Русская жизнь. Родина (август 2008)

Исключительный героизм защитников Петропавловска-Камчатского побудил к действиям выдающегося государственного деятеля Муравьева. И это дало замечательный эффект. По сути, именно он и стал главным итогом Крымской войны. Какое нам сейчас дело до того, что по Парижскому мирному договору, венчавшему эту войну, русский царь утратил право на покровительство православным подданным турецкого султана? Нет уже ни царя, ни султана, ни турецкого владычества над Сербией, Болгарией и Македонией (именно их жители и были теми самыми православными подданными). Что с того, что мы на 20 лет утратили возможность иметь флот на Черном море, ведь это даже не помешало нам выиграть следующую войну у Турции в 1877-1878 гг.? Какое вообще это имеет значение спустя полтора века? Тем более, что за это время мы без всякой войны потеряли Севастополь. Зато дальневосточные территории остаются с нами до сего дня.

Вопрос, правда, в том, навсегда ли они с нами. Часто создается впечатление, что мы не можем удержать свои территории за Уралом. Это мы забыли Муравьева, а китайцы его помнят, для них он исчадие ада. И подписанные благодаря ему Айгуньский и Пекинский договоры - несправедливые и неравноправные.

Главное же не в китайских исторических концепциях, а в том, что русским, кажется, ничего этого теперь не нужно. Даже самые патриотичные дальневосточники и восточные сибиряки называют Россией то, что находится к Западу от Урала. И стремятся в эту Россию переехать. Или хотя бы отправить туда детей. И если эта тенденция не изменится (а пока к ее изменению нет никаких предпосылок), то именно тогда мы и проиграем Крымскую войну окончательно и бесповоротно.

* СЕМЕЙСТВО *

Евгения Пищикова

Черный рис и серебряный иконостас

Без веры: бытовое язычество

I.

В двадцать пять лет Мария Селенко сняла венец безбрачия. Рановато, конечно, энерготерапевт Василий Вятский (который проводил обряд) так и говорил: «Рановато»; но все подруги уже были замужем, самой же Марии не везло - ни одного внятного романа за самое драгоценное, дышащее весной, десятилетие. Уже и институт был закончен, и офисная жизнь началась. С пятнадцати годков ждала Маша суженого, приходили же разнообразные не те. Главное, быстро уходили. Но вот решилась Маша на проведение важного ритуала, и двух лет не минуло, как пожалуйста - свадьба. Красивая августовская свадьба, наиглавнейшее семейное торжество.

Маша стоит посреди комнаты в корсаже от свадебного платья (жемчуг, розы) и в нижних юбках. Вокруг нее собрался семейный женский ареопаг, решается важная проблема - снимать ли крестик, если к платью куплено ожерелье. Крестик у Маши красивый, золотой, а с ним еще соседствует золотая книжечка с молитвой на благополучие, купленная в «Магазине на диване». Так покрепче будет, с молитвой-то. Ожерелье, плюс крестик, плюс книжечка вместе никак не смотрятся. Мама за то, чтобы крестик и ковчежец не снимать, Маше же хочется стиля. Хочется надеть бусики. По законам высокого стиля бусики должны в одиночку украшать зону декольте. Но есть еще законы сбережения семейного благополучия - и маме с тетушками все кажется, что крестик снимать в такой день как-то не очень. Не дурной ли это будет знак?

В церковь Мария сегодня не едет. Сегодня светская свадьба, ЗАГС.

Повенчаться молодые решили через год, когда станет окончательно ясно, крепок ли союз, и работа притирки характеров будет произведена. Так поступают многие - к венчанию принято относится и более серьезно, и менее серьезно, чем к ЗАГСу. Вроде бы церковный развод - грех, и хочется большей уверенности друг в друге. Но в то же время покой, закон (замуж взяли) начинается не с храма, а с Дворца бракосочетаний.

