Россия. Сталин. Сталинград: Великая Победа и великое поражение

Мне уже приходилось об этом писать. Поэтому повторяться не буду, а замечу лишь, что я попросил Екатерину Сергеевну Катукову, вдову Маршала, Наталью Родионовну Малиновскую, дочь Маршала, и Маргариту Львовну Доватор, дочь генерала, сказать, что они думают о баклановской принудительной акции. Все они были крайне изумлены, кто-то смеял- с я, кто-то негодовал, кто-то хотел послать Бакланову успокоительного… А Маргарита Львовна даже позвонила знаменитому писателю, чтобы дружески просветить его, но тот сперва и разговаривать не пожелал, бросил трубку. Она не поленилась позвонить вторично:

— Позвольте, вы великий гуманист, выдающийся демократ, друг Сороса, даже с президентом Рейганом в ЦДЛ трапезничали, а я ― пожилая женщина, дочь героя Отечественной войны. Как же вы можете так себя вести?

Действительно, Николай Шмелев бесстрашно объявил на страницах журнала «Знамя»: «Григорий Яковлевич не только писатель от Бога, но и редактор от Бога!» Кто ж после этого посмеет сомневаться, что он и демократ от Бога, и гуманист от Бога.

И ответствовал Маргарите Львовне сей человек Божий:

— Да какая разница, кто какой национальности! Какое это имеет значение! Все люди, все человеки…

— Да,― сказала Маргарита Львовна,― я тоже считаю, что во многих отношениях ― никакого. Но если вы такой интернационалист, то зачем же у стольких прославленных героев приватизируете их национальность?

Примерно такой был разговор. Не буду к этому возвращаться. Но нельзя умолчать о новой вылазке в той же международной газете популяции. Это статья Марка Штейнберга о Р.Я.Малиновском «Нетипичный маршал».

Понятное дело, автор старается изобразить себя знатоком, эрудитом, интеллектуалом. И начинает с того, что усматривает нечто общее в судьбе Маршала Малиновского и… Христофора Колумба. Великий путешественник, говорит, был «то ли из семьи генуэзских ткачей, то ли внебрачным сыном испанского принца де Виана и крещеной еврейки». А Маршал тоже внебрачный сын.

Тоже «то ли ― то ли». А если так, то как этим не воспользоваться!

Ну, о посягательствах на Колумба еще в 1925 году писал Маяковский. Вот описывает он бунт на корабле после долгих дней пути.

Матросы шепчутся:

— Черту ввязались в попутчики.

Дома плохо? И стол, и кровать.

Знаем мы

эти жидовские штучки ― разные Америки

закрывать и открывать!

Вот и Штейнберг закрывает, как устаревшую штучку, украинскую национальность Малиновского и открывает для него новую штучку, любимую им, Штейнбергом.

Поскольку речь идет о военачальнике, о его участии в Великой Отечественной войне, а о себе Штейнберг говорит, что прослужил в армии 36 лет, то естественно ожидать, что человек хорошо осведомлен в военных делах вообще, в истории Великой Отечественной в частности, а также в биографии своего пленника.

Но что мы видим? Прежде всего, бросается в глаза, что статья написана языком ненавистников и клеветников России, ныне так хорошо знакомым: например, пишет, что мы не освободили от фашистского ига Польшу, Чехословакию, Румынию, Венгрию, Австрию, а, конечно же, «оккупировали» их. А румыны и венгры, допустим, были на советской земле не оккупантами, а освободителями, так?

Но если бы только в этом дело! Он не знает даже, когда война началась, думает, что в мае. Путает и другие важнейшие даты, в том числе― даты в жизни самого Малиновского, путает фронты, операции, события, имена: 2-й Украинский называет 2-м Белорусским, генерал Илларион Ларин у него Иван Ларин, Наталью, дочь Маршала, перекрестил в Надежду и т. д.

