Волнения, радости, надежды. Мысли о воспитании

Она своё отжила, пусть теперь молодым послужит!

Но таких писем мало, хотя и живёт ещё среди нас злобствующий обыватель.

Есть письма восторженные, благодарные, с деловыми предложениями, есть письма грустные, написанные с болью сердца…

Пишет шестидесятилетняя мать, пошла специально на почту, чтобы «женатые дети» не знали об этом письме. Она их любит, старается сохранить мир в семье, но сколько горечи читаешь в её взволнованных бесхитростных строках.

Множество таких писем, множество печальных материнских судеб, о которых я знал и раньше. Видимо, потому и возникла эта тема настоящей материнской любви, что трудно примириться с обывательщиной, которая порою просачивается к нам из прошлого, трудно примириться с тем, что бывает: высокие слова «отец» и «мать» вдруг приобретают будничное, потребительское значение. Ничего особенного — кормильцы по обязанности.

Нет, не так о них писал Маяковский:

«Тихие девочки»

Там, где никогда не бывают родители

В заводском клубе часто устраивались танцы. Идёт ли лекция о космических ракетах, о моральном облике молодого человека, о борьбе с хулиганством — всё равно, перед началом и после того, как лекция закончится, девушки танцуют.

Две подруги — тихие, скромные девочки, лишь недавно расставшиеся со школьной партой, — никогда не отказывали себе в удовольствии потанцевать и были в клубе постоянными посетительницами.

Здесь они встречали прекрасного танцора весьма смазливой внешности, но танцевать с ним избегали: он всегда нашёптывал им на ухо что-то очень гнусное, отчего девушки краснели и бледнели.

Однако на этот раз обе подруги не могли побороть искушения пройтись в танце с великолепным танцором и по очереди приняли его приглашение.

Пошляк остался верен себе: пользуясь безнаказанностью, он прошептал девушкам оскорбительные слова. Одна из подруг сделала вид, что не слышит их, другая выбежала из зала и расплакалась.

Равнодушно усмехнувшись, танцор стал искать новую партнёршу. Вот она, новенькая! Кажется, он её раньше не видел… Девушка ответила согласием, прошлись в танго один круг, другой, и вдруг на весь зал послышалась звонкая пощечина. Как же иначе ответить наглецу? Слишком привык он к тихим, безобидным девочкам, которые либо делают вид, что пошлость и хамство их не касаются, либо, глотая слёзы, сносят любое оскорбление.

Хулиган не полез к обидчице с кулаками — а ведь и такое могло быть, — он лишь жалко улыбался и потирал покрасневшую щеку.

А друзья пострадавшего петушились. «Милицию надо позвать, — кричали они, — протокол составить, осудить гражданку за хулиганство. Ведь он её пальцем не тронул, а она сразу лупит по физиономии».

Я не знаю, можно ли подвести под статью Уголовного кодекса поступок этой неизвестной, но глубоко симпатичной мне девушки, однако думаю, что она права.

В безнаказанности хулиганов в какой-то степени виноваты и «тихие девочки».

Спросите любого работника милиции: где чаще всего происходят случаи хулиганства. — На танцплощадках, в танцзалах и клубах, когда там бывают танцевальные вечера.

Кем в основном заполняются эти места отдыха? — «Тихими девочками». Это чаще всего школьницы, студентки, молодые работницы и служащие. Вот перед ними и старается показать свою удаль подвыпивший хулиган. Он может пригласить на танец пятнадцатилетнюю школьницу, и она не в силах ему отказать. Пусть он дышит в лицо ей винным перегаром, но танцевать с ним она будет всё равно. Мальчиков здесь так мало!..

А кроме того, эта «тихая девочка» боится: попробуй откажи! Такие парни жестоко мстят за малейшее ущемление своего «мужского достоинства».

