Сине-фантом No 10

Без любви нет фильмов. И если сегодня кино "проходит" еще по телевидению, и это даже то, