Восемь месяцев плюс

Хочу начать с экономики.

Я считаю необходимым сказать, что намерения президента Клинтона и вице-президента Гора на 100 процентов противоположны тому, в чем вы нас подозреваете. Если Россия почувствует себя изолированной, то это действительно будет иметь очень отрицательные последствия для президента и вице-президента (Тэлботт, очевидно, намекал на предвыборную борьбу, во время которой республиканцы умело раскручивали «российскую тему», утверждая о провале политики Клинтона-Гора. – Е. П.) и в течение последующих десятилетий для всего мира. И наоборот, если Россия будет интегрированной со всем миром, то мы тогда сможем работать вместе, чтобы решать мировые вопросы. И нет предела потенциалу, который может таким образом создаваться для работы.

– Ваши гости не представляют МВФ, – продолжал Тэлботт. – У вас сегодня непосредственные отношения с господином Камдессю и его коллегами, и мы надеемся, что в конце концов они будут продуктивными. Но мы представляем президента Клинтона и вице-президента Гора. Мне ясно, что не удалась идея в отношении этого документа, на который вы так отреагировали. Когда вернусь в Вашингтон, буду проводить тщательное расследование, но боюсь, что первоначальный вариант этого документа найдется в моем компьютере. И еще более неприятно будет обнаружить, что и президент Америки приложил руку к окончательному «продукту». Он по двум причинам хотел заочно участвовать в сегодняшней встрече. Во-первых, чтобы отметить, что политическое решение помочь России, принятое им еще шесть лет назад, полностью распространяется на правительство, в котором вы являетесь премьер-министром. Все американские дипломаты, которые здесь присутствуют сегодня, имеют своей целью построить «мост» между положительным политическим решением и еще не решенными экономическими вопросами. И во-вторых, снять спорную между нами проблему, о которой вы не упомянули в своих замечаниях, – это Иран, чтобы разрядить ту «бомбу», которая может взорваться.

Далее по просьбе Тэлботта включился в беседу Карлос Паскуаль – один из ведущих сотрудников государственного департамента США. Он практически повторял то, что уже было сказано Строубом Тэлботтом. Опять высказывались, правда, уже не в такой форме, как в меморандуме, претензии в наш адрес. Опять я объяснял что к чему.

Какой «сухой осадок» остался после этого разговора? Американцы подчеркивали – это сделал и Паскуаль, – что они говорят от имени самого высокого руководства США. Из приведенных ими «аргументов», полностью совпадающих с «доводами» МВФ, да и из прямых высказываний следовало, что существует не только тесная связь между Вашингтоном и фондом, но и направляющая линия США в вопросе предоставления или непредоставления нам финансовой помощи. Собственно, я бы даже сказал точнее, в проведении выжидательной позиции, которая, как, очевидно, кое-кто полагал в Вашингтоне, может стать «многофункциональной». Одна из ее целей – заставить нас после ослабления России в результате 17 августа и под угрозой банкротства при невыплате долгов МВФ следовать или во всяком случае не противодействовать американской линии во внешней политике (назревали события в Косово, не закончилась антисаддамовская операция в Ираке, началось движение в сторону создания национальной противоракетной обороны, что было идентичным одностороннему выходу США из Договора по ПРО 1972 года). Другая цель – внутриамериканская, связанная с попытками усилить демократов в их предвыборной борьбе с республиканцами, показать им, что нынешнее руководство США не такое уж «беззубое» в отношении России.

К этому времени в американском «истеблишменте», по- видимому, уже сложились две группы. Первая, к которой, как мне представляется, принадлежали и Клинтон, и Олбрайт, и тот же Тэлботт, продолжала считать, что необходимо иметь хорошие отношения с Россией, так как это является непременным условием стабильности на глобальном уровне. Но эпоха «брата Бориса» заканчивается, и следует держать пока Россию на дистанции – кто его знает, как повернутся события в этой стране, где (это по-настоящему настораживало американцев) расширяется процесс коррумпирования и к власти подбираются отдельные олигархи, к которым в результате их нечистоплотности в Соединенных Штатах складывалось явно негативное отношение. Вторая группа вообще считала, что следует игнорировать нынешнюю Россию. Пусть, дескать, поварится в собственном соку.

