Газета День Литературы # 117 (2006 5)

Толстой писал в эту пору о кающемся князе Нехлюдове и самим фактом покаяния как бы создавал алиби русской аристократии. При этом, в силу происхождения, моральной и художественной гениальности, как никто другой остро чувствовал все ужасающее преступление рабства, заложенного русскими аристократами в основание гигантского здания Империи. И ненавидя все это здание, наполнил "Воскресение" невиданной разрушительной мощью. По взрывной энергии "Воскресения" место Толстого — в ближайшем соседстве с Лениным. Все помнят этот ленинский образ о "зеркале русской революции", он адресован не совсем точно.

Нет, исполненный ужаса мятущийся гений Толстого — двигатель, один из вдохновителей взрыва, в то время как скромный, несколько отстраненный свидетель Чехов и есть, кажется, это "зеркало революции", во всяком случае, отражение трагической и очищающей неизбежности ее.