Сталин. Большая книга о нем

В эту книгу она войдет под именем, которым подписывала свои письма Сталину, – «пионерки Майи Кавтарадзе».

Ее историю я буду рассказывать, основываясь на впечатлениях Михаила Казакова и воспоминаниях ближайшей подруги Майи Кавтарадзе Татули Гвиниашвили.

Ровесница Майи, Татули Гвиниашвили рассказывала:

– Серго был другом Сталина, они вместе учились в семинарии.

Еще до 1917 года между Сталиным и Кавтарадзе случилась ссора. Суть конфликта заключалась в споре, кому доверить партийную кассу. Серго считал, что деньги можно оставить одному честному человеку. Сталин был другого мнения и говорил, что кассу должен хранить только большевик.

Когда видный грузинский революционер Миха Цхакая тоже высказался за то, что деньги вполне можно оставить у пусть и не партийного, но верного человека, Сталин тут же переменил точку зрения и заявил, что сам считает так же. И именно в этом безуспешно пытался убедить Кавтарадзе.

Серго был обескуражен беспринципностью Сталина и, не сдержав эмоции, ударил товарища по лицу.

Придя спустя годы к власти, почти всех своих друзей Сталин перестрелял. А Сергея оставил в живых.

Он затем и поэта Шалву Нуцубидзе освободил. Для того чтобы тот сделал перевод Шота Руставели. Сталин показывал миру, что он появился на свет не в какой-нибудь дикой стране, а в Грузии, где уже в средние века жили и творили такие гении, как Руставели.

У нас была одна компания – Майя Кавтарадзе, я и Манана Кикодзе, тоже дочь сталинского друга юности Геронтия Кикодзе.

В 1937 году Серго Кавтарадзе арестовали. Как говорили, от гибели его спасла закорючка, которую Сталин поставил напротив его имени в расстрельном списке. Берия не смог понять, что имел в виду Сталин, а расспросить не решился.

Несколько лет Серго Кавтарадзе провел в сталинских лагерях. Сидела и его жена. А Майю определили в дом для беспризорных, ей 11 лет было. Все годы, пока не было отца, она писала письма Сталину. И подписывала их: «Пионерка Майя Кавтарадзе».

И однажды случилось чудо. Как иначе назвать то, что Серго Кавтарадзе был освобожден?

Михаил Казаков, слышавший эту историю из первых уст, вспоминал:

– Бывшего сталинского друга назначили работать в книжное издательство. В ближайших планах был выпуск поэмы «Витязь в тигровой шкуре» в переводе Шалвы Нуцубидзе.

В тот вечер Кавтарадзе уже ложился спать, когда его неожиданно вызвали в Кремль. Войдя в кабинет Сталина, он приветствовал вождя, как водится, по имени-отчеству и с приставкой «товарищ». Сталин поднял голову из-за стола и возмутился: «Ты с ума сошел? Какой я тебе «товарищ Сталин»?! Я для тебя – Коба, а ты для меня – Того».

Надо заметить, что еще во времена подпольной работы Сталин предложил Серго взять себе кличку в честь одного японского адмирала.

Хозяин кабинета пригласил Кавтарадзе к столу и принялся расспрашивать о том, как обстоят дела у него на работе.

Татули Гвиниашвили историю встречи двух революционеров слышала от дочери Серго:

– Сталин спросил у Кавтарадзе: «Где ты был все это время?» Тот ответил: «Сидел». – «Нашел время сидеть», – будто бы недовольно произнес Сталин.

После этого разговор пошел так, будто ничего не случилось.

Однако по грузинским обычаям примирение только тогда считается состоявшимся, когда обиженный приглашает обидчика в свой дом. Сталин, конечно же, помнил об этом и спросил, отчего Серго не приглашает его в гости.

Кавтарадзе с женой и дочерью жили в коммуналке, и принимать там столь высокого гостя было неудобно. Он попытался отсрочить приглашение, но, заметив обиду Сталина, сказал, что будет рад видеть Кобу в любое удобное для него время.

«Едем сейчас», – тут же ответил Сталин. И уже через несколько минут – Кавтарадзе жили на улице Горького, рядом с Кремлем – лимузины доставили друзей на место.

В изложении Казакова сцена появления Сталина в коммуналке вполне могла стать основой для фильма.

– Когда Серго позвонил в дверь, ему открыла заспанная соседка. Увидев на лестничной площадке Сталина, она в ужасе скрылась в своей комнате. А наутро рассказывала во дворе, что ее грузинский сосед так напился минувшей ночью, что заявился домой с портретом Сталина.

