Русская жизнь. Коммерция (август 2007)

В самолете нашим соседом по первому классу оказался старик - по всей видимости, какой-то итальянский коммерсант, длинноносый, с блестящей лысиной и в дорогих очках, которые он протирал фирменным платочком BVLGARY. На нем был отличный горчичного цвета костюм, темно-рыжие ботинки мягко сверкали. Даже пигментные пятна на руках, казалось, были наипервейшего сорта. Когда самолет приземлился в Aeroporte Internazionale Leonardo da Vinci, старик пропустил нас к выходу, изящно изогнулся и, обнажив белоснежные искусственные зубы, произнес: «Prego, prego». Мы видели потом, как он вышел на улицу, и немедленно к нему подкатил темно-синий сверкающий Mercedes AMG, распахнулась задняя дверца, старик легко сложился пополам, исчез в машине и умчался. Мой друг-бизнесмен перевел взгляд на меня и сказал: «Теперь ты понимаешь, что такое цивилизованный рынок? Это позиция, жизненная философия! Господи, почему в России нет таких прекрасных стариков?! С нормальным цветом лица и без торчащих из носа седых волос?» - «Ты будешь первым», - ответила я. Он посмотрел на меня очень серьезно и сказал: «Наверное».

Иларио оказался худым длинноволосым брюнетом, но в остальном впечатления творческого человека не производил. Скорее он выглядел как преуспевающий банкир. Наша дружеская встреча имела все признаки деловых переговоров: в ресторане, снабженном тремя мишленовскими звездами, Иларио проявил почти профессиональную осведомленность в блюдах и напитках, после чего сразу сообщил, что вскоре откроется его бутик в Дубае. «I’m very famous person in the Middle East», - сказал он с чувством глубокого удовлетворения. Пообедав, мы отправились в шоу-рум. Иларио ходил от витрины к витрине и энергично демонстрировал бесконечные цацки - в форме солнц, лун, кошек, змей, птиц, золотые, с серебряным напылением, осыпанные сапфирами и бриллиантами. Было даже колье - по цене, сравнимой с годовым бюджетом небольшой восточноевропейской страны, покрытое пыльцой какого-то экзотического африканского цветка. Иларио махнул нам рукой, мы пересекли двор и вошли в помещение мануфактуры - несколько крохотных, по-спартански обставленных комнаток, в которых с десяток женщин и мужчин воплощали в жизнь его фантастические замыслы. «Very complicated, - бормотал Иларио, - very complicated». Мой приятель-бизнесмен вертел головой, как советский ребенок, которого впервые привели на ВДНХ или посадили на колесо обозрения. Мало-помалу экскурсия близилась к концу. У последнего стола, за которым молодая светловолосая девушка меланхолически помешивала что-то в жестяной банке, Иларио остановился и огляделся, все еще удерживая на лице улыбку, в которой к тому моменту гостеприимство уже преобладало над жизнерадостностью. «Ну, поговори с ним», - толкнул меня в бок мой приятель. И тогда я задала Иларио единственный интересовавший меня вопрос. Я спросила, из чего в его бизнесе складывается ценообразование. Иларио промедлил несколько секунд. Мне даже показалось, что он рассердился. «Главное в цене, - наконец произнес он, - это креативная составляющая. Ее труднее всего выделить. Такова природа бизнеса».

Обратно из Рима мы летели ночным полупустым рейсом. Мой приятель читал La Stampa и время от времени коротко комментировал борьбу сторонников Проди со сторонниками Берлускони. Радовало его только одно: Карло Адзелио Чампи, дряхлый старикан, одной ногой стоящий в могиле, наконец-то освободил пост президента, а значит, моложавый и энергичный Берлускони может его занять, если все же не вернется в премьерское кресло.

