Опричники Сталина

В числе арестованных были: Иван Соболев, бывший исполняющий обязанности вице-губернатора Приамурской области, а затем управляющий Приморской областью при Временном Приамурском правительстве братьев Меркуловых и исполняющий обязанности управляющего Внутренними делами правительства генерала Дитерихса, Игорь Арцыбашев — заведующий крепостной артиллерией Владивостока, Леонтий Бонасевич и Иван Гурков — председатели судебной палаты, Николай Перелыгин — член окружного суда, Иван Вершинин — административный судья, Сергей Зозулевский — полковник артиллерии, Георгий Любишкин — служащий земского Собора, Николай Пирковский — организатор дружины внутренней обороны Владивостока и другие. Их дело было переправлено в Новосибирск и надолго застряло в недрах чекистской канцелярии. Членам мифической «организации» пришлось сидеть до 1925 г.

Всего за полгода аппарат Каруцкого «выдавил» в центральную Россию 10 тыс. «бывших», а из красноармейских частей вычистил до 900 человек. Из арестованных враждебных элементов 400 чел. были осуждены и отправлены по лагерям.

Тайные корреспонденты «Руля» сообщали в Берлин о невыносимых условиях, в которых содержались и отправлялись эшелоны с высланными «бывшими». Также в «Руле» в начале 1923 г. появилась не поддающаяся пока проверке информация об убийстве во Владивостоке некоего Яновского — якобы бывшего «создателя дальневосточной чеки» и министра внутренних дел ДВР, начинавшего свою карьеру исполнителем смертных приговоров в тюрьме Екатеринбурга. Неизвестные террористы якобы заманили Яновского на квартиру проститутки и расправились с ним [139].

В апреле 1923 г. свеженазначенный преемник Каруцкого П. И. Карпенко сообщал губкому, что чекистами, в частности, в последнее время было арестовано 85 максималистов и анархистов, в Никольске-Уссурийском «изъято» 30 участников монархической организации (в которой, дескать, была даже молодёжная секция); в другой «монархической организации» чекисты смогли арестовать 20 чел. Партийные власти губернии поддерживали чекистов, давая им такие, например, рекомендации: «В Приморской обстановке трудно разобраться с делами, не выходя из рамок закона. Иначе придётся освобождать явных преступников». Настаивавшая на соблюдении законности прокуратура, напротив, от губкома получала отповедь в виде совета «руководствоваться не столько формальной законностью, сколько политической необходимостью данного момента и особыми условиями Приморья» [140].

Если в период существования Дальневосточной республики с её свободами слова и предпринимательства японские разведчики свободно приезжали туда под видом коммерсантов, то после упразднения ДВР эти каналы стали стремительно усыхать. Главным своим противником чекисты считали руководителя японской военной миссии в Харбине Окубо. Заброшенные чекистами агенты в ряде населённых пунктов Маньчжурии «систематически осуществляли выемки секретных документов в японских учреждениях». С целью вербовки для работы в эмигрантских и связанных с Японией кругах самым широким образом использовались те многочисленные белоэмигранты, которые стремились вернуться на родину. Чекисты старались завербовать всех, кто обращался в советские консульства, предлагая перед возвращением «отработать» на Советскую Россию. Тем, кто отказывался, внятно разъясняли, что в этом случае могут пострадать их оставшиеся в России родственники. Как отмечал один из чекистских отчётов, такая угроза обычно хорошо помогала в заагентуривании возвращенцев [141].

Весной 1923 г. Василий Абрамович, сдав дела латышу с начальным образованием П. И. Карпенко (Ринкману), переехал в Благовещенск, где до конца июня следующего года руководил аппаратом Амурского губотдела ОГПУ. Заместителем Каруцкого в Благовещенске был латыш Ян Янович Альсберг, работавший в ЧК с 1918 г. (в 1925 г. он, утомлённый своей службой, заявил: «Чувствую себя нервно-потрёпанным, поэтому хотел бы уйти на другую работу», однако благополучно проработал в «органах» ещё более 10 лет) [142].

