Поводыри украинского сепаратизма. Конспирология «самостийничества»

Ближайшим последствием нещадной эксплуатации Русского населения Галичины был хронический голод. О нем подробно писал в своей книге «Нищета Галиции в цифрах», вышедшей во Львове в 1888 г., польский промышленник и общественный деятель, депутат галицкого сейма и австрийского парламента Станислав Щепановский. В частности, он отмечал, что в среднем галичане питаются хуже, чем обитатели английских приютов для нищих, а так как определенная часть населения Галиции все-таки обеспечивает себя нормальным питанием, то положение остальных жителей в этом отношении является совершенно бедственным. Свои выводы Щепановский основывал на сравнении динамики роста населения Галиции и Королевства Польского (входившего тогда в состав России). Если в 1860 г. население Галиции и Королевства Польского было почти одинаковым, составляя по 4,8 млн чел., то через 27 лет (1887), при одинаковом уровне рождаемости, в Королевстве проживало 8,0 млн, а в Галиции 6,4 млн жителей. Исключив фактор эмиграции, Щепановский установил, что за 27 лет в Галиции умерло на 1,5 млн чел. больше, чем в российской Польше. Австрийские власти объясняли высокую смертность в Галиции эпидемиями, но Щепановский отметал подобный довод: «разве надо искать истолкование в эпидемиях, а не в доказанном недостатке питания, в недостатке заработка и неслыханно слабо развитом производстве. Это значит, только другими словами, в нищете, в голоде, в голодной смерти. От нищеты, следовательно, погибло у нас за 27лет 1.500.000 человек, которые бы выжили, если бы у нас имели такой же заработок, какой имеют люди по ту сторону границы». Рассчитал Щепановский и погодовую иену в человеческих жизнях нещадной эксплуатации галичан: «голодная смерть по крайней мере 50.000 человек в год» [189].

Казалось бы, присвоившие себе имя «украинцев» во имя «национального возрождения» обязаны стать на защиту той части населения, от имени которой взялись выступать. Ничуть не бывало! В случае с «украинцами» всё обстояло как раз наоборот. Замечание социалиста и интернационалиста И. Франко о «сословии евреев-паразитов» никак не соприкасалось ни с практической деятельностью «украинцев», ни с их задачами. Предатели и отщепенцы не только не боролись с угнетателями своего народа, но, наоборот, вступили с ними в самый тесный сговор.

На еврейскую заинтересованность в становлении украинского сепаратизма неоднократно указывал видный деятель сионистского движения, основатель вооруженных еврейских формирований «Гагана» и «Бейтар» Зеев Жаботинский (1880–1940). Не скрывал он и цели, которая при этом преследовалась: разделение русских на возможно большее количество «народностей» и тем самым всемерное ослабление этнического ядра России — русской нации. Поданным всеобщей переписи 1897 г. русские составляли 65,5 % населения Российской Империи, т. е. абсолютное большинство (для сравнения: поляков было 6,4 %, евреев — 3,9 %). «Наоборот, если малороссов и белорусов считать отдельными народностями, — писал 3. Жаботинский, — то господствующая национальность сама оказывается в меньшинстве (43 проц.) относительно остального населения, а в соответствии с этим изменяются все виды на будущее. Поэтому можно смело утверждать, что решение спора о национальном характере России почти полностью зависит от позиции, которую займет тридцатимиллионный украинский народ» [190].

Уроженец Одессы Жаботинский не только сформулировал идею по превращению 30 миллионов русских в «украинцев», но и развил в дореволюционную эпоху кипучую деятельность по распространению ее как в России, так и за рубежом. Являясь способным публицистом, он посвятил данной теме десятки статей, и все они старательно тиражировались сепаратистскими изданиями, например, «Украинским вестником», выходившем в Петербурге под руководством Михаила Грушевского. Несколько позднее, когда в 1912 г. в Москве Симоном Петлюрой был основан журнал «Украинская жизнь», Жаботинский установил и с ним самые тесные связи. В каждом номере этого журнала имя Жаботинского было обозначено в перечне постоянных сотрудников. Интенсивные контакты поддерживал этот сионист и с другими лидерами сепаратистов. Известный украинский деятель Евгений Чикаленко отмечал в своем дневнике (12 января 1911): «Вчера приезжал из Одессы В.Е. Жаботинский, известный сионистский публицист. Приехал он нарочно (в Киев), чтобы найти взаимопонимание с рулевыми украинской прессы. На собрании украинского клуба в долгой и чудесной речи он доказывал, что устремления евреев-сионистов и вообще евреев-националистов вполне идентичные с устремлениями украинцев. И у них пока что одинаковые задачи и одинаковые враги… А в связи с этим нам надо координировать нашу деятельность… Жаботинский обещает, что сионистская пресса, которая издается на жаргоне, а также на староеврейском и русском языках, будет проводить мысль, что евреям надо обратить внимание на украинцев и украинское движение» [191].

