Тени в переулке (сборник)

Гость поздоровался, извинился за беспокойство, пожелал приятного аппетита. Цадиков немедленно предложил ему чашку кофе со сливками.

– Дело у меня к вам неотложное, Лев Ефимович, – сказал гость, допив кофе. И, обратившись к жене хозяи на, добавил: – Вы уж извините, нужда у меня к вашему мужу служебная, так что мы пойдем пошепчемся.

Они вышли с террасы, направились к симпатичной бревенчатой баньке, построенной в виде старого русского терема.

– Симпатичная банька, дачка славная, семья у вас, Лев Ефимович, хорошая. Не жалко будет все сразу потерять? – с холодным спокойствием спросил гость.

И тут Цадиков понял, с кем имеет дело. У него за спиной уже была одна ходка на зону, поэтому, несмотря на переливающийся двумя цветами фирменный костюм, на итальянские мокасины, он сразу же понял, что перед ним авторитетный вор.

– Значит, не хотите потерять семью и нажитое? – снова спросил гость.

– Ни в коем случае.

– Тогда ответьте мне всего на один вопрос. Откуда берете сырье?

У Цадикова сразу же улучшилось настроение. Он незамедлительно назвал фамилию и имя подельника.

Гость любезно поблагодарил и даже оставил телефон, пообещав всяческое содействие в случае неприятностей.

А новоявленный атаман разбойников Олег Самарин готовил новую операцию, сулившую необыкновенные деньги. Из Узбекистана должны были прийти вагоны с хлопковым сырьем для одной из полулегальных фабричонок.

Милиции он не боялся. Точно знал, что цеховики туда не пойдут. Их отбойщики ему тоже были не страшны, вся его бригада была вооружена пистолетами и готова пустить их в ход в любую минуту.

В тот вечер он в ресторане на станции Салтыковка ужинал с нужным человеком со станции Москва-Сортировочная. Ресторан на станции Салтыковка славился своими цыплятами табака.

Олег широко угощал своего гостя марочным коньяком и замечательными цыплятами. К их столику подошел швейцар.

– Это ваш «москвич» стоит у ресторана?

– Да, – удивился Олег.

– Его какие-то люди пытаются открыть. Олег выскочил из ресторана и увидел, что в салоне его машины горит свет, и двух мужиков увидел. Он бросился к машине, но сзади его ударили по голове. Очнулся Олег на старом кирпичном заводе, там, где у него был склад отбитого сырья.

– Очухался? – спросил его человек лет пятидесяти. – Ты, парень, беспредел сотворил, а за это отвечать надо. Вон сколько чужого добра свинтил.

Наутро рядом с железнодорожным переездом нашли разбитый «москвич». Водитель Самарин был мертв. Экспертиза показала, что он, прежде чем погиб, принял огромную дозу спиртного.

Кисловодское соглашение выполнялось неукоснительно. Много позже, во время перестройки, теневой бизнес превратится в легальный и тайные кровавые разборки станут достоянием прессы.

В 1980 году по моему сценарию снимали фильм «По данным уголовного розыска». Действие его происходит в 1942 году, поэтому натуру для съемок искали особенно тщательно.

Позвонил режиссер Валера Михайловский и радостно сообщил, что они для одной сцены нашли потрясающее место и я должен немедленно оценить найденную натуру.

Я приехал на Чистопрудный бульвар, в знакомый дом. В третьей квартире, где была знаменитая «мельница», гримировались актеры.

Прошло тридцать лет, и никого не осталось. Валька Грек сгинул, словно растворился, Борю По Новой Фене убили после знаменитого катрана в Новосибирске. А в комнате, где Боря делал свою последнюю ставку, художники выстраивали декорацию воровской «малины».

Вот и вся история.

Общак

Конечно, можно проехать еще одну остановку и выйти прямо у входа в Дом кино, но я выхожу у дома, в котором вырос.

Нет, меня не мучает острое чувство ностальгии и я не «ищу детство», просто мне приятно идти через этот чахлый сквер, мимо памятника Ленину, у которого нынче бесстрашно собаки поднимают лапы, а когда-то их хозяева за это вполне могли попасть в список неблагонадежных.

