Охота. Я и военные преступники

Возможности прокурорской службы по проведению сложных расследований, связанных с виновностью первых лиц государств, сокращались, хотя благодаря изменению политической ситуации в Хорватии и Сербии потенциал расследования действий и обвинений в адрес лидеров этих стран, которые несли полную ответственность за преступления, совершенные в годы войны, значительно возрос. В прокурорской службе оставалось все меньше людей, способных вести подобные расследования и поддерживать обвинение в суде.

Мы с сотрудниками обсуждали возможность пополнения штата людьми, имеющими опыт сложных политических расследований и обвинений, а также специалистов по Балканам. Наша стратегия заключалась в том, чтобы все расследования имели четкие цели, и чтобы работа координировалась профессиональными и ответственными прокурорами. Нам хотелось определить так называемый порог ответственности, которым могли бы руководствоваться следователи и юристы, а затем применить этот показатель ко всем сторонам, участвовавшим в конфликте. (Таким образом, вместо того, чтобы расследовать преступления по командной структуре снизу вверх, мы могли бы по мере возможности работать сверху вниз.) Мы ставили вопрос о том, чтобы следователи вели простые допросы и собирали вещественные доказательства, но при этом не имели возможности контролировать процесс определения стратегии. Мы хотели пригласить следователей, имевших опыт работы с организованной преступностью и участвовавших в других сложных расследованиях, а также умевших качественно работать с документами. Нам необходимо было выработать процедуру анализа собранных материалов юристами и аналитиками, после чего можно было бы приступать к составлению обвинительного заключения.

Рассмотрев эти и другие предложения, я передала контроль над работой всех следственных бригад старшим прокурорам. Каждый из них отвечал за расследование нового дела и формирование по нему обвинительного заключения. Я постаралась увеличить количество прокуроров и в особенности старших прокуроров. Только так мы могли справиться с возросшей нагрузкой по надзору за следствием. Я сообщила в Нью-Йорк, что мы вполне способны самостоятельно оценивать работу наших сотрудников и хотим использовать систему внутренних повышений. Это позволило нам перевести ряд прокуроров на должности старших прокуроров. Одним из самых идиотских ограничений, с которыми мы столкнулись, было требование о том, чтобы старшие прокуроры имели не менее 15-ти лет стажа. У меня были отличные прокуроры, имевшие вдвое меньший стаж. Мы изменили это правило. Вы не поверите, сколько раз мне приходилось бороться с muro di gomma в Секретариате ООН! Кофи Аннан оказывал мне всяческую поддержку, но в некоторых случаях даже его авторитет не помогал справиться с бюрократическими препонами.

Я получила возможность контролировать тех, кто руководил расследованиями. Как я уже говорила, обычно я позволяла старшим прокурорам спокойно заниматься порученными им делами, но с этого момента потребовала, чтобы они регулярно сообщали мне о ходе расследований и подготовки дел для суда. По моему требованию кабинеты старших прокуроров перенесли на мой этаж, что позволило обеспечить более тесный контакт. Каждое утро прокуроры докладывали мне о результатах работы и о возникших проблемах, а также сообщали о том, какая моя помощь требуется им в обеспечении контакта с национальными правительствами. Пожалуй, мне и раньше следовало почаще ходить по коридорам и бывать в следственных бригадах.

Я никогда не требовала и не ожидала слепого подчинения. Прокуроры, как известно, ужасные эгоисты и гордецы, и я не являюсь исключением. Иногда старшие прокуроры игнорировали мои приказы и делали то, что считали нужным. Разумеется, узнав о подобном, я приходила в ярость. В некоторых случаях такую непокорность можно было оставить без последствий, так как эти люди приходили ко мне и убеждали в том, что их действия и позиция по конкретному делу были правильными. В других же я не стеснялась откровенно высказать свое мнение, после чего следовали довольно жаркие дебаты. Лишь в 2005 году Нью-Йорк позволил нам ввести новую должность для обеспечения согласованной работы прокурорской службы по самым сложным в юридическом отношении делам. Этот пост занял Норманн Фаррелл. За несколько лет ему не раз доводилось весьма успешно выступать в роли миротворца. Кроме того, мы пытались координировать различные расследования, чтобы избежать дублирования и обеспечить эффективный обмен информацией.