После этой поездки я на несколько месяцев потеряла приятеля из виду. А потом мы случайно встретились на каком-то светском мероприятии. Он направился ко мне через весь зал, подхватив с фуршетного стола два стакана виски. Я ждала, что он спросит, написала ли я статью про Иларио, и перебирала в уме уважительные причины. Но на Иларио не было и намека. Вместо этого он рассказал мне о портфельном инвесторе, приходившем просить прощения. Инвестор извинился, они выпили граппы за примирение, завязался непринужденный разговор. Урия Хип поведал моему бизнесмену странную историю. Дескать, ездил он в Милан по приглашению друзей-финансистов, попал на частную вечеринку. Там же оказался известный на весь мир итальянский дизайнер одежды. Они выпили, разговорились. «В чем секрет вашего успеха?» - спросил портфельный инвестор, хлопая рыжеватыми ресницами. Итальянец посмотрел на него в упор прекрасными пьяными глазами и сказал: «Я вор». Запах дорогого парфюма смешивался с запахом превосходного алкоголя. Инвестор счел правильным вежливо рассмеяться. «Вор, - подтвердил итальянец. - Это мой бизнес. Все свои идеи я черпаю на блошиных рынках Юго-Восточной Азии. Я много путешествую. Когда я вижу что-нибудь незнакомое, оригинальное, новое, то сразу срисовываю это в блокнот. Потом возвращаюсь в Милан и копирую. Это стоит огромных денег - благодаря моему имени. Это хорошо. Как минимум я популяризатор свежих идей». Видно было, что портфельный инвестор явился к моему капиталисту не столько для того, чтобы извиниться за сардельки. Он пришел, чтобы рассказать об этом разговоре. Он и предположить не мог, что дело обстоит именно таким образом. И очень надеялся, что миланский дизайнер пошутил. В противном случае картина жизни неприятно переворачивалась: многократно обманутый академик РАН ходил в настоящей финской дубленке, привезенной из советской командировки, а ловкий обманщик Урия Хип - в фальшивых дизайнерских пиджаках. Разговор между портфельным инвестором и его соседом-бизнесменом срочно нуждался в смене темы. Тему сменили: личные финансы продавца ювелирных изделий вернулись в управляющую компанию владельца однокомнатной квартиры в центре Москвы.

Еще через пару месяцев бизнесмен-эксцентрик позвонил мне снова. Его пригласили в Стамбул на встречу с крупнейшим турецким бизнесменом и меценатом, знатным попечителем оперы. Турка, впрочем, мало интересовала музыка - куда большее внимание он уделял тому, во что одеты певцы, выписывал для них лучших специалистов по истории костюма, дорогих стилистов и визажистов. Теперь ему захотелось, чтобы бриллианты и кольца на исполнителях были настоящими и самого лучшего качества. Продукция Иларио для этого вполне подходила, но итальянец в Стамбул лететь не пожелал, сослался на неотложные дела в Париже - или в самом деле не смог и официально наделил своего российского партнера всеми необходимыми полномочиями для ведения переговоров с турецкой стороной. А тот, в свою очередь, сказал мне: «Ты же разбираешься в музыке. Ювелирное дело - такое же сложное искусство, как и опера. Надо с твоей помощью пустить пыль в глаза этому бабаю и продавить самые выгодные цацки. Шутка! Ха-ха!» Мы полетели. Стамбульский меценат встретил нас в кабинете, всю стену которого занимало волчье лицо первого президента Турции Кемаля Ататюрка. Переговоры прошли успешно, меценат пошевелил холеными толстыми пальцами и сказал, что вплоть до самого отъезда лимузин с шофером находится в нашем полном распоряжении. За обедом, уписывая суп из бычьих хвостов, мой приятель-ювелир вдруг заявил: «Мне говорили, тут очень крутой рынок. Поехали, посмотрим!» Имелся в виду знаменитый Гранд-базар Капалы-Чарши - гигантское сооружение со сводчатыми потолками, до отказа заполненное продукцией турецкой легкой промышленности.

Чем дальше мы углублялись в торговые ряды, тем растеряннее чувствовал себя мой спутник. Дело в том, что все вокруг было турецкое и одновременно ничто турецким не было. Ассортимент рынка Капалы-Чарши - от мужских носков до дамских сумочек - целиком состоял из продукции лучших мировых брендов. Gucci, Versace, Cerruti, Dolce Gabbana, Armani, Calvin Klein, Baldessarini, BVLGARI, Boss, Canali, Corneliani - тут имелось абсолютно все. Ни на одном предмете при этом нельзя было остановить взгляд - иначе продавец выскакивал из своего укрытия, хватал покупателя за руку и с криком «I’ll make you a very good price!» увлекал за собой. Товары были стопроцентно поддельными, и вместе с тем нигде в мире было не найти более честной торговой точки. Турецкие продавцы, как заведенные автоматы, произносили тексты, складности которых мог бы позавидовать любой составитель пресс-релизов. В Капалы-Чарши впору было открывать курсы по маркетингу. Не купить вообще ничего было невозможно. Мой приятель не устоял. Он приобрел у какого-то особенно настырного турка брючный ремень из страусиной кожи с серебряной пряжкой. Ремень стоил 50 долларов. Я попробовала поторговаться. Продавец, сверкая глазами, запальчиво сообщил, сколь редкой и дорогой птицей является страус и каким благородным металлом считается серебро, но в цене все же уступил: за 40 долларов ремень перешел в собственность моего приятеля, который немедленно и с удовольствием примерил его. В аэропорту при прохождении паспортного контроля ремень, однако, пришлось снять. И тут нежная кожа страуса вдруг оглушительно лопнула. Отскочившая пряжка запрыгала по керамическому полу. Турецкий пограничник прыснул. Торговец ювелирными изделиями смутился. Сейчас этот ремень висит у него в кабинете на гвозде, рядом с полкой, на которой по-прежнему стоит книга «Сокровища Ватикана».