Некоторые подчинённые Каруцкого тех лет впоследствии доросли до немалых чинов. Младший брат нашего героя Семён тоже пошел работать в «органы». А сестра Анна Каруцкая дослужилась (на 1925 г.) до должности уполномоченного особого отдела ОГПУ 35-й дивизии Восточно-Сибирского военного округа — при том, что особисты обслуживали воинские части, и женщина в этой среде выглядела довольно странно. Но отметим, что в середине 1930-х гг. в штате Особого отдела СибВО в Новосибирске при Каруцком успешно работали в должности оперуполномоченных беспощадные к врагам народа Антонина Созонёнок-Григорьева и Дина Зотова-Глинякова [143], что говорит о полном доверии к прекрасному полу со стороны Василия Абрамовича, слывшего, впрочем, большим ловеласом.

Обстановка в Приамурье была неспокойной. 14 января 1924 г. в Амурской губернии вспыхнуло Зазейское восстание, начавшееся с выступления крестьян села Тамбовки против коммунистов. Уже четыре дня спустя число мятежников достигло шестисот, а за счёт мобилизации мужчин до 40 лет на пике выступления против властей действовала примерно тысяча человек. Командовал восставшими бывший белый есаул Маньков. Повстанцы разгромили советские учреждения в нескольких волостях и провозгласили себя «временным Амурским правительством», выбросив лозунги «Учредительное Собрание и порядок!» и «Угнетённые против угнетателей». Выступая против «зверских налогов», они также требовали неприкосновенности личности и имущества. Главную роль в самопровозглашённом правительстве играли казаки Тамбовки и окрестных деревень.

Амурский губисполком поручил подавление восстания Каруцкому, подчинив ему и полевые части, и отряды ЧОН. Начальник губотдела ОГПУ смог быстро расправиться с плохо вооружёнными повстанцами, среди которых едва половина располагала огнестрельным оружием. К 22 января основные силы Зазейского мятежа были разгромлены; часть восставших вместе с руководством ушла в Китай, откуда ещё некоторое время предпринимала вооружённые вылазки на советскую сторону. Чекисты арестовали 1.008 чел., убитых среди повстанцев оказалось 167, а раненых — 107. Со стороны властей погибли пятеро и ещё двое пропали без вести.

Однако человеческие потери на Дальнем Востоке не исчерпывались жертвами мятежей. В органах ОГПУ не редкостью были завзятые уголовники, опьянённые доставшейся им огромной и бесконтрольной властью. Так, бывший начальник 55-го кавалерийского погранотряда Амурского губотдела ОГПУ Н. Я. Альто (Пушко) обвинялся во множестве преступлений. По словам инструктора отряда Т. А. Кожухова, выступившего в июне 1925 г. во время процедуры проверки партийных документов, Альто как-то хладнокровно выстрелил «в арестованного во время конвоирования, сказав: «Нужно убить этого негодяя!» …арестованный просил добить, так как сильно мучался, Альто убежал за оторвавшимися лошадьми, а я из сожаления пристрелил мучавшегося раненного».

Тогда же помощник начальника 55-го отряда И. Г. Андреев заявил, что «при Альто были также [такие] огромные ненормальности, как попытка ограбления китайского пикета и др.». Тем не менее несколько лет спустя Альто всплыл в системе лагерей ОГПУ-НКВД [144]. В тот же период в 54-м погранотряде ОГПУ чекисты практиковали самовольные широкие аресты и жестоко пытали задержанных контрабандистов и нарушителей границы [145].

Вся партийно-чекистская номенклатура Дальнего Востока 20-х годов снабжалась контрабандными товарами. То же самое касалось других приграничных регионов: в ГПУ-НКВД Украины закордонная агентура и в 20-х, и в 30-х годах использовалась не столько в разведывательных, сколько в контрабандных целях. Например, помощник начальника 24-го Могилёв-Подольского погранотряда М. Ф. Гольмер-Зайцев настолько широко занимался контрабандой, снабжая руководящих сотрудников ГПУ Украины, в т. ч. В. А. Балицкого и его заместителей, что руководство погранвойсками в конце 1929 г. было вынуждено снять его с должности и удалить из республики, что, впрочем, только способствовало дальнейшей карьере этого чекиста. Таким образом, многие закордонные операции реально не имели отношения к охране государственной безопасности, а являлись — в обстановке крайне высокой криминализированности закрытого от контроля чекистского сообщества — чисто коммерческими акциями по транспортировке в СССР значительных партий контрабанды.