Нелюбимая страна

Нелюбимая страна

24 мая 2005 года

Владимиру Путину определенно не нравится та страна, в которой Борис Абрамович Березовский поставил его смотрящим, сам удрав в Лондон. С великим трудом тянет он лямку верного супруга нелюбимой жены. Многие, если не все политические новации и филологические изыски березовопомазанника говорят, что психологически он полностью там — в золотом веке СССР. Как В. Ленин не любил Россию за то, что она не Германия и в ней трудно строить социализм, так и В. Путин не любит Россию за то, что она уже не империя.

Не пойдет он ни на какой третий срок. Если, конечно, свои не заставят. До конца второго вряд ли дотянет. Совсем плох стал гарант безопасности кремлевских сортиров. То у него ющенковские сионисты кровавые в глазах, то французику грозится что-то отрезать, да так, чтобы больше ничего не выросло; то эстонку вдруг, изгаляясь, передразнивает. Все чаще срываясь, все больше начинает походить на городского сумасшедшего Европы.

Опостылело ему все, но опричники питерские, совсем ошалевшие от крышевания мебельных магазинов и распиливания нефтяных компаний, отпускать не хотят. Политтехнолог одесский, в Киеве, все расстреливать призывает и политическую доску перетряхивать. Пустое все это. Поздно.

Крупнейшая геополитическая катастрофа века уже состоялась — дрезденская резидентура закрылась. А как сладко было, занимаясь там делами огромной государственной важности, ощущать себя заточенным универсальным солдатиком Великой Империи! Ну и что из того, что наградили только медалькой штази 3-й степени. Зато вечерами в уютной дрезденской квартирке так приятно было потягивать искусительное немецкое пиво, переживая не только сопричастность к сакральным тайным мировой геополитики, но и волнующую приобщенность к атрибутам скромного обаяния мировой буржуазии.

Он был рожден неудачником — троечник из бедной пролетарской семьи, выросший в коммунальной квартире. Две истории любит рассказывать президент РФ своим коллегам и иностранным журналистам.

Одна о крестике — ну это так, заученная для вербовки полезных буржуазных идиотов легенда. Вторая намного серьезней, там Фрейд с Юнгом отдыхают. Это история о загнанной маленьким Вовочкой в угол крысе, которая бросилась на него. С этой крысой, судя по частоте возвращения к теме, навсегда, видимо, сохранилась какая-то глубинная нелокальная квантово-механическая связь, оказавшая решающее влияние на мировоззрение будущего политика.

Но до политики тогда было еще очень далеко. «Я был настоящей питерской шпаной», — сказал как-то В. Путин. (Вот в это охотно верится.) Но какая-то невидимая сила выбрала его из этого мутного слоя и, не обещая лондонских и сингапурских карьер (туда отбирались люди совсем другого социального происхождения), довела его сначала до юрфака ЛГУ, а потом и до дрезденской квартирки.

И никакие чудом обрушившиеся на него через 15 лет дворцы, резиденции, виллы друга Сильвио, «Патек Филиппы», «Юганскнефтегазы», распиленные вместе с «хорошо ему известными физическими лицами, давно работающими в области энергетики», никогда не заменят ему того ощущения могущества, блеска, полноты бытия, служения высокой идее, которое он испытывал, вербуя дрезденских бомжей и наркоманов. У него была Великая Эпоха.

Закрытие дрезденской резидентуры стало и личной трагедией чекистского Акакия Акакиевича. Злые люди отняли у него мягкую и теплую шинель покроя Феликса Дзержинского. А потом еще зачем-то усадили на трон в чужой, незнакомой и неустроенной (никакого Ordnung’a, никакой вертикали, никакого имперского величия) стране. Ему зябко и неуютно на колченогом троне. Ужасно хочется уйти, а у кого отпроситься, не знает.

Связь с центром давно утеряна. Он пытался ее восстановить на другом уровне. Бил поклоны, ставил свечки, окружал себя номенклатурными попами. Но попы побаиваются его. Слишком узнаваем этот прищур холодных рыбьих глаз. Слишком хорошо все эти арамисы и аметисты помнят своих первых кураторов.