Сквер такой же, как много лет назад. Правда, теперь я не встречаю здесь знакомых. То ли перестал их узнавать, то ли разбросала их жизнь по разным городам и весям.

Ничего здесь практически не изменилось. Только на площадке под моим бывшим балконом настроили гаражей. А раньше здесь по вечерам танцевали, а днем играли в домино.

И приходил сюда крепенький мужичок, дядя Костя, живший в соседнем доме по Кондратьевскому переулку.

Была война, поэтому стучали костяшками или больные, освобожденные от армии, или мужики в возрасте, работавшие в депо на станции Москва-Белорусская, которые заступали на работу в вечернюю смену.

Играли на интерес, ставили на кон мятые рубли и трешки.

Мы любили дядю Костю. Он был веселым и добрым.

Летом он приходил во двор в одной шелковой синей маечке. Тогда в нашем городе прижилась такая мода, и мы с трепетом разглядывали наколки на его руках, спине и груди.

Ну конечно, он был моряком. Наверняка боцманом на большом корабле, обошедшем полсвета. Мы сами это придумали и свято верили в его морское прошлое.

К нам во двор приходили с Тишинского рынка огольцы, так назывались приблатненные пацаны. Они носили кепки-малокозырочки, смятые гармошкой прохоря, так именовались сапоги, и обязательно морские тельняшки.

Они хвастались перед нами своими воровскими подвигами, показывали перья – финки с наборными из плексигласа ручками.

Огольцы приходили играть с нами в пристенок и расшибалку и, конечно, выигрывали у нас мелочь, которую мы собирали на кино или петушков на палочке, которыми торговали бойкие бабки рядом с рынком.

Однажды в самый разгар игры появился дядя Костя. Он только взглянул на огольцов, и те исчезли, словно растаяли.

У нас он отобрал битки, сработанные из старинных монет, забросил их и сказал:

– Увижу, что играете на деньги, – уши оборву. Снача ла научитесь зарабатывать, потом начинайте шпилить. А пока вы у мамок по карманам двугривенные воруете, об игре забудьте.

Много позже я часто читал, как воры собирают пацанов, рассказывают им истории о шикарной блатной жизни, учат пить, играть, запутывают и посылают на дело. В нашем доме и в соседних переулках жило много блатных. Но никто из них ничему плохому нас не учил.

Видимо, не только мы, мальчишки, любили моряков. Я сам видел, как у дощатой пивной в Кондратьевском Сашка Косой, главарь местных карманников, почтительно кланялся дяде Косте, да и другие лихие люди с Тишинки с большим уважением относились к нему.

В конце ноября 1946 года я возвращался из школы по Большому Кондратьевскому, мне нравилось ходить именно здесь, так как в переулке серьезные пацаны играли с лохами в три листика.

– И только на туза! И только на туза! Как туз, так и денег картуз! – кричал банкомет, зазывая желающих по пытать счастья.

Но на этот раз никто не приглашал на игру, да и вообще переулок был пуст, только в самом конце у нашего двора собралась огромная толпа.

Я нырнул под арку соседнего дома и, протиснувшись в щель между двумя сараями, проник в соседний двор. У дома, где жил дядя Костя, стоял фургон скорой помощи, милицейский мотоцикл и «эмка». Суетились милиционеры в синих шинелях и таинственные люди в штатском.

Тут-то я и узнал, что дядю Костю убили.

А вот за что? Я пытался разузнать у мужиков из нашего двора, но они отвечали удивительно однообразно:

– Подрастешь – узнаешь. Некоторую ясность внес мой дружок Витька Яшин из дома, где жил покойный. Он таинственно поведал мне, что дядю Костю убили за клад, который он прятал.

Конечно. Все ясно. Моряк нашел на дальнем острове сокровища и закопал их, естественно, рядом с домом. Об этом прознали неведомые люди, а возможно, и хозяева клада и убили старого боцмана.

Немедленно было принято решение искать клад. Под этим делом, говоря языком Тишинки, подписались я и два моих другана.

Мы экипировались, как следует искателям кладов. У каждого пацана в те годы был трофейный немецкий фонарь, лопаты мы сперли в кочегарке нашего дома и, как стемнело, рванули в экспедицию.