Тогда в чём же дело? Почему у этой школьницы не проснётся своё, девичье достоинство? Зачем она постоянно ходит на разные танцплощадки, где всегда рискует быть оскорблённой и униженной?

Она привыкла. Она не может лишиться удовольствия. Ведь чуть ли не с самых первых классов в школе она обнимала подругу и всю перемену шаркала ногами, изображая нечто похожее на фокстрот. Музыки нет — неважно. Смею утверждать, что для некоторой категории молодых девушек танцы стали чем-то вроде алкоголя. Они забывают и книгу, и театр, и спорт…

Несомненно, что в связи с перестройкой школы и её политехнизацией легче будет вызвать иные, более благородные интересы у школьниц, заражённых танцевальной горячкой, но и сейчас это не может нас не беспокоить.

Я не сторонник крайних мер. Можно, конечно, ограничить деятельность всяких танцплощадок только субботними и праздничными вечерами. Можно категорически запретить школьницам посещать подобные места. Но дело не в этом.

Тут я хотел бы высказать некоторые довольно спорные соображения и посоветоваться с читателями вот о чём.

В сравнении со многими зарубежными странами у нас очень дёшевы книги и те предметы, что называются «культтоварами». Недаром многие иностранные гости стараются увезти из Советского Союза не просто сувениры, а фотоаппараты, приёмники, телевизоры, музыкальные инструменты, а заодно с ними и предметы культуры быта, вроде холодильников и пылесосов. Дешевизна объясняется не только высокоразвитой советской индустрией, выпускающей эти предметы в огромных количествах, но и политикой цен. Всё, что идёт на благо советскому человеку, должно быть доступно каждому. А потому у нас всё время снижаются цены, скажем, на фотоаппараты, а не на водку.

В сравнении со многими буржуазными странами у нас также дёшевы билеты в театры и кино. Однако, судя по письмам читателей, хотелось бы сделать театры и концертные залы ещё более доступными. Я не знаю, как это провести в широких масштабах, но в домах культуры, клубах, парках, садах, мне думается, целесообразно снизить цены на билеты своих или гастролирующих концертных и театральных коллективов с тем, чтобы они сравнялись с платой за вход на почти ежедневные танцевальные мероприятия, которые, судя по многим наблюдениям, кроме вреда, ничего не приносят. Ведь никто же не станет доказывать, что пивные и бывшие «забегаловки» — это истинные «очаги культуры». Так же у нас получилось и с танцплощадками.

Пусть не поймут меня превратно. Молодёжь любит и должна танцевать, но я против чрезмерного и однобокого увлечения в ущерб полезному и культурному отдыху. Будут со мной не согласны девицы, которые, кроме танцплощадок, не признают другого времяпрепровождения (что поделаешь, только там они ищут знакомства), пустоватые юноши, о которых я уже упоминал.

Могут возражать и люди посерьёзнее. К ним следует прислушаться. Они приведут примеры, что танцы способствуют развитию пластики движений, что человек становится музыкальнее, изящнее и так далее. Ведь не рок-н-ролл и не твист властвуют на танцплощадках, а грациозные движения падеграса, падекатра или падепатинера и других танцев, пропагандируемых во всех клубах, начиная от Москвы и кончая посёлком на целине, пока ещё не имеющим точного названия.

Но это же ханжество. Кому нужно гальванизировать трупы, восстанавливая танцы мещанских салонов? Неужели в наш атомный, стремительный век так уже необходимо возрождать ленивую скуку купеческих девиц?

Любое искусство проверяется временем. Мы с уважением и эстетическим удовольствием смотрим на оперной сцене и медлительный менуэт, и полонез, но кто бы осмелился сказать, что эти танцы эпохи кринолинов будут пользоваться особой симпатией среди современной молодёжи?

Танцы рождались и умирали. Кто вспомнит сейчас о каком-нибудь матчише или кэк-уоке? Даже сравнительно близкий нам по времени тустеп ушёл в прошлое. А вальс или полька живут до сих пор.