Газета День Литературы 157 (2009 9)

Так что ничего удивительного в нынешней ангажированности учёных проблемой "бессмертия для избранных" нет. Алхимия чистой воды снова востребована власть предержащими в начале третьего тысячелетия от Рождества Христова.

Александр Потёмкин даёт свою версию происходящих событий и текущих тенденций. Теперь он пытается "отменить" не человека вообще (и спасибо ему хоть за это!), а русского человека, как он существует сегодня. Назвать такую позицию русофобской я лично не могу – как не мог назвать мизантропической позицию автора в романе "Человек отменяется". Но нынешние русские в массе своей ему активно не нравятся – как, впрочем, не нравятся большинству записных "патриотов": не так и не тем живут. Впрочем, сцены столкновения Екатерины Лоскуткиной, единственной потребительницы кошмаровской нанопилюли, сначала с водителем автобуса, а затем – с постовыми ГАИ, конечно, сильно "уступают" по степени вызываемого отвращения сценам пыток и насилия над владельцем каннского ресторана Разживиным или финальному "животному вагону" в романе "Человек отменяется". Да и в эпилоге Екатерина Лоскуткина, преодолевшая наследие своей прежней жизни, является читателю в самом центре Москвы как воплощенный авторский идеал.

Так что хоть какой-то "свет в конце тоннеля" Александром Потёмкиным, наконец, обозначен. Брак у автора состоялся – правда, не в Кане Галилейской, а в Кане Сибирском (вообще-то, конечно, в реальности существует не Кан, а город Канск на реке Кане в Красноярском крае), и не истинный, с Христом, но "алхимический", через "профессора Кошмарова", вода превратилась в вино, хромая исцелела, простая русская женщина стала бизнесменом мирового уровня… И что?

Всем ради этого "выходить на связь с профессором Кошмаровым" и его адептами, что ли? Или нести уже свой крест до конца?

В этой связи ещё раз напомню известный евангельский апокриф: "Когда Иисус Христос со своими учениками ходил по Святой Земле, у дороги они увидели нищего без рук и ног (тут есть варианты), который валялся в пыли и просил милостыню. "За что он так наказан? Что за грех на нём или на родителях его?" – спросили у Спасителя ученики. На что Христос ответил: "Нет греха ни на нём, ни на родителях его. Но если бы имел он руки и ноги, то огнём и мечом прошёл бы он всю землю".

По-моему, наша Россия и есть – этот евангельский калека, которому иногда на время возвращаются по промыслу свыше "руки и ноги". И тогда – тонут в Чудском озере псы-рыцари, инок Пересвет сражает Челубея на Куликовом поле, грядет Полтавский бой, бежит из России Наполеон, развевается над рейхстагом красное знамя Победы…

Все наши неурядицы и несуразности – равно как наши подвиги и победы – можно объяснить именно тем, что Россия вообще не предназначена для сытой и спокойной жизни. "Зато мы делаем ракеты и покоряем Енисей…" – горько иронизировал Александр Галич. Или, уж совсем анекдотическое: "А что делает ваш завод?" – "Да швейные машинки. Но сколько деталей ни выносим, всё равно из них пулемёты получаются".

Так что я бы лично на эксперименты с генетикой особо не уповал. Разные народы мира и разные человеческие расы всё-таки существуют не по ошибке и не по недосмотру "равнодушной природы". Впрочем, и свободы видеть мир, его прошлое, настоящее и будущее своими глазами никто ни для кого не отменял…

Олег ДОРОГАНЬ «ЕСЛИ ПЕРВЫМ УЙДУ...»

О своих современниках писать и легко, и трудно. Они где-то рядом живут и дышат, их тревожат похожие мысли о судьбах страны, о её взлётах и падениях, и в то же время они не всегда зримы и осязаемы. Я жил и служил в Караганде в те же годы, что и Владимир Шемшученко, однако ничего о нём не знал. А узнал впервые не так давно, делая рецензию на поэтический сборник "Звуки неба", выпущенный под редакцией В.Широкова. Там было представлено стихотворение автора "Караганда". Прочитав его, я как будто вновь оказался среди пыльных пустынных пространств казахстанской степи, отделяющих один район города от другого, среди шахтёрских городков и копров.

А теперь у поэта вышла итоговая книга: "...И рука превратится в крыло", в которую вошло всё лучшее, что им написано за годы творческих поисков и деяний, и само название её хорошо передаёт пластику авторского лирического стиля. А уже ставшее хорошо известным стихотворение о Караганде в ней стоит одним из первых:

Дождь прошёл стороной, и вздохнул терриконик –

Сводный брат нильских сфинксов и сын пирамид.

Смерч подбросил листву на беспалых ладонях,

Зашвырнул чей-то зонтик на мой подоконник,

И умчался в притихшую степь напрямик.

Вечер сыплет крупу антрацитовой пыли

На усталых людей, доживающих век.

Город мой, ведь тебя никогда не любили,

Твои сказки похожи на страшные были,

И кровит под ногами карлаговский снег.

Здесь, в Карлаге, отбывали сроки великий поэт Николай Заболоцкий и великая певица Лидия Русланова. И чувство сопричастности их судьбе драматически врывается в стихи автора.

Взглядом православного человека на советское прошлое очень точно вырван из контекста времени образ-символ, веющий пустотой и неприкаянностью: "В этом городе улицы в храм не приводят. Да и храмов самих в этом городе нет" . И всё же остаётся щемящее ощущение родства и душевной близости.

А вслед за этими мучительными рефлексиями следуют ещё более ранимые: "Ни отцу не помог я, ни деду, Вот и мучает память меня" . Нет, не мог он помочь им тогда, и не мог бы, даже если бы стал уже взрослым и признанным поэтом. В те годы не щадили даже таких поэтических гениев как Павел Васильев, "русский степной беркут", ставший певцом казахстанских степных далей.

"Раскулачили – значит, судьба" . ("Увели их по санному следу...")

Вот и у А.Т. Твардовского раскулачили всю семью, а он не мог за неё и словечка замолвить...

Владимир Шемшученко посвящает целое стихотворение "Умученным поэтам", приводя эпиграфом строку О.Мандельштама: "Власть отвратительна, как руки брадобрея".

На взволнованной волне вины поэт выходит к высоким художественно-лирическим обобщениям. А подвижнические порывы поэта превращают риторические высказывания в пророческие призывы и предостережения:

Слышащий – да услышит.

Видящий – да узрит.

Пишущий – да напишет.

Глаголящий – повторит.