А Кавтарадзе, перешагнув порог своей комнаты, разбудил жену и сказал, что у них гость – Сталин. Женщина тоже не сразу поверила в происходящее. Сталин же, подойдя к ней, обнял и произнес: «Сколько ты вытерпела!» Потом было застолье, на которое доставили продукты из расположенного неподалеку ресторана «Арагви».

Майя Кавтарадзе, конечно же, запомнила ту ночь. И рассказывала о ней своей подруге. Слово Татули Гвиниашвили:

– Сталин спросил у Серго, где находится его дочь. Когда мать вывела Майю, Сталин потрепал ее по щеке и сказал: «А вот и пионерка Майя Кавтарадзе. Помню-помню».

Когда в Тбилиси в восьмидесятых годах приезжала Светлана Аллилуева, в качестве сопровождающих дочь Сталина была назначена Майя Кавтарадзе. Через несколько лет одна из газет написала, что к дочери Сталина была приставлена «полковник КГБ Кавтарадзе». Майя обиделась: «Почему полковник, если я давно генерал?» Как еще было реагировать на такую глупость?

Майя преподавала французский язык в Пушкинском институте в Тбилиси. Очень была приятная женщина, интеллигентная.

А ее двоих родных братьев расстреляли. И потом в Тбилиси удивлялись, как Серго мог простить Сталину гибель двоих сыновей? Кстати, в квартире Майи снимали фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние».

Великий фильм грузинского режиссера вышел на экраны в 1987 году, хотя был снят тремя годами раньше. Впервые в Советском Союзе с экрана звучала история о реалиях сталинских лет. Татули Гвиниашвили говорила, что во время демонстрации фильма в Москве возле кинотеатров стояли кареты «скорой помощи», которые почти никогда не пустовали.

В основу фильма Тенгиз Абуладзе взял несколько реальных историй. Одна из них рассказывала о выдающемся грузинском дирижере Евгении Микеладзе и его супруге Кетеван Орахелашвили.

Кетеван была дочерью председателя правительства Советской Грузии Мамии Орахелашвили, сменившего на этом посту ближайшего друга Сталина Серго Орджоникидзе.

Близость к Ленину и Сталину уберегла Мамию Орахелашвили от репрессий после выхода в 1926 году брошюры «Путь грузинского жирондиста», в которой он называл грузинских меньшевиков истинными демократами, а президента независимой Грузии Ноя Жордания – марксистом.

Однако фраза, брошенная им в 1931 году Иосифу Сталину, предложившему сделать вторым секретарем ЦК Грузии Лаврентия Берию: «Коба, я, наверное, ослышался? Мы не можем таким назначением удивить партийцев!», уже не прошла бесследно.

Берия пост получил, а Мамия Орахелашвили из руководителя республики был разжалован в научные сотрудники тбилисского Института марксизма-ленинизма. А в 1937 году арестован и расстрелян.

Мать Кетеван, Мариам Орахелашвили, после отставки мужа продолжала оставаться наркомом просвещения Грузии. В один из дней она увидела из окна, как с ее дочерью на улице разговаривает какой-то мужчина, в котором она, присмотревшись, узнала Лаврентия Берию. Выбежав из дома, Мариам увела дочь, сказав, что с такими людьми, как Берия, нельзя не только разговаривать, но даже здороваться.

В 1938 году Мариам Орахелашвили была арестована. Во время допроса, который вел сам Берия, она не выдержала и, схватив со стола следователя стеклянную пепельницу, запустила ее в главного чекиста. Берия достал пистолет и застрелил Орахелашвили.

Судьба ее дочери Кетеван была предрешена. Хотя поначалу все складывалось более чем счастливо. Знаменитая тбилисская красавица стала женой дирижера Евгения Микеладзе, художественного руководителя Тбилисского театра оперы и балета.

После возвращения с московских гастролей, во время которых работу артистов театра похвалил сам Сталин, Микеладзе приступил к репетициям новой оперы. Премьера прошла успешно. А вскоре Евгений Микеладзе уже сидел на первом допросе.

Кетеван Орахелашвили тоже арестовали. Спустя годы она вспоминала, как после очередного допроса ее вели в камеру и в тюремном коридоре она увидела двоих чекистов, на руках которых висело обезжизненное тело избитого арестованного. Лица его не было видно. Кетеван взглянула на волосы несчастного и вздрогнула – перед ней пронесли ее мужа. Лишь по буйной шевелюре она смогла узнать его. Больше своего Евгения она не видела.