Историческое похвальное слово Екатерине II

Теперь обращается взор наш на ту, некогда мощную Республику, которой имя и бытие уже исчезло в Европе. Давно ли еще наглая и злобная Польша терзала наше отечество? Давно ли она, пользуясь его изнеможением, хищною рукою хватала в свое подданство целые Княжества Российские? Давно ли древняя столица Владимира носила ее цепи? Давно ли и ты, Москва цветущая, лежала у ног гордого вождя Сарматского? Но Россия, подобно спавшему исполину, восстала в гневе своем; враги ее, в их чреду, упали на колена пред нею, и возвратили похищенное. Так, Монархиня взяла в Польше только древнее наше достояние, и когда уже слабый дух ветхой Республики не мог управлять ее пространством. Сей раздел есть действие могущества Екатерины и любви Ее к России. Полоцк и Могилев возвратились в недра своего отечества, подобно детям, которые, быв долго в горестном отсутствии, с радостию возвращаются в недра счастливого родительского семейства.

Крым был независим; но Крым был еще гнездом разбойников, опасных для России. Сия прекрасная часть нашей Империи, где Природа столь щедро награждает трудолюбие и за каждое лону ее вверенное зерно дает богатый клас земледельцу; где на тучных паствах рассыпаются стада бесчисленные; где свирели и нежные песни веселых пастырей, простота нравов, миролюбие и общее добродушие жителей напоминают воображению счастливые берега Ладона – Малороссия не могла быть покойною в соседстве неукротимых варваров. Екатерина повелела – и воинство Ее, не обнажив меча, заняло полуостров Крымский, древнюю Тавриду, столь известную в Истории и в самой Мифологии. Монархиня еще не ведала, что сие важное приобретение возвратило России ее некогда именитое Княжество Тмутораканское или столицу его, которая скрывалась досель [3] от любопытства наших Историков. Таким образом, пресеклись грозные набеги Татар, столь бедственные для нашего отечества. – Сама же Таврида будет всегда прекрасною частицею Российской Империи и со временем важною для торговли с Архипелагом и Востоком. Уже любопытные из отдаленных земель приезжают видеть сию чудесную страну, которая представляет взору и гранитные горы Швейцарии, и плодоносные долины Пьемонтские; страну, где творческая Натура с нежными красотами соединила величественные; где в одно время и зима свирепствует, и весна улыбается; где мудрый наблюдатель Природы находит для себя разнообразные богатства, и где чувствительное сердце, наскучив светом, может насладиться самым приятнейшим уединением.

Оттоманская Порта содрогнулась; и хотя, по занятии Крыма нашими войсками, возобновила мирный трактат с Россиею, но скоро тайная злоба ее воспылала…

Здесь напомню вам, сограждане! Славное путешествие Монархини в страны Ею заселенные или завоеванные. Она желала видеть Тавриду и новые плоды своего счастливого царствования. Зрелище восхитительное, достойное Екатерины! От самых берегов Невских до волн Понта Эвксинского шествие Великой казалось торжеством победительницы мира. Не цепи невольников гремели вокруг торжественной колесницы, но радостные восклицания довольных подданных; миллионы упадали перед Нею как пред Божеством благодетельным. Так некогда обожаемая Семирамида, в сиянии славы, при звуке бесчисленных мусикийских орудий, шествовала по цветущим областям ее, изумляя подданных своих величием и щедротами!.. Как сладостно было сердцу Монархини, когда искреннее усердие вещало Ей: «Сии трудолюбием и художеством украшенные места недавно были горестною пустынею, дикою степью; где сии обширные сады зеленеют и гордые палаты возвышаются, там одни песчаные холмы представлялись унылому взору! В сем юном городе, [4] Тобою сотворенном, уже цветет торговля. Здесь Восток и Запад меняются своими богатствами. Здесь все исполнено имени и славы Твоей!» Там два Венценосца встретили Монархиню как бы для того, чтобы еще более украсить Ее торжество. Екатерине обязан был Станислав короною, и славился тем перед светом. Иосиф внимал Ее премудрым намерениям для блага человечества, когда Она чрез волны Эвксинские устремляла священный взор на град Константина. Цари Италии спешили Посольствами изъявить радость свою о приближении Северной Царицы к странам их.