Президент не любит Россию. И главное, не верит в нее. В последнее время все чаще он открыто и демонстративно изменяет ей с трупом Советского Союза. Может быть, она, убогая, и удвоит ВВП и даже когда-нибудь приблизится к уровню Португалии. Но у нее никогда уже не будет дрезденской резидентуры — этого Эдема путинской юности, несокрушимого форпоста Великой Империи. А любить отчизну странной лермонтовской любовью такие не умеют.

Не получится у него ничего с этой страной. И не полюбит ее он никогда.

Дорога к рабству

17 июня 2005 года

Наш замечательный соотечественник Петр Чаадаев еще почти 200 лет назад высказал мысль, что России, видимо, суждена историческая роль быть неким уроком для других народов, показывая, чего не надо делать ни в коем случае. Похоже, что эту роль мы с мазохистским рвением все эти 200 лет и продолжаем выполнять. Другой выдающийся мыслитель, австрийский экономист Фридрих фон Хайек, когда писал свою знаменитую «Дорогу к рабству», конечно, не мог и вообразить, что кроме описанных им двух дорог к рабству — фашизма и коммунизма — может существовать еще одна, по которой поведут под знаменами фон Хайека и с его именем на устах.

В одном из рабочих кабинетов Владимира Владимировича Путина стоит бюстик фон Хайека. Это не только для вербовки иностранных инвесторов, которые иногда этот кабинет посещают. Владимир Владимирович себя достаточно искренне ощущает этаким либеральным реформатором. Ему об этом постоянно говорят многие его советники. Вообще в его экономическом мировоззрении причудливо, но органично сочетаются элементы чубайсизма и чекизма, что позволяет мне назвать его философию моделью ЧуЧе.

В целом ЧуЧе реализует золотую мечту советской партийно-гебистской номенклатуры, которая и задумала перестройку в середине 1980-х годов. Чего она достигла в результате 20-летнего цикла? Полной концентрации политической власти, такой же, как и раньше, громадных личных состояний, которые тогда им были недоступны, и совершенно другого стиля жизни (кто в Куршевеле, кто на Сардинии). И самое главное — они избавились от какой-либо социальной ответственности. Теперь им уже не нужно повторять «цель нашей жизни — счастье простых людей». Их уже тогда тошнило от этого лицемерия. Теперь они будут говорить, что цель ихней жизни — это «продолжение рыночных реформ». И проводить эти «реформы» с абсолютной социальной беспощадностью.

Путинский проект является воплощением давней мечты наших либеральных экономистов о российском Пиночете, который железной рукой поведет нас к либеральным реформам. Эта вера в Пиночета все время подогревалась примерами целого ряда стран, где этот проект был якобы успешно осуществлен: Чили, некоторые государства Восточной и Юго-Восточной Азии.

Но дело в том, что во всех этих странах речь шла о решении авторитарными методами задачи перехода от аграрного общества к индустриальному. А эта задача была решена достаточно эффективно Иосифом Виссарионовичем Сталиным 60–70 лет назад. И тоже не самыми гуманными методами решалась эта задача в Европе в XVIII–XIX столетиях.

Проблема, перед которой стоит Россия сегодня, — прорыв в постиндустриальное общество — этими методами в принципе не решается, что, кстати, показывает и опыт тех же азиатских «тигров» и «драконов», на который ссылаются наши либерал-авторитаристы. В Южной Корее, например, эта модель была исчерпана уже в конце 1990-х годов. (Кстати, многие руководители тамошних финансово-промышленных групп — чеболей, как и два бывших президента страны, провели длительные сроки в тюрьме.) Для задач постиндустриального этапа общественного развития эта модель никак не годится.

А у нас есть еще и дополнительное и очень серьезное отягощающее обстоятельство: мы богаты сырьевыми и энергетическими ресурсами. Такая комбинация — авторитарная бюрократическая власть плюс ресурсное изобилие — абсолютно убийственна для развития, потому что она лишает бюрократию любой обратной связи с реальностью, разлагая и коррумпируя ее полностью. Что и происходит на наших глазах. Это классическая комбинация снотворного и слабительного. Снотворным у нас служат нефтяные цены — 50 долларов и более за баррель, а слабительным — вся эта питерская бригада оборотней-силовиков.