Журнал Наш Современник 2008 #9

Игореша являл из себя мужика дюже осанистого, "гористого" - как гора; крупный, очень крупный с лица, с тяжелым подбородком и недовольным ртом (со спущенными уголками губ), и очень добрыми, какими-то детскими, зеленоватыми глазами; светловолосый, подстриженный, похоже, "под полубокс", с косой короткой челкой. Весу в нем было центнер с гаком, не менее (это я позже не умозрительно, а эмпирически прочувствовал); пил он на редкость смачно, увлеченно, всякий раз по полной.

"Недолитая стопка - что машина без колес, что баба без грудей, что дом без крыши", - высказался он по сему поводу. Пожалуй, эта была самая длинная и оригинальная фраза, которую я услышал от него в застолье. Многословием он не грешил. А его упоминание о доме без крыши оказалось неспроста: он труженик-строитель, прораб: целый день то на холоде, на ветру, то на жаре, - можно и расслабиться в праздник-то. К тому же здоровьем, видать, не обижен - литр, а то и полтора "на грудь" под хорошую закуску примет. Да еще при таком-то либерализме женушки!

"Должно быть, во всем у них мир и благодать, если даже в выпивке такая гармония",- подумалось мне, когда я наблюдал за ними.

- Что ж ты не пьешь-то? - по-компанейски обращалась ко мне Галочка. - Ну и что, что за рулем. Выпил бы да переночевал. С Николаем вон сколько не виделись. А остановиться и у нас бы мог. Сынишку мы к бабушке на сегодня сплавили. Места у нас в доме хватит. Ты б на наш дом поглядел. Как Игореша развернулся!… Прораб, он и дома прораб. Вон, с Николаем да Игорешей-то пропусти по стаканчику. За встречу, за Катю-именинницу…

К сожалению, выпивка и долгое гостевание у друга в мои замыслы не входили. Еще до полуночи я собирался одолеть километров сто пятьдесят пу-

ти, потом где-нибудь приткнуться, покемарить с часок в машине, и снова в дорогу: уже поутру я кровь из носу должен был быть в столице по срочным, вечным, проклятым делам. Дорога, к моей радости, оказалась вполне сносной - не разбитая и повсюду обсохлая. Мартовское солнце поднималось рано, светило ярко и уже сгоняло последнюю наледь с обочин. Ехалось поутру хорошо: трасса почти пустая.

Но это будет впереди, пока же наше застолье текло своим неизвилистым обыкновенным руслом. Тосты, анекдоты, бытийные истории, курица-гриль, самодельный, "обалденный" соус… Даже потанцевали немного. Не без того. Я потоптался на пятачке перед праздничным столом сперва с именинницей Катей, потом - с Галочкой. Невольно трогая в танце Галочку за мягкие плечи, талию, невольно "натыкаясь" на ее пышную грудь, я с некоторой вуль-гарщинкой думал: "Экая сдобная булочка!" И с приятностью наблюдал, как движутся ее толстенькие губки, как открыто, простодушно смотрят на всех ее голубые глаза, - на какую-то минутку у меня даже пробудилась зависть к Игореше.

- Зря ты сегодня едешь. Ехать в ночь - только приключений себе искать. Выпей да оставайся, - говорила Галочка.

- Боюсь, - пококетничал я. - Останусь - еще чего доброго в тебя влюблюсь. Опасно.

Галочка весело рассмеялась и легонько ущипнула меня за бок.

Наконец мы с Николаем выбрали время: уединились в кухне. Под табачный дым вошли ненадолго в светлую реку студенческих воспоминаний, в которой купаться бы да купаться! Но… После задымленной кухни я объявил честной компании, что уезжаю.

Мои слова об отъезде были приняты в штыки. Достаточно огрузлый от выпитого Игореша, который уже почти не произносил слов, а только жестикулировал, вдруг захотел со мной выпить, указывал толстыми волосатыми руками на бутылку с водкой, мол, надо разлить… хотя многократно слышал, что я нынче не пью. Галочка тоже высказала свое неодобрение: "Ну понятно, не пьешь. Нельзя. Хоть так посиди. Да лучше бы заночевал, на свежую голову в дорогу…" А Катя неуступно и хозяйски заявила: "Пока пирога с чаем не отпробуешь, не отпущу! Сама пекла, полдня у плиты стояла, а ты поехал!"

Мы опять оказались за столом вокруг слоистого, аппетитно усыпанного вишенками пирога. Игореша "под пирог" почти одну за одной пропустил пару стопок. "Н-да… " - почесал я у себя в затылке, глядя на его толстую красную шею, и вспомнил армейскую байку. Рассказал обществу:

- В полк неожиданно рано утром приезжает важный проверяющий, реальным прототипом этого проверяющего, говорят, был маршал Батицкий, мужик по комплекции вроде Игореши. Выстраивает офицеров на плацу и диву дается. Офицеры все помятые, движутся как сонные мухи, лица опухшие, глаза с похмелья красные. "Да вы что, товарищи офицеры! - возмутился проверяющий. - Разве так можно? Выпил грамм восемьсот - и остановись!"