И евреи не только «обратили внимание» на украинское движение, они вдохнули жизнь в этот мертворожденный проект. Именно благодаря еврейским информационным ресурсам, украинский сепаратизм в России получил известность и даже сумел завоевать определенные политические позиции. Тот же Жаботинский, являясь одним из лидеров мирового сионизма, обладал широкими возможностями для того, чтобы придать теме «закабаленного украинского народа» международный характер. И она, действительно, зазвучала в Вене, Берлине, других европейских столицах. Русский посол в Вене М.Н. Гире сообщал в Петербург (1912): «За самое последнее время в газетах и журналах (австрийских) все чаще появляются статьи, разъясняющие публике, что такое украинцы, а что малороссы… От чтения этих статей остается впечатление, будто Малороссия своего рода Польша, покоренная Россией окраина, не примирившаяся со своей неволей и ждущая лишь случая, чтобы освободиться от русского владычества» [192]. Так что не зря старался Зеев Жаботинский. Современный израильский историк Израиль Клейнер в своей статье о жизни Жаботинского особенно отмечает его публицистику, посвященную «украинскому вопросу»: «Можно смело утверждать, что этот цикл статей является беспрецедентным в мировой журналистике образцом длительной борьбы представителя одного народа за национальные права другого» [193]. Впрочем, истинный смысл борьбы своего соплеменника Клейнер, конечно, затушевал. Не за «права другого народа» ратовал сионист Жаботинский, поддерживая украинский сепаратизм, а за раскол русской нации и расчленение России. И, следует признать, преуспел в этом деле.

Орудовал он здесь не один. Его соплеменники активно принялись внедрять в жизнь разработанные Жаботинским идеи. Пример подобной подрывной работы дает В.Н. Перетц (1870–1935). Выпускник историко-филологического факультета Петербургского университета, где защитил магистерскую, а затем и докторскую диссертации, он после своего переезда в Киев (1903) внезапно преобразился в «щирого украинца». Занимая должность профессора русского языка и русской словесности в университете Св. Владимира, Перетц вдруг «начал помещать статьи на “мове” в записках “Товариства имени Шевченка ” и распространять руководящие идеи украинского движения между студентами и курсистками. Он, между прочим, на радость украинцам, пустил в оборот противоречащую всей истории и диалектологии русского языка теорию о том, что “украинская мова” не принадлежит-де к группе русских наречий, а находится в ближайшем сродстве с сербохорватским языком, так как она-де сформировалась еще в VIII и IX веках, когда “украинская ” народность жила в непосредственном соседстве с народностью сербохорватской на равнинах нынешней Венгрии; потом-де пришли угры (венгры) из-под Урала и разделили обе народности, оттеснив сербохорватов к югу, а “украинцев” — к северу». Но теоретическими наработками этот профессор не ограничился: «Следует признать, что, будучи талантливым преподавателем, В.Н. Перетц не менее содействовал успеху украинского движения среди учащейся молодежи в предвоенную и предреволюционную эпоху, чем в свое время В. Б. Антонович» [194]. Интересно, что В.Б. Антонович (1834–1908), по собственному признанию, являлся «польским шляхтичем» и в начале своей украинофильской деятельности лишь выражал надежду, что когда-нибудь «украинцы признают меня сыном своего народа» [195]. Со временем, конечно, признали. Но преемственность «украинского дела» весьма красноречивая: от поляков — к евреям.