Знак Z: Зорро в книгах и на экране

В эпоху «холодной войны» в советский прокат попадало куда меньше американских фильмов, чем западноевропейских (хотя и тех-то было немного), так что в отсутствие большого выбора почти на четверть века главным Зорро советского и российского экрана стал популярный француз Ален Делон. Конкурентов у него не имелось, хотя во второй половине семидесятых в ручеек импортной кинопродукции каким-то образом просочился мексиканский фильм «Большое приключение Зорро». Однако, по компетентным оценкам подростков, Родольфо де Анда рядом с Делоном и рядом не стоял. Такой оценки придерживался и я, московский школьник, неоднократно переживавший за жизнь и судьбу Зорро-Делона на дневных сеансах в полупустом «красном» (был еще и «синий») зале кинотеатра «Пламя», что располагался в цокольном этаже сталинской высотки на Красной Пресне.

Вряд ли причины, по которым Зорро появлялся на советском экране только эпизодически, а в «телевизоре» и на книжных полках вовсе отсутствовал, имели исключительно идеологическую природу. Похождения черного калифорнийского всадника казались партийной пропаганде совсем уж вторичными по сравнению с куда более мощной традицией других приключенческих классиков вроде Александра Дюма и Жюля Верна. Сказывалась и общая культурная закрытость СССР, а типаж благородного героя — беззаботный разбойник-сердцеед в черной маске — не слишком-то соответствовал тем примерам для подражания, которые использовались для воспитания советской молодежи.

Однако в тот же период, в середине семидесятых годов, калифорнийская тема неожиданно громко прозвучала в Москве. В 1976 году в Театре имени Ленинского комсомола состоялась премьера рок-оперы Алексея Рыбникова «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты». Стихотворное либретто по мотивам драматической кантаты чилийского поэт Пабло Неруды написал знаток испаноязычной литературы Павел Грушко. Чилийская тема — вскоре после кровавого переворота генерала Пиночета — была популярна в политической Москве, фигура Нобелевского лауреата коммунистических убеждений в качестве автора молодежной постановки сомнений не вызывала. Либеральной советской интеллигенции хотелось отыскать «наш ответ» «Иисусу Христу — суперзвезде», в этом направлении в ту пору работали и автор первой советской зонг-оперы «Орфей и Эвридика» Александр Журбин, и сочинитель концептуальной рок-музыки Давид Тухманов.

Грушко, писавший фамилию Мурьета с одной «р» и одной «т», переработал откровенно политическую поэму Неруды, придав ей, по словам самого автора, «более экзистенциальную окраску». В центр действия поставлена история любви и мести, развивавшаяся на фоне путешествия бедных чилийцев на золотые калифорнийские прииски в начале 1850-х годов. Все это окончилось кровавыми столкновениями с белыми старателями, социальный характер противостояния и помог протащить рок-оперу через рогатки партийной цензуры. Спектакль «о яростном сердце чилийца» с инструментальным сопровождением ансамбля «Араке» пользовался в Советском Союзе невероятной популярностью и выдержал более тысячи представлений. Звуковая дорожка «Звезды и Смерти…» вышла двойным диском-гигантом миллионным тиражом. В 1982 году режиссер Владимир Грамматиков снял в Крыму одноименный художественный фильм с модным в ту пору молодым красавцем Андреем Харитоновым в главной роли и Александром Филиппенко в облике Смерти. Харитонов, кстати, по типу внешности вполне подошел бы и для Зорро, но образ благородного разбойника советских мастеров культуры заинтересовать не мог, ведь у страны хватало своих неуловимых мстителей. Годом позже «Ленком» поставил еще один музыкальный спектакль на американскую тему, «„Юнона“ и „Авось“» по поэме Андрея Вознесенского, о любви русского моряка и калифорнийской девушки Кончиты.

Появление кровавого бандита Мурьеты в облике молодого бунтаря в центре социалистической Москвы оправдано еще и популярным клише латиноамериканского героя, обязательно романтичного и непременно трагического. Интерпретации этого единого образа, конечно, могут быть самыми разными и модифицируются до сих пор. В 2006 году «латинская комедийная труппа» «Culture Clash» поставила в одном из лос-анджелесских театров спектакль под названием «Зорро в аду», где по ходу пьесы возникает сатирический образ кубинского революционера Че Гевары в черной маске калифорнийского разбойника и с буквой Z на знаменитом берете вместо пятиконечной красной звездочки. Может быть, горячие латинские парни, которым уготован статус поп-икон вне зависимости от того, существовали ли они в действительности или были рождены художественным воображением, просто шли разными путями борьбы за справедливость и использовали для победы разные методы? Массовая культура легко способна примирить Зорро, Хоакина Мурьету, Че Гевару, записать их в один отряд бойцов за народное счастье. Джонстон Маккалли развлекал читателей, используя авантюрный жанр для рассказа о том, как складывалась новая американская цивилизация. Романтический спектакль театра «Ленком» был про классовую борьбу. Труппа «Culture Clash» остроумно обыграла болезненные проблемы современных США, «культурное столкновение» Californians и Californios времен повальной борьбы с терроризмом. Характер вызовов и угроз с той поры, когда американский писатель шотландского происхождения написал бульварный, не претендующий на то, чтобы войти в вечность, роман о молодом калифорнийском дворянине испанской крови, стал другим. Не изменился, однако, Зорро. Его сердцу по-прежнему неведом страх. Его клинок и теперь не знает жалости к негодяям. Его душа все так же исполнена благородства. Знак его подвигов остается прежним: росчерк рапиры в виде буквы Z.

Зорро непобедим и бессмертен, потому что черный цвет его плаща и маски — это цвет торжества Добра.