Сие путешествие и догадки Европы о свидании Екатерины с Иосифом послужили Оттоманскому Двору предлогом к разрыву мира. Война снова возгоралась. Уже Румянцев не был главным, деятельным начальником; но дух его в Российских армиях – и неверные, увидев их, вострепетали; они узнали прежних своих разителей, узнали по их быстрым движениям, смертоносным громам, сокрушительным ударам; бежали с полей открытых, милых геройству, страшных робости и заключились в крепких оградах. Но ни Искусство, ни Природа не могли защитить их – и сия война ознаменовалась для славы нашей двумя, чудесно смелыми и счастливыми приступами. Только Россияне могут быть предметом сравнения для Россиян: Очаков пал некогда перед Минихом; но Очаков не был еще укреплен тогда всеми хитростями Искусства. Теперь падет он во всем своем величии, чтобы тем более увеличить славу нашу. Продолжительная осада была только действием человеколюбия Екатерины и доказательством непоколебимого терпения наших воинов, которые в открытом стане презирали все ужасы зимние. Монархиня щадила жизнь людей; надеялась, что враг покорится; но когда Военачальник произнес Ее именем решительное слово, Герои вошли в крепость по трупам неприятелей. – Взятие Измаила было еще славнее. Там армия обороняла город; высокие стены, глубокие рвы, страшная артиллерия – все обещало ему безопасность. Пришел Суворов… казалось для того, чтобы видеть неприступность города. Воинство неверных, в грозной многочисленности представ очам Россиян на валу крепости, хотело одним видом своим поразить их. Уже гордый начальник Измаила думал, что он видит смятение нашего Героя; что Суворов ожидает ночи для сокрытия неминуемого бегства! Ночь прошла – и Суворов в Измаиле! 20 000 Оттоманов легло в окопах. С изумлением узнала Европа, что наши, столь легко вооруженные Донские воины, под начальством Героя, превращаются в фалангу Македонскую и берут крепости.

В Херсоне Иосиф был верным другом России; но счастие и слава, еще вернейшие друзья наши, не хотели его признать своим союзником. Воинство его ужаснулось сверкающих кинжалов, грозного вопля неверных и страшного имени Аллы, призываемого ими в сражениях. Баннат был свидетелем Австрийских несчастий. Оттоманы, спасенные бегством от меча Российского, разили воинов Иосифа, тех, которые прежде сами побеждали храбрейшие армии в Европе. Украшенный лаврами старец, совместник великого Фридриха, был вызван из мирного уединения спасти отечество. Запад жизни его еще озарился лучом славы, но кратковременным; и Лаудон, взяв Белград, без успеха приступал к Орсове. Одни Россияне могли ободрить унылые легионы Австрийские; один Рымникский мог принести славу и счастие в стан их – и принес. Семь тысяч Русских указали им путь к победе… Австрийцы сразились храбро… Визирь изумился!

Но увидев впереди знамена Екатерины, услышав имя Суворова, в первый раз показал тыл нашим союзникам. В сей-то незабвенный день Австрийцы узнали чудесного Суворова; и когда, чрез десять лет после того, надлежало им против храбрых Республиканцев поставить вождя крепкого, они, забыв народную гордость свою, требовали Героя Рымникского.

Екатерина в сие время имела еще других врагов. Порта, Англия и Пруссия обольстили Густава: он дерзнул объявить войну России. Когда известие о первых его неприятельских действиях пришло в наши столицы, тогда надлежало видеть беспримерное усердие Россиян к отечеству и к Монархине. Все воспылали гневом на врага вероломного и ревностию наказать его; все мирные граждане готовы были лететь на поле брани. Сие воспоминание еще живо в сердцах ваших, сограждане, – воспоминание незабвенное и радостное для Патриотов! Могли ли Готфы, неохотные исполнители беззаконной воли [5], стоять против сынов обожаемой Екатерины, сильных любовью к отечеству и ненавистью к виновнику сей войны неправедной? Густав думал, что его нечаянное нападение приведет в трепет Россию и откроет ему путь к столице. Он забыл имена и подвиги наших избранных легионов, столь ужасных для его предков! Сии Герои стремились возобновить прежнюю славу свою в каменистом отечестве Финнов и доказать миру, что стража Монархов' Российских достойна своего имени и сана. Где только Готфы сражались, там Россияне побеждали, на водах и на суше. Густав истощил все способы ума и дерзости своей – напрасно и без успеха! Екатерина внимала грому флотов его, но покойно и величественно гуляла в садах Своих. Король, ослепленный высокомерием и лживыми союзниками, увидел наконец заблуждение и прибегнул к великодушию Монархини: Она даровала ему мир, который единственно мог спасти бедные остатки сил его.