Ну а Сталина он, разумеется, считает «бездарным» да еще «Верховным» в кавычках. И притом таким чудовищем, что иные генералы, будучи вызваны к нему, ожидали непременно тюрьмы или расстрела, а другие ― в ужасе кончали жизнь самоубийством. Вот в 1938 году вернувшегося из Испании с орденами Ленина и Красного Знамени полковника Малиновского вызывают из Минска, где он служил, в Москву. Уезжая, он будто бы сказал другу: «Увидимся ли ― не знаю». Значит, ожидал, несмотря на большие ордена, чего-то страшного. А что получил? Назначение на преподавательскую должность, в Академию им. М.В.Фрунзе. Другой раз уже во время войны, в июле 1942 года, когда командовал Южным фронтом, «его и члена Военного совета Ивана Ларина (который Илларион. ― 8.6.) вызвали в Ставку». Приехали они в Москву, поселились в одноименной гостинице. Вызывают. И что? Генерал-лейтенанта Малиновского назначили командующим 66-й армии. А генерал-майор Ларин? А он, говорит, «услышав о вызове, застрелился». Судя по всему, прямо тут же, в гостинице. Да зачем тогда ехал в Москву, знал ведь, что вызывает Сталин. Мог бы застрелиться и на фронте под видом шальной пули. Гораздо, как ныне говорят, комфортней! И для людей хлопот было бы меньше с трупом и похоронами, и даже, если угодно, выгодней: «Погиб смертью героя…». Пенсия жене и т. д.

Впрочем, что ж, всякое в жизни бывает: итак, говорит, в июле 42-го Ларина не стало. Но вот что читаем в воспоминаниях Маршала С. Бирюзова о ночи накануне перехода 2-й гвардейской армии в наступление на Котельниково: «Помню волевое, огрубевшее на степном ветру лицо командарма Р.Я.Малиновского, склонившегося над картой. Тут же, в тускло освещенной избе, чудом сохранившейся в вихре войны, находились член Военного совета генерал-майор Ларин, заместитель командующего генерал-майор Крейзер» и другие (С.С. Бирюзов. Суровые годы. М., 1966. С.119). Может быть, тут у Бирюзова описка? Но читаем дальше: «Ну что ж, товарищи,― проговорил Малиновский, ― остается последнее. На КП нам всем делать нечего. Я намерен быть завтра в 1-м гвардейском стрелковом корпусе. А что выберет член Военного совета?

Генерал Ларин улыбнулся:

— Люблю танкистов.

— Что ж, поезжайте к Ротмистрову» (там же, с.120).

А ночь эта была с 23 на 24 декабря 1942 года под Сталинградом. И в воспоминаниях П.А.Ротмистрова читаем, что после разгрома немцев и освобождения Котельникова «родилась идея отпраздновать нашу победу встречей наступающего нового 1943 года… Разделить с нами радость победы прибыли начальник Генерального штаба А.М.Василевский, заместители наркома обороны Я.Н.Федоренко и И.Т.Пересып- кин, командующий 2-й гвардейской Р.Я.Малиновский, член Военного совета И.ИЛарин и начальник штаба С.С.Бирюзов» (Стальная гвардия. М.,1984. С.154).

Что ж получается ― в июле Ларин застрелился, а через полгода Новый год встречает? Да еще как! Праздничный стол ломился от вин и фруктов из Франции, сыров из Голландии, консервов из Норвегии, масла из Дании… Все― из немецких запасов, приготовленных для празднования победы под Сталинградом. А ведь при этом Штейнберг словно своими ушами слышал еще и то, как «Сталин назвал Ларина дезертиром и поинтересовался у Малиновского, что помешало застрелиться и ему». Должно быть, только надежда встретить Новый год с французским вином и голландским сыром.

О Сталине есть и такая побрехушка: «К ноябрю 1944 года войска 2-го Белорусского фронта завершили Дебреценскую операцию…». Эта операция ― 2-й Украинский фронт, а не 2-й Белорусский, которым Малиновский никогда не командовал. Сочинитель даже этого о своем герое не знает. Но слушайте дальше: «Войска вышли на рубеж, с которого реальным становилось взятие Будапешта. Но требовался отдых… Именно в этот момент раздался звонок Сталина (Штейнберг сам слышал!), который потребовал от Малиновского взять Будапешт к годовщине Октябрьской революции».

За всю войну подобных требований Сталин ни разу никому не предъявлял. Более того, по воспоминаниям Жукова известно, что, когда он подосадовал Сталину по телефону, что не удастся взять Берлин к 1 мая, тот ответил: «Ничего. Впереди Первомай, это и так большой праздник, народ хорошо его встретит. А возьмем ли Берлин 2 или 3 мая, это не имеет большого значения. Надо жалеть людей, мы меньше потеряем солдат. Подготовьте лучше заключительный этап операции» (Е.Гусаров. Сталин в жизни. М., 2003. С.514).

«Малиновский попросил дать хотя бы пять дней для подготовки. Сталин потребовал: «Будапешт должен быть взят к 7 ноября!» И повесил трубку». Как Бакланов. И ведь Штейнберг пишет так, словно был очевидцем. Но вот вопрос: почему и на сей раз Малиновский не последовал летальному примеру Ларина?