Журнал Наш Современник №6 (2003)

Однако, несмотря на все перечисленные выше дополнительные факторы по приданию устойчивости американской гегемонии, З. Бжезинский с самого начала был преисполнен пессимизма по поводу судьбы одинокой сверх­державы. Он первый среди теоретиков атлантизма произнес эти роковые слова, и они сразу же стали популярным афоризмом среди геополитиков: “После последней мировой сверхдержавы”*.

Так было положено начало дискуссии о том, как продлить век амери­кан­ского могущества. В рамках этой дискуссии был дан точный и ясный анализ главных факторов, дестабилизирующих американскую гегемонию. Исследование этих факторов и привели стратегов Пентагона к формированию концепции “управ­ляемого хаоса”.

Что же дестабилизирует империю?

Во-первых, имперской мобилизации Рax Americana мешает демократия. Нигде и никогда в истории популистская демократия не достигала мирового господства. Погоня за абсолютной властью несовместима с демократическими устремлениями. Об этом свидетельствуют и опросы общественного мнения: только 13% американцев выступают за то, что “как единственная оставшаяся сверхдержава США должны оставаться единственным мировым лидером в решении международных проблем”. Подавляющее большинство американцев (74%) предпочитают, чтобы “США в равной мере с другими государствами решали международные проблемы”**.

Во-вторых, по мере того как США все больше становятся обществом, объединяющим многие культуры, им труднее добиться консенсуса по внешнеполитическим вопросам, кроме возникновения ситуации общей внешней угрозы национальным интересам. Такой консенсус существовал в США во время Второй мировой войны и даже в годы “холодной войны”. Не в последней мере той же цели служит агрессия против Ирака.

В-третьих, доминирующая в США массовая культура больше тяготеет к развлечениям и гедонизму, что привело к явному падению патриотических чувств. СМИ играют здесь очень важную роль, формируя у людей сильное отвра­щение к применению силы, если оно влечет за собой даже незначитель­ные потери.

Вывод напрашивается сам собой: для того чтобы Рax Americana не разва­лилась под тяжестью трех этих дестабилизирующих факторов, необходимо срочно нивелировать их новой геополитической стратегией Вашингтона. З. Бже­зинский написал об этом более обтекаемо, но каждый вдумчивый читатель может обнаружить его глубокое внутреннее беспокойство между строк: “необходимо создать геополитическую структуру, которая будет способна смягчить неизбежные потрясения и напряженность, вызванные социально-политическими переменами, в то же время формируя геополитическую сердцевину взаимной ответственности за управление миром без войн”***.

В поиски новой американской геополитической стратегии включились все “мозговые центры” Пентагона, и постепенно обозначилось несколько основных моделей решения проблемы. Все они так или иначе были апробированы в американской внешней политике последнего десятилетия:

— достижение геополитического равновесия с помощью стратегии под­держки гегемоном в каждом из международных центров силы второй по значимости страны против регионального лидера (Британии против Германии, Украины против России, Аргентины против Бразилии, Пакистана против Индии, Японии против Китая);

— в центральном геополитическом балансе сил создание преобладающих коалиций по “правилу Бисмарка”: “постарайся быть среди трех в мире, где правит баланс пяти”;

— политическое и экономическое объединение Западного полушария — Северной и Южной Америки — под эгидой США (начало этому процессу положил “саммит двух Америк” в апреле 1998 г.);

— концепция “нового изоляционизма” США: гегемон должен прежде всего заботиться о сохранении своих ресурсов и энергии, поскольку все империи прошлого погибли от “перенапряжения сил”;

— создание внутри западной цивилизации более сплоченной “коалиции англо­саксов” — тесного круга подлинных союзников, которые разделяют американские ценности (Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зелан­дия, Ирландия, островные страны Карибского и Тихоокеанского бассей­нов). Основной принцип коалиции: единый язык — единые ценности — единое прост­ранство*;

— усиление оборонной мощи: создание “оборонительного щита над Амери­кой” — ПРО стратегического масштаба, которая могла бы “закрыть” не только США, но и всю Западную Европу, Персидский залив и Восточную Азию.