В прокурорскую службу пришли новые военные аналитики и специалисты по Балканам. Они помогали старшим прокурорам. Мы также пригласили больше сотрудников из стран бывшей Югославии — сербов, хорватов, боснийцев и албанцев, которые знали ситуацию изнутри и сами участвовали в разрушении собственной страны. Раньше это было невозможно, по-видимому, из соображений безопасности. Мой помощник Флоренс Хартманн стала для меня настоящей энциклопедией по Югославии. Она всегда поддерживала меня, когда я настаивала на том, чтобы следователи уделяли больше внимания высокопоставленным лицам и доказывали их связь с международными военными преступлениями даже в тех случаях, когда сотрудники, работавшие на местах, докладывали, что не нашли никаких доказательств. Я заменила и руководителя следствия, предложив этот пост Патрику Лопес-Терресу. Этот французский следователь исполнял в трибунале обязанности старшего прокурора. Очень скоро недовольные сотрудники заговорили о возникновении в прокурорской службе настоящей французской мафии.

Во многих смыслах работа следственных бригад трибунала по Руанде была более прямолинейной, чем в трибунале по Югославии. Но в Аруше были свои проблемы. Руандийское правительство критиковало трибунал за медлительность. Обвинения были вынесены лишь немногим подозреваемым. Я отреагировала на эту критику, осуществив кадровые перестановки в прокурорской службе.

Сложности, с которыми мы столкнулись в Аруше и Кигали, заключались в недостатке и некомпетентности сотрудников. Как я уже говорила ранее, эти проблемы стали очевидны во время первых слушаний в Аруше в ноябре 1999 года. Старший прокурор стоял в зале суда и делал заявление, несправедливость которого прекрасно понимали и он сам, и я. Судьи не обратили на это никакого внимания. После слушания я набросилась на прокурора:

— Что вы делаете? Почему вы солгали суду?

— А почему вас это беспокоит, мадам прокурор? Это не имеет никакого значения.

Я не могла поверить собственным ушам. Прокурор заявляет своему новому начальнику о том, что лгать в суде совершенно естественно! «Нет, — возмутилась я. — Это имеет значение, и это абсолютно неприемлемо!»

Я уволила этого человека из прокурорской службы и перевела его в другой отдел, где ему более не представлялось возможности выступать в зале суда, поддерживая обвинение, находившееся под моим контролем. Он не жаловался, потому что сумел, хотя бы на время, закрепиться в отделе юридических консультантов. Позже я окончательно уволила этого человека, так как его работа была абсолютно неудовлетворительной. На этот раз он пожаловался и получил работу в Секретариате трибунала по Руанде, где уже не находился в моем подчинении.

Руководитель следствия трибунала по Руанде уволился вскоре после моего приезда. Мне пришлось срочно искать ему замену. В начале 2000 года я узнала, что Луиза Арбур предлагала эту должность одному из моих старых знакомых по Швейцарии, бывшему шефу полиции Женевы, Лорану Вальпену. Я встречалась с ним, когда выдвигала обвинение в шпионаже против одного из его офицеров. Вальпен был первоклассным полицейским и руководил службой безопасности швейцарской армии. Процедура рассмотрения новой кандидатуры в ООН настолько длительна, что к моменту, когда предложение Арбур наконец поступило, Вальпен уже нашел себе другую работу. Я была в отчаянии. Я не знала, где найти человека, который мог бы занять пост руководителя следствия в Кигали. Поэтому я решила все же позвонить Вальпену.

«Bonjour, Лоран, — сказала я. — Как погода в Женеве?» Когда я затеяла ничего не значащую беседу по-французски, перемежая ее итальянскими фразами, он сразу заподозрил неладное. Я перешла к делу: «Кстати, я слышала, что тебе предлагали работу руководителя следствия, и ты отклонил предложение. Но ты мне нужен в Кигали, и я хочу, чтобы ты приступил к работе с 1 мая». Вальпен отлично понял, что у него просто нет выбора. В свое время в таком же положении находилась я, когда Джованни Фальконе приехал в Лугано и искал человека для расследования банковских афер мафии.