить перегруппировку сил главного удара, до реальных боевых действий с целью помешать противнику захватить ключевые позиции и расстроить наступательные порядки. Таким образом, им отводилась в бою роль, сильно отличавшаяся от роли «авангарда» в прошлом. Границы деятельности передовых частей зависели от степени механизации, так как они должны были сохранять тесный контакт с авангардом огневой поддержки ^{608}.

В 1930-е гг. эта концепция была развита введением понятия «глубинных операций», использующих присущее оперативному уровню напряжение. Они предусматривали развертывание сил прикрытия, составленных из бронетанковых эшелонов, взаимодействующих с пехотой и артиллерией для прорыва боевых порядков противника и затем развития первоначального успеха и перенесения оперативных действий в глубину. Выбираясь из тупика, теория предполагала создание подходящих условий для сил прикрытия на границе, чтобы начать быстрое контрнаступление с целью разрушения основного ядра сил противника на его собственной территории. Ключом к эффективному превращению тактических успехов в победу являлось проведение успешных оперативных маневров ^{609}. По существу, ожидалось, что первый эшелон, или «силы прикрытия», как их часто называют, расстроит порядки противника, пока мобилизуется, транспортируется и разворачивается второй эшелон ^{610}.

Уставом 1936 г. вводилась новая концепция, предусматривавшая «одновременное использование танковых, моторизованных, воздушных и воздушно-десантных войск для нанесения удара и проникновения на всю глубину обороны противника, через тактические линии обороны на ее оперативную глубину». Условием осуществления такой задачи являлось создание эффективных мобильных сил, что, в свою очередь, делало необходимыми быструю индустриализацию и коренную реформу вооруженных сил. Последняя требовала преимущественного распространения бронетанковых корпусов и создания воздушно-мобильных дивизий, взаимодействующих с наземными силами ^{611}.

Следует помнить, что индустриализация не была направлена на укрепление армии. Технологическая революция в производстве вооружений явилась побочным эффектом индустриализации, а не главной причиной ее. К 1933 г. перемены ознаменовались развертыванием составных групп моторизованных и танковых войск, которые должны были вести и оперативные, и тактические боевые действия. Предполагалось начинать бой короткой артподготовкой, вслед за которой отдельное пехотное соединение поддержки во взаимодействии с отдельным танковым эшелоном штурмовали и уничтожали передовые линии обороны противника, резервы и штаб-квартиру. Пока пехота и поддерживающие ее танковые соединения расчищали оборону противника, основные бронетанковые соединения с авиационной поддержкой вступали в бой с противником в тылу и начинали преследование. На этом этапе начинались действия в глубоком тылу противника путем развертывания штурмовой группы, состоящей из сравнительно небольших танковых сил в сопровождении пехоты в количестве примерно 150 человек с 20–30 легкими пулеметами. Ожидалось, что такое динамичное соединение разовьет успех в течение нескольких минут после прорыва. Оно могло действовать на дистанции в 15–20 км от основных сил, продвигаясь на расстояние до 80 — 100 км.

Осознание серьезных недостатков в армии привело к быстрой реорганизации Верховного командования вскоре после Зимней войны. Участники заседания пленума ЦК партии 28 марта 1940 г. стали свидетелями сенсационного выступления наркома обороны Ворошилова, «совершенно открыто говорившего о недостатках [в армии]». Весь Генеральный штаб был вызван на ковер и подвергся критике за свои действия. Попытка свалить вину на суровые зимние условия была сочтена никуда не годным оправданием. Россия, сказали им, северная страна, и величайшие победы были одержаны именно зимой: «Александра Невского над шведами, Петра I над шведами и финнами и победа Александра I над Наполеоном. В старой армии было очень много хороших традиций, которые нужно использовать». Ключ к оздоровлению армии — в компетентном военном руководстве, но, как установил пленум, реальность весьма печальна: «Среди командиров 60 % — хороших, 40 % — идиотов, бесхарактерных, трусов и т. д.» ^{612}.

8 мая Тимошенко, успешно командовавший войсками в Карелии в ходе Финской войны, получил звание маршала и сменил Ворошилова на посту наркома обороны. Продолжающееся участие англичан в действиях в Скандинавии и поражение, нанесенное Гитлером Дании, вызвали тревогу и смятение. В Генеральном штабе осуществлялись планы демобилизации, шел разбор недостатков, выявившихся в ходе Зимней войны, и новых оперативных планов не составлялось ^{613}. План демобилизации от 9 мая, подготовленный еще Ворошиловым, имеет величайшее историческое значение. Он был передан Сталину за день до нападения Германии на Францию, и из него следует, что в Красной Армии готовилась массовая демобилизация, прерванная военными действиями в Польше и Финляндии. По окончании войны 4 апреля возобновились усилия по сокращению войск на Кавказе, а также в Одесском и Киевском военных округах, до их прежней численности. В результате мобилизации, проведенной во время польской и финской кампаний, армия выросла на 1 736 164 чел. Вместо того чтобы продолжать расширять ее ряды, старались сократить ее размеры путем демобилизации и в первую очередь «уволить дополнительно призванных из резерва». Что касается артиллерии, давались особые рекомендации довести «все корпуса до уровня положения мирного времени», единственно за исключением четырех корпусов, направленных на Кавказ. В общей сложности в мирное время должны были оставаться мобилизованными 153 000 артиллеристов. Соответствующие меры принимались и в кавалерии. По решению Политбюро, и военно-воздушные силы, и танковые бригады, «бывшие на военном положении, должны быть приведены в положение мирного времени». Единственное исключение из этой тенденции представляло создание трех танковых бригад, размещенных в Прибалтийских странах, и двух в Кавказском регионе. В целом 686 329 солдат из 3 200 000 подлежали немедленному увольнению ^{614}.

Война во Франции внезапно все перевернула и произвела крупный сдвиг в политике. Это свидетельствует о том, что Сталин не вынашивал с самого начала войны планов воспользоваться истощением сил воюющих сторон для собственной военной экспансии. Меры, принятые им начиная с мая месяца, были вызваны ощущением растущей германской угрозы. Срочная реорганизация, проведенная в армии во второй половине мая, явно стала результатом сенсационной победы вермахта, которая фактически означала крах западного фронта. Бурная деятельность началась сразу, как только были осознаны масштабы успехов немцев во Франции, и получила новый импульс после падения Парижа. В своих мемуарах Хрущев ярко описывает панику, охватившую Сталина, когда до Кремля дошли новости о взятии Парижа; Сталин, вспоминает он, «сыпал отборными русскими ругательствами и сказал, что теперь Гитлер непременно даст нам по мозгам» ^{615}.

Часто упускают из виду, в какой степени испортились советско-германские отношения со времени Компьеньского мира. Весьма спорным является утверждение, будто внешнее примирение Сталина с успехами немцев показывает, что он «был ослеплен идеологическими предубеждениями» и не способен отличить большее зло от меньшего. Точно так же еще вопрос, рассматривал ли он аннексию Прибалтийских государств как «награду от Гитлера за лояльность» ^{616}. Более вероятным объяснением, как здраво подметил американский поверенный в делах в Москве, является следующее: советская политика «была в основном оборонительной и основывалась на страхе перед возможной агрессией Союзных или объединенных держав… и, может быть, на тревоге из-за перспектив, открывающихся для победоносной Германии» ^{617}.