Письма

2-я половина июня 1826 года

Третьего дни получил от Муханова это письмо и по первой почте тебе посылаю его, милый Пушкин. Что ж ты не присылаешь "Цыган", мы бы издали их? Плетнев тебе кланяется, он живет теперь на Кушелевой даче, верст 7-мь от городу, и я довольно редко с ним видаюсь. Его здоровье очень плохо {1}. Теперь, кажется, начало поправляться, но до сих пор мы думали и его проводить к отцу Ломоносову. Баратынский другим образом плох, женился и замолчал, вообрази, даже не уведомляет о своей свадьбе {2}. Гнедичу лучше, он тоже живет на даче и тебе кланяется. В комнатах, в которых он живет, жил в последнее время Батюшков {3}. До сих пор видна его рука на окошках. Между прочим, на одном им написано: "Есть жизнь и за могилой!" {4}, а на другом: "Ombra adorata!" {"Возлюбленная тень" (ит.). – Ред.} {5}. Гнедич в восторге меланхолическом по целым часам смотрит на эти строки. – Вяземский у меня был в проезд свой в Ревель. Он сказал мне, что он уверил Василия Львовича, что: "Ах тетушка, ах Анна Львовна" написано мною {6}, и тем успокоил его родственную досаду. Мы очень смеялись над этим. Отец твой ничего об этом не говорил и не говорит. Тебе напрасно его оклеветали. Из "Онегина" я взял то, что ты мне позволил, только у меня и переписано было, проч. у Вяземского. Что ты не издаешь его? Ежели тебе понадобятся деньги гуртом, продай его мне и второе издание твоих поэм. Только цензура пропустит их, деньги ты получишь. От "Эды" деньги скоро накопятся. Отдам их Плетневу или кому велишь. Прощай, душа моя, будь здоров и вспоминай обо мне.

Весь твой Д.