Полагаю, что далеко не случайно Тэлботт так резко поставил в разговоре, который, казалось бы, не имел к этому никакого непосредственного отношения, тему Ирана. На иранской теме он сосредоточился еще больше, когда после общей встречи мы остались с ним один на один.

На «иранской проблеме», возникшей в российско-американских отношениях, хотел бы остановиться подробнее и я.

Иран – суверенное государство, в котором развиваются сложные процессы. Происходит столкновение все более укрепляющегося «светского начала» с далеко еще не бессильной чисто религиозной идеей, принявшей крайние формы. Выборы президента Хатами показали, что большинство электората – причем немалое – высказывается за отказ от «жесткого исламизма» в организации государства и общества. Это одно измерение происходящих событий. Другое в том, что Кум – религиозная столица Ирана – судя по всему отказывается от «экспорта исламской революции», что было характерно для «ранних исламистов», пришедших к власти после свержения шаха в 1979 году.

Россия внимательно наблюдала за всеми этими изменениями, и не любопытства ради. Иран – соседняя страна, которую связывают с нами многие десятилетия взаимовыгодных отношений. Эти отношения не прерывались и включали в себя не только сильный экономический элемент, но с середины 90-х годов и политическое сотрудничество, особенно по тем вопросам, где у нас сблизились интересы. Это в первую очередь стабилизация положения в Таджикистане и антиэкстремистская позиция в отношении Афганистана. Тегеран проявил заинтересованность в этом, особенно после того, как стало ясно, что не удается «оседлать» положение в Таджикистане, а талибаны в Афганистане представляют для Ирана серьезную угрозу.

Будучи министром иностранных дел, я провел не одну консультацию и предпринял немало успешных практических шагов совместно с моими иранскими партнерами в деле подготовки и осуществления соглашения между таджикским руководством во главе с президентом И. Рахмоновым и руководителями исламской оппозиции, часть которой базировалась в Тегеране. Успешно контактировал я и с министром иностранных дел Ирана в Дамаске в 1995 году с целью выхода из кризиса в Ливане, который мог принять угрожающие формы для всего региона при продолжении обстрела израильской Северной Галилеи организацией «Хизбалла» и израильских бомбардировок ливанской территории.

Не раз говорил я о ситуации в Иране с Мадлен Олбрайт, пытаясь показать, что санкции, жесткие формы обращения с этим государством, превращение его чуть ли не в изгоя в мировом сообществе лишь усугубляют обстановку в этой стране и в этом плане полностью контрпродуктивны.

Россия развивала и развивает экономические отношения с Ираном, в частности строит в Бушере атомную электростанцию. Эта АЭС уже давно стала «притчей во языцех» в российско-американских отношениях. В Вашингтоне оставались глухими к нашим разъяснениям о том, что мы не делаем ничего в Бушере для создания ядерного оружия, что в Иран поставляются легководные реакторы, точно такие же по своим характеристикам и потенциальным возможностям, как те, которые США взяли на себя обязательство поставить КНДР. Были намерения у отдельной российской организации – лишь только намерения – участвовать в создании исследовательского (невоенного)ускорителя и урановой шахты в Иране, но и эти проекты были запрещены президентом РФ. Наши американские партнеры скептически относились и к нашим разъяснениям о том, что военно-техническое сотрудничество с Ираном ограничивается поставками обычных видов вооружений.

Возрастание интереса к российско-иранским отношениям со стороны США обозначилось в довольно резкой форме в 1997-1998 годах, особенно по вопросам ракетостроения в Иране. Эту тему США сделали «сквозной», а подчас чуть ли не самой главной во время встреч с представителями России на всех уровнях. Думаю, что «масла в огонь» подлили израильские и американские спецслужбы, которые, однако, не смогли представить ни одного факта нарушения со стороны государственных органов России международных регламентаций или своих международных обязательств в сотрудничестве с Ираном. А тот список, который буквально тиражировался и передавался нам полностью в идентичном виде американцами, израильтянами и даже по их просьбе другими иностранными представителями, содержал в своей преобладающей части либо непроверенные сведения по поводу действий частных российских фирм, организаций (например, указывался адрес одной из них, а оказывалось, что там расположено общежитие), либо надуманные обвинения (например, обучение иранских студентов на физическом факультете одного из московских высших учебных заведений).