Одержимые блеском: о драгоценностях и о том, как желание обладать ими меняет мир

То, что поначалу было пиратством тайным, о котором, правда, все знали, постепенно становилось все более откровенным. Оно стало не просто частью английской внешней политики, но и частью национальной идентичности. Благородные разбойники, эти гламурные (и предположительно платонические) поклонники королевы были национальными героями. По мере того, как росли их успех и популярность, на морях им разрешалось все больше и больше. Королева уже почти не утруждала себя отрицанием своего покровительства этим морским псам. Пираты не просто привозили ей жемчуг, их флот стал частью морской обороны, разведки торговых путей и, разумеется, «сбора дани в морях».

Белая зависть Англии начинала приносить свои плоды. Страна преображалась, превращаясь из забытой пешки в фигуру мирового масштаба. А в шестнадцатом веке Испания отказывалась проявлять терпимость только к одному вопросу помимо религиозных различий – потере денег.

Искусство управления государством и драматургическое мастерство

В самом начале правления Елизаветы считалось, что король Испании Филипп «восхищался ею, но сожалел о ее ереси» [197]. К 1570 году это восхищение иссякло. И не только среди испанских католиков. Хотя большинство народа восхищалось Елизаветой и боготворило ее, в Англии оставались еще католики, получавшие приказы прямиком из Ватикана. В 1570 году эти католики получили четкое приказание церкви относительно Елизаветы. Это был призыв к оружию: долг каждого истинного католика – убить королеву. Этот шокирующий мандат был прикрыт религиозной риторикой, но в куда большей степени он был связан с деньгами и английским пиратством, которое начало постепенно нарушать баланс сил.

К этому времени религиозное разделение Европы достигло апогея. Начало открытой вражде в 1568 году положил лорд Сесил, самый старый и самый верный министр Елизаветы, умудренный опытом государственный муж. Он приказал захватывать испанские суда с сокровищами, сбившиеся с курса и едва не тонувшие под весом испанского золота. Этим золотом империя намеревалась расплачиваться с солдатами, воевавшими за Испанию в Нидерландах. Это первое и единственное обращение Сесила к пиратству не только нарушило общую политику Елизаветы, которая предпочитала не вмешиваться в религиозные распри других людей, но и подтвердило всему миру – Филиппу прежде всего, – что ни одному англичанину нельзя верить. Они все пираты. Вскоре после этого, в феврале того же года, папа Пий V издал папскую буллу Regans in Excelsis, в которой он не только отлучил Елизавету от церкви, но и перед лицом всей католической Европы заявил о необходимости ее свержения. Более того, папская булла освобождала всех ее подданных от обязанности служить ей и исполнять ее приказы. К маю для английских католиков был открыт сезон охоты на королеву.

Папский мандат случайно совпал с заговором против Елизаветы, во главе которого стояла ее кузина-католичка, Мария, королева Шотландии. Мария была моложе, сексуальнее. И если Елизавета занималась своим имиджем, словно PR-фирма, Мария просто давала себе волю. Она была католичкой, но не такой фанатичной, как Мария Тюдор, и не только королевой Шотландии, но и следующей в очереди на английский престол.

К тому времени, как закончился третий брак Марии, скандалы вокруг всех ее мужей и их подозрительных смертей и деяний достигли крещендо. Ей пришлось отречься от престола в пользу ее сына-младенца – Якова I – и бежать из страны до того, как шотландские аристократы решат лишить ее всего, а не только короны. Она поспешила в Англию, надеясь на защиту старшей, более умной и могущественной кузины Елизаветы. Мария надеялась, что Елизавета ее поддержит и поможет вернуть шотландский трон.

Стоит ли мне упоминать о том, как она ошиблась?

