Ч Р Метьюрин и его 'Мельмот скиталец'

Литературная деятельность Метьюрина началась вскоре после его возвращения в Дублин. В 1807 г. он на собственные средства, но под псевдонимом издал в Лондоне в трех томиках свой первый роман "Семья Монторио" {Этот роман был издан под псевдонимом "Dennis Jasper Murphy", и по совету типографщика к его заглавию были прибавлены, в качестве приманки для читателей, дополнительные слова: "Роковая месть" ("The Fatal Revenge, or, The Family of Montorio", London, 1807).}: в следующем году под тем же псевдонимом другой, под заглавием "Молодой ирландец" {"The Wild Irish Boy" (London, 1808, 3 vols., in 12o). Это заглавие с трудом поддается переводу на русский язык; его можно было бы перевести "Необузданный", "Неистовый" или "Мятежный ирландский юноша"; но, как увидим ниже, оно избрано автором намеренно, в параллель к заглавию романа леди Морган; поэтому мы упрощаем задачу и называем его заглавием, которое избрал для него французский переводчик.}. Оба эти произведения прошли малозамеченными, но имели для автора некоторое значение, так как явились поводом к заочному знакомству Метьюрина с В. Скоттом и долголетней с ним переписке. В это же время в жизни Метьюрина произошли события, существенно изменившие ее обычное течение и имевшие для него весьма тяжелые последствия.

В ноябре 1809 г. отец писателя, в доме которого он жил, был обвинен в лихоимстве и растрате казенных денег, смещен с должности и предан суду. Хотя впоследствии он был оправдан, а обвинения признаны несправедливыми, но реабилитация пришла к семье нескоро и уже слишком поздно: Вильям Метьюрин пережил полное разорение и до самой смерти не в состоянии был поправить своих дел, пришедших в сильный упадок. Несколько лет спустя, рассказывая в письме к Вальтеру Скотту (от 11 января 1813 г.) об этом большом семейном несчастье, Чарлз Метьюрин упоминал, что длительный судебный процесс отца затянулся по той причине, что он совпал с войной против наполеоновской Франции: "Поскольку нация боролась за свое существование, у нее не было времени, чтобы выслушивать личные жалобы: в борьбе за жизнь, в которую мы вовлечены, крики раненых не слышны и не вызывают сострадания. Мой отец жил на свое жалованье, а я, зависевший от него, также пострадал от его разорения" {The Correspondence of Sir Walter Scott and Charles Robert Maturin, ed. F. E. Batchford and W. H. Mac Carthy. The University of Texas Press. Austin, 1937, p. 9 (Далее сокращенно: Correspondence).}.

Положение Ч. Р. Метьюрина действительно становилось очень критическим: надо было оказывать помощь отцу, собственная его семья также увеличивалась; небольшие доходы от скромной должности в соборе св. Патрика не позволяли даже ему самому сводить концы с концами; литературные труды в свою очередь оплачивались мало и плохо.

Метьюрин пытался найти выход из затруднительного положения, решив открыть нечто вроде пансионата для богатых дублинских студентов и давать им уроки. Он надеялся, что увеличит собственный доход и окажет помощь своим родителям, которые, по его собственным словам в том же письме к В. Скотту, "покинуты для всех ужасов нужды, усиленной недугами их возраста". Однако предприятие, задуманное Метьюрином, оказалось делом сложным, трудным и невыгодным. Необходимо было затратить довольно большую сумму на помещение и обзаведение для пансионеров; надо было найти их, а затем потянулась тяжелая и хлопотливая жизнь: ежедневные занятия с ними, житейские заботы и хлопоты. Родители учеников были капризны и выдвигали непомерные требования. С трудом решались проблемы дисциплины и врачебного надзора; все более мучительной становилась ответственность за тех, кого он поселил у себя, несмотря на то что его жена полностью отдавала им свое время и всячески стремилась помочь мужу, переобремененному трудами и заботами. Все это, если верить словам самого Метьюрина, вознаграждалось плохо; доходы были незначительны и ненадежны. "Судите сами, - писал Метьюрин в том же письме к В. Скотту, могу ли я иметь ясный ум и спокойное сердце, когда я сажусь писать?" {Ibid., p. 10.}. А писать было необходимо, поскольку литературное творчество давало ему единственную надежду на возможность улучшения расстроенных и все более запутывавшихся денежных дел: Метьюрин прекрасно понимал, что жить с семьей, к тому же непрерывно увеличивавшейся, исключительно на жалованье в двадцать пять фунтов стерлингов было невозможно. Естественно, что все указанные обстоятельства не могли не наложить на произведения Метьюрина первого периода его литературной деятельности весьма мрачного отпечатка, тем более что образцы, коим он следовал, сами по себе отнюдь не отличались ни светлыми красками, ни веселостью.

2

Ранние повествовательные произведения Метьюрина, начиная от тех, которые в свет выпустил он сам, скрывшись под псевдонимом Денниса Джеспера Мерфи, примыкали к тому типу романов, который достиг наивысшей популярности на рубеже XVIII и XIX вв. и получил название "готического" (the Gothic novel). Родоначальником жанра считается "Замок Отранто" ("Castle of Otranto", 1764) Г. Уолпола; за ним следовала целая серия романов, год от года возраставших в числе, среди которых выделялись изданный Кларой Рив роман "Старый английский барон" ("The Old English Baron", 1777), позже романы Анны Радклиф, в особенности "Удольфские таинства" ("The mysteries of Udolpho", 1794) и "Итальянец" ("The Italian", 1797) - два лучших из шести написанных ею произведений этого рода; наконец, в 1808 г. появился наиболее типичный и характерный образец английского готического романа - "Монах" ("The Monk") Метью Грегори Льюиса (M. G. Lewis). В общем же за полвека (с 1764 по начало 20-х годов XIX в.) в Англии вышли в свет несколько сотен готических романов, принадлежавших перу нескольких десятков писателей, преимущественно второразрядных; многие из этих произведений, жадно читавшихся повсюду, появлялись в нескольких изданиях, переводились на многие европейские языки. С середины 20-х годов XIX в. густая сеть новых готических романов, постоянно раскладывавшихся на прилавках книжных магазинов, стала постепенно редеть. Все явственнее сказывались признаки упадка некогда популярного жанра: творческая фантазия их авторов мало-помалу истощалась; чаще появлялись слабые подражания старым образцам или вялые их пересказы; привычные мотивы их сюжетных схем, возбуждавшие в свое время сильнейшие эмоции читателей, теряли интерес новизны, становились банальными, приедались. Тем не менее воздействие этого жанра, хотя и ослабленного и почти себя исчерпавшего, порой ощущалось то там, то здесь в произведениях английской литературы до самого конца XIX в.