Все рассмеялись. Игореша тоже растянул в улыбке рот. По моим прикидкам, Игореша уже приговорил литр.

- Домой-то доберетесь? - тихо, по секрету, спросил я Галочку, указав на ее мужа.

- Не впервой! - беспечно усмехнулась она.

Вот и пирог с чаем был с благодарностью к хозяйке откушан, я опять засобирался в дорогу. Впрочем, все наше застолье распадалось. Галочка и Игореша тоже пошли в прихожую собираться восвояси.

- Может, подбросишь нас? Тут недалеко. Тебе как раз по дороге. Мы б и сами дошли, да тропки сегодня скользкие, - обратилась ко мне Галочка.

- Какой разговор! - безусловно согласился я.

Игорешу пошатывало, даже очень прилично пошатывало, но коленей он не гнул, держался набыченно, угрюмо, водил по сторонам простодушными, но остекленевшими глазами. А говорил уж совсем плохо, неразборчиво. В ос-

новном мычал, округлял глаза и водил руками, что-то изображая или о чем-то прося. Галочка на него не только не сердилась, но и с полуслова, с полужеста, с полумычания угадывала его озабоченность и откликалась на нее. Стоило ему чуть приподнять ногу, и Галочка тут же улавливала: мужу надо обуваться; стоило ему мотнуть, как быку, большой угрюмой головой, и Галочка тут же понимала, что мужу потребовалась шапка. Кстати, Игорешу обула сама Галочка и завязала ему шнурки на ботинках. При этом она ничуть не стыдилась перед нами своей бабьей услужливости. "Истинно, легкий характер! - думалось мне, когда я наблюдал, как она, присев на корточки, зашнуровывает ему ботинки. - Другая бы стала ли при народе-то!… Это и к лучшему, что я им подвернулся. Подброшу до дому, а то где-нибудь этот кабан свалится - мучайся, несчастная женщина".

Уже собранный, в застегнутом Галочкой пальто, в надетой Галочкой шапке, перед самым уходом, Игореша еще запросил водки. Он сделал это безголосо: большим и указательным пальцем "отмерил", что нужно еще столько… И даже тут Галочка не стала усмирять мужа, а, напротив, живо откликнулась на жест:

- Посошок хочешь повторить?

- Конечно-конечно! Даже обязательно повторить! - подхватили хозяева.

С подмогой Галочки, но на своих ногах Игореша добрался до моей машины во дворе дома и был помещен на заднее сиденье. Я завел двигатель для прогрева, включил в салоне "на полную" печку и выбрался из машины, чтобы постоять с друзьями "на дорожку".

Уже наступила ночь. Красивая, звездная, мартовская ночь с хрупким воздухом: где-то хрустнет тонкий ледок, где-то в тишине разнесется скрип карниза под тяжестью сосулек, обледенелая ветка тихо ударит такую же обледенелую сестру. Всё прихватило морозцем. Я любовался звездным небом, желтыми, скромными и теплыми окнами провинциального Стрижевска, затерянного в высоких сосновых лесах, глубоко вдыхал чудный здешний воздух. На душе было легко: таки заехал к другу, а то все дела, дела, дела, а жизнь-то - штука конечная. Мы обнялись с Николаем на прощание, Катя чмокнула меня в щеку, напутствовала, чтоб их не забывал.

Когда мы с Галочкой сели в машину: я - за руль, она - рядом, - услышали храпоток Игореши.

- Эх ты! - воскликнула Галочка с некоторой досадой. - Разморило его, уснул. Обычно он до дивана дотягивает… Ну ничего, растолкаем. Наутро Игореша самогоночкой восстановится. Свекор прекрасную гонит… Поехали!

Игореша с полуоткрытым ртом похрапывал, свалив свою большую голову на край спинки сиденья.

Езды оказалось - рукой подать, метров пятьсот, не больше: городок Стри-жевск компактен. Игореша и Галочка жили в аккуратном, из красного кирпича, одноэтажном доме с мезонином. Крыльцо под коньковой крышей с резной отделкой, калитка из витого металла. В пристройке - гараж. Словом, небольшой современный особнячок. Игореша, видать, по трезвости был мастеровит. Подъехать, однако, к калитке не удалось. От дороги до калитки пролегла лишь узенькая тропинка, по краям которой лежали внушительные сугробы; фонарь на уличном столбе красиво подсвечивал мерцающий иней наста на этих сугробах. Подъезд к гаражу тоже не был расчищен. Галочка объяснила, что "по зимам" Игореша на своей машине не ездит: "особо-то и некуда".