Вместо военной поддержки Елизавета продержала свою родственницу (и вероятную наследницу) в вежливом плену следующие девятнадцать лет. Марию не бросили в Тауэр, но запретили покидать Англию. Это напоминало более спокойный вариант домашнего ареста, под которым многие годы находилась сама Елизавета. Главное различие между похожими ситуациями – и их исходом – заключалось в том, что Елизавета, находившаяся под домашним арестом, старалась не высовываться, чтобы не лишиться головы. Мария же этого не сделала, и результаты оказались ужасными.

Проведя долгие годы в замке Фотерингей, Мария затосковала, не находила себе места и чувствовала непреодолимое желание совершить какую-нибудь глупость. В этот момент Френсис Уолсингем, министр Елизаветы и истинный последователь Макиавелли, устал дожидаться, пока Мария совершит государственную измену, на которую, как он чувствовал, она готова. Поэтому он помог ей решиться. Мария полагала, что ее личная переписка, которую увозили из замка и доставляли туда в бочонке пива, безопасна и остается в тайне. Но Уолсингем знал, что происходит, и сделал так, что все письма перехватывались, вскрывались, прочитывались, а потом заново запечатывались и доставлялись ей так, что никто об этом не подозревал. Когда Мария получила письмо от своего сторонника, предлагавшего помочь ей стать королевой Англии после убийства Елизаветы, она заглотила наживку вместе с крючком, леской и удочкой. Она с энтузиазмом ответила и согласилась на заговор, убийство и на свою роль впоследствии.

Как только Уолсингем прочел ее ответ, заговорщиков немедленно схватили и жестоко казнили. Марию взяли под стражу и бросили в Тауэр дожидаться своей очереди. Удивительно, но Елизавета колебалась. Она твердо верила в верховную власть монархии (кажется, все монархи в это верят). Более того, Елизавета была прагматичной женщиной и умным политиком. Если убить одну королеву, то все они станут смертными. Кроме символического значения этой казни, которое не устраивало Елизавету, ей не хотелось создавать прецедент законного убийства монарха. Она понимала и то, что оказалась в неловкой ситуации, играя королеву-девственницу, живое полубожество. Она не желала марать руки. Если она казнит соперницу, то этим признает, что эта соперница действительно представляла угрозу ее власти.

Поэтому Елизавета заглянула в сценарий своего отца. Она отдала приказ казнить Марию, а потом обвинила кабинет министров в том, что ее неправильно поняли. Она заявила, что казнь следовало привести в исполнении лишь в случае необходимости, и министры превысили свои полномочия. После казни Марии Елизавета в течение долгого времени горевала напоказ, гневалась и сокрушалась о том, что Марию, переставшую быть королевой Шотландии, казнили без действительного согласия на то Елизаветы. Потом она взяла знаменитые жемчуга своей кузины в свою коллекцию [198].

А Мария умерла с достоинством и силой, которых ей так не хватало в жизни. Она предстала перед палачом в ярком алом платье и вела себя так, будто ни о чем не жалела. Положив голову на плаху, Мария произнесла пророческие слова: «Загляните в свою душу и помните, что мировой театр больше, чем королевство Англия» [199].

И как же она оказалась права!

Покойный Генрих VIII мог бы гордиться поступком своей дочери, которой удалось избежать обвинений в казни кузины. Но Елизавета дала Филиппу II повод, которого он так долго ждал. После «убийства» католической королевы у него появилась причина напасть на Англию.

Всегда нанимайте пиратов

Наконец «Английское Предприятие» могло начаться.

План был относительно простым. Испания построит самую большую флотилию военных кораблей – Непобедимую армаду, – которые перевезут десятки тысяч солдат. Войска захватят Англию и свергнут королеву, положив тем самым конец английскому пиратству и вернув Англию в лоно католической церкви. На массивные испанские суда предстояло погрузить солдат, лошадей, пушки, оружие и, разумеется, золото. Филипп собирался не просто воевать, это должна была быть война до последнего патрона. Размах плана был эпическим. Король опустошил казну и леса Испании, чтобы Армада стала реальностью.