Очевидно, что все перечисленные выше модели не оригинальны, были исполь­зо­ваны в прошлом разными “империалистами” — от римских цезарей до Бисмарка и Гитлера, но нигде и никогда не привели к подлинному укреп­лению и процветанию империй. И что самое главное, все эти стратегии оставляли без изменений разрушительное действие трех дестабилизирующих факторов, подрывающих основы американского имперского могущества — расслабляющий климат популистской демократии, всеобщее стремление к удовольствиям и гедонистической расслабленности и убежденность в отсутствии реальных внешних врагов у США.

И тогда геополитики обратили внимание на то, что, по данным институтов по изучению общественного мнения, американцы воспринимают внешние угрозы следующим образом:

— международный терроризм — 80%;

— применение химического и биологического оружия — 75%;

— возникновение новых ядерных держав — 73 %;

— эпидемии — 71%;

— превращение Китая в мировую державу — 57%;

— поток иммигрантов в США — 55%;

— конкуренция Японии — 45%;

— исламский фундаментализм — 38%;

— военная мощь России — 35%**.

Хочется подчеркнуть, что приведенные выше данные относятся к весне 1999 г. (сегодня угрозу международного терроризма как первую по значимости называют уже свыше 90% американцев: заработала пропагандистская ма­шина, и результаты не заставили себя ждать). Так была “найдена” и актуали­зи­рована в общественном сознании с помощью СМИ реальная угроза извне, которая могла бы стать основой для достижения американцами национального консенсуса по международным проблемам. Терроризм оказался также силой, способной стать реальным противоядием от гедонистической расслабленности и мобилизовать нацию, без лишнего шума переведя управление страной на режим военного или, точнее, предвоенного времени.

11 сентября 2001 года — день, о котором сегодня помнят все или почти все в мире. Оставим на суд историков вопрос о том, кто в действительности произвел эти теракты 11 сентября. Гораздо существеннее для понимания новой геополитической картины мира тот факт, что именно в этот день Вашингтон начал глобальную информационную операцию по борьбе с между­народным терроризмом, которая стала важнейшей частью его новой геопо­литической стратегии — стратегии “управляемого хаоса”, с помощью которой сегодня происходит новый геополитический передел мира.

Успех этой стратегии очевиден. Под риторику о необходимости укрепления национальной безопасности перед угрозой терроризма США мягко, без особого скандала вышли из американо-российского Договора по противо­ракетной обороне (ПРО), объясняя это тем, что нужны новые нетрадиционные средства защиты нации и ракеты здесь уже не помогут. Началась ускоренная модернизация американских вооруженных сил, на которую были отпущены значительные средства. Специалисты по “связям с общественностью” так обработали общественное мнение, что некоторого ограничения гражданских свобод и усиления полицейского контроля никто даже не почувствовал — наоборот, все приветствовали идею внутренней мобилизации нации.

Но подлинный успех новая информационная стратегия принесла  Вашингтону во время военной операции в Афганистане. Если операция в Югославии не нашла поддержки международного общественного мнения и военные акции американцев осуждались даже в стане союзников, то военные действия в Афганистане получили всеобщее одобрение. (Впрочем, агрессия против Ирака снова — и весьма существенно! — подпортила имидж Америки.)

Сегодня хорошо известно, что информационный конфликт составлял важней­шую часть американской операции по разгрому антиталибских сил. Накануне министерство обороны США провело ряд конференций и симпо­зиумов, посвященных стратегии и тактике информационной войны. Стратегия базировалась на массированном пропагандистском ударе с использованием всех видов СМИ при одновременной блокаде любой разоблачающей инфор­мации с места боевых действий. Основные электронные СМИ США фактически ввели жесткую самоцензуру. Ожесточенной критике и “опале” подвергались все журналисты, допускавшие “отклонения” от основной линии. Театр боевых действий можно было описывать только двумя красками — черной и белой: в виде сражения Добра и Зла, и исход этой битвы был предопределен.