Между тем подруги невесты уже расстелили на подъездных ступенях ковровую дорожку, а друзья жениха сделали кыш узбеку-уборщику, чтоб не болтался возле свадьбы со своей поганой тележкой. Собираются зеваки - не у паперти, так у подъезда. Вот измученный бездельем маленький мальчик тянет прохожую бабушку на детскую площадку, а та, обмахиваясь совочком, не отходит от группки любопытствующих: «Погоди, Денисочка, выйдет сейчас из дверей тетенька в беленьком, и пойдем!». Мальчик мается. Вдруг Денисочка вырастет писателем? Тогда - я знаю - он напишет не какую-нибудь там печальную «Женщину в белом», а кровавый мистический триллер «Тетенька в беленьком». Но освобождение близко: уже подруги бьют на дорожке тарелку и, смеясь, топчутся на осколках - невеста должна на радость свекрови чисто подмести натоптанное. Каравай и рушник уносят в машину - хлеб-соль молодым принято подносить после ЗАГСа. Обряд старинный, народный, с языческой плотской подкладкой, но в нем произведены кое-какие позднейшие изменения. Нынче считается так: не тот из новобрачных, кто первый ступил на ткань возле аналоя, будет главенствовать в семье, а тот, кто откусит самый большой кусок от каравая. Не все же венчаются! А укусить всякий может. Итак - каравай несут из дома, а вот парадную икону, заказанную к свадьбе («Глядите, на кипарисе, в серебряном окладе - самую дорогую взяли», - шепчутся зрительницы), напротив того, несут в дом - благословлять молодых.

Между тем из подъезда выбрасывается одна из невестиных тетушек и бежит в магазин. Что случилось? С рисом беда! Ну, с рисом, которым будут обсыпать молодых по выходе из Дворца. Купили (что же жалеть денег в такой-то день) самый дорогой, а он оказался черным, дикорастущим! Вот они, московские-то торговые понты. Разве подойдет для обсыпания черный дикий рис?

Подумали, и от греха подальше послали тетушку в ближайшую лавку за белым и культурным.

Обсыпание зерном - почтенный в своей языческой древности обычай. Эллинские брачные обряды, римские луперкалии, бесстыдная, земляная, старая как мир, магия плодородия - вот откуда прорастает культурный рис. Может ли не волновать сердца этот архаический жест - горсть зерна, брошенная под ноги молодой женщине, юной жене. Но что-то мне подсказывает, что домочадцы и гости семьи Селенко не переживают свадебный обряд, как «созданную веками и глубокую по своему содержанию народную драму» (М. Рыльский).

Семья Марии Селенко - почтенная городская семья, даже и не без образования. Домочадцы считают себя верующими, религиозными людьми - не они ли этой зимой пять часов отстояли на морозе в очереди за крещенской водой? У папы в машине, сразу за ветровым стеклом - маленький автомобильный иконостас. Между тем духовная их жизнь удивительно запутана - не только бытовое православие и бытовое язычество уживаются в их сердцах (это как раз давний союз, можно сказать - традиционный); но отыщется и советское гражданское язычество, и мистические экстазы, воспринимаемые ими как часть научного миропонимания. Держится же все их умственное домохозяйство на двух основополагающих переживаниях, двух столпах. Это моление о благополучии и страх. Не о плодородии думают они, обсыпая молодых зерном, и не о благочестии, заказывая дорогую икону.

Вся семья думает о благополучии. А исконно языческого в их картине мира - только страх. Свадьба - это слишком хорошо, чтобы можно было не бояться какого-нибудь подвоха. Как бы чего не случилось… Не совершить бы какую-нибудь ошибку. Не вызвать бы горнего недовольства. Как обойтись без умилостивительных ритуалов? В этой боязни есть что-то от прекрасного эллинского язычества, от идеи нравственного равенства людей с богами и потому оправданной опасности вызвать, в случае жизненной удачи, ревность олимпийца. «Всякое божество завистливо и вызывает у людей тревоги» (Геродот).

А вот снятие венца безбрачия языческим действом Селенки не считают. Это - современная практика, это научный эксперимент. Да, да, да. Тут, если хотите, даже и научная картина мира. Не все силы, действующие в природе, наукой описаны и поняты. Имеются пока некие теоретические лакуны, но на практике можно использовать эти силы во благо человека. А вы разве не смотрите «Битву экстрасенсов» по ТНТ? Да, ведь и профессор Госьков, действующий ученый, заведующий кафедрой информационных технологий АлГТУ во вчерашней только «Жизни» писал, что с точки зрения науки венец безбрачия - сверхмощный негативный энергетический импульс с определенной программой действия. Даже и энерготерапевт Вятский объясняет свою работу с позиций самых современных: женщина с венцом безбрачия - самолет-невидимка. Как локатор не видит самолет-невидимку, так и сексуальный локатор мужчины не ловит увенчанную этим безобразием даму.