Полигон воображения

Вспомним, что это было за время. Канун второй мировой войны, предчувствие ее, понимание все большим числом американцев, что на своем континенте отсидеться не удастся. Страх уже давно гостил в сердцах людей; и вот - жуткий реализм постановки. Напряженные нервы не выдержали.

"Тысячи перепуганных людей,-пишет известный американский астроном Дж. Мензел, - готовились к эвакуации или горячо молились о спасении. Некоторые считали, что на страну напали немцы или японцы. Сотни призывали к себе родных и друзей, чтобы сказать им последнее прости. Многие просто бегали как угорелые, сея панику, пока., наконец, не узнали, в чем дело.

В полицию непрерывно звонили люди, взывая о помощи: "Мы уже слышим стрельбу, мне нужен противогаз! - кричал в трубку какой-то житель Бруклина. - Я аккуратно плачу налоги". Дороги и телефонные линии в течение нескольких часов были забиты- до отказа".

Вот так. Дж. Мензел предполагает, что, если бы сейчас повторить эксперимент, результат был бы тем же самым.

Как мы видим, первый серьезный контакт людей с марсианами окончился плачевно и для тех и для других. Можно даже сказать, что марсиане отделались дешево. Правда, они все сдохли, но ведь их и не было, а вот люди переживали на самом деле.

Уэллсовские марсиане вызвали массу продолжений и подражаний, не говоря уже о более глубоком влиянии на фантастику нашего времени. Так, например, явное подражание "Войне миров" - переведенный у нас роман английского писателя Джона Уиндэма "День триффидов", в общем-то по своим идеям и не шагнувший дальше "Войны миров".

Куда более любопытны два произведения советских авторов.

В обоих случаях это вполне самостоятельные работы и их связь с Уэллсом - внешний литературный прием. В книге А. и Б. Стругацких "Второе нашествие марсиан" эта связь вообще не распространяется дальше заголовка. Повесть Стругацких выходит за рамки нашего обзора, потому что в ней марсиане и Марс, собственно говоря, не участвуют, они действуют где-то за горизонтом и служат лишь поводом для того, чтобы прибавить несколько мазков к групповому сатирическому портрету земного мещанства. "Завоевать" эту категорию человечества нетрудно, не нужны ни тепловые лучи, ни черный газ. Жратва и звонкая наличность действуют вполне эффективно.

Памфлет Л. Лапша с длинным стилизованным названием "Майор Велл Эндъю, его наблюдения, переживания, мысли, надежды и далеко идущие планы, записанные им в течение последних пятнадцати дней его жизни" представляют собой, если хотите, развитие "Войны миров". Перекличка здесь не только сюжетная. Ведь роман Уэллса тоже во многом памфлет, в котором писатель заклеймил тупую и бесчеловечную силу, называемую Агрессией. Исследователи творчества Уэллса неоднократно отмечали, что между его марсианами и атакованной ими цивилизованной Европой те же взаимоотношения, что и между цивилизованной Европой и колониальными странами. Тепловые лучи так же относятся к пушкам, как пушки к дротикам.

Будем продолжать эту аналогию. Завоевание колоний было сильно облегчено "благодаря" местным коллаборационистам, пошедшим на службу к захватчикам.

В романе Уэллса приведен такой диалог между рассказчиком и артиллеристом: "- Быть может, марсиане воспитают из некоторых людей своих любимчиков, обучат их разным фокусам, кто знает? Быть может, им вдруг станет жалко какого-нибудь мальчика, который вырос у них на глазах и которого надо зарезать. Некоторых они, быть может, обучат охотиться за нами...

- Нет! - воскликнул я. - Это невозможно. Ни один человек...

- Зачем обманывать себя? - перебил артиллерист. - Найдутся люди, которые с радостью будут это делать. Глупо думать, что не найдется таких..." Итак, Уэллс допускал подобную возможность, хотя он и не "рискнул" дать образ человека, ставшего на сторону питающихся человеческой кровью чудовищ.

"Упущение" Уэллса восполнил Л. Лагин. Его майор Велл Эндъю - это, так сказать, Предатель с бoльшой буквы. Потомственный английский аристократ из "твердолобых", первую гнусность он совершает, спасая свою шкуру, но очень быстро становится предателем с убеждениями, то есть еще более гнусным. Кажется, даже сами марсиане с некоторым изумлением разглядывают столь необыкновенный образец человеческой породы.

Велл Эндъю быстренько конструирует нехитрую философию, долженствующую оправдать его поведение. Он мечтает ни много ни мало о том, как бы с помощью марсиан создать Объединенное государство, которым он и ему подобные будут бесконтрольно управлять.

Марсиане, с железной классовой логикой рассуждает он, отнюдь не заинтересованы в полном или даже более или менее серьезном истреблении человеческого рода. Мне скажут: они питаются человеческой кровью. Правильно, питаются. Но именно по этой причине они и заинтересованы в сохранении человечества как своей питательной базы. Да и много ли им в конце концов потребуется для этой цели людей? Тысячи. Ну, сотни тысяч.

Пусть даже, на самый крайний случай, несколько миллионов голов. Объединенное государство с лихвой обеспечит им это количество за счет политических преступников и цветных. Зато какой прогресс в укреплении порядка!

Под страхом попасть в щупальца марсиан мы в несколько недель добьемся идеального дисциплинирующего эффекта и внутри страны и в колониях..." Он уже заранее ненавидит и боится этих людей "пищевого назначения", которые могут помешать его "далеко идущим планам". Он по собственной инициативе посылает на смерть тех, кто пытается организовать сопротивление, мало того, он измывается над ними, что тоже очень характерно для подобных типов. И в особое исступление его приводит тот факт, что эти люди умирают с гордо поднятой головой, что даже и среди его собственного класса находятся герои, предпочитающие смерть в бою позорному рабству.

Стакан теплой человеческой крови, который преподносят с барского стола своему прихвостню новоявленные властители в знак признательности, - удачно найденная деталь, завершающая образ этого негодяя. И он пьет кровь своих жертв - здесь метафора доведена до реального воплощения, - пьет в общем даже с наслаждением. К черту предрассудки: "Нет ничего красивей и благородней... завоевателя." В переводе на русский имя героя повести "Велл Эндъю" можно прочитать как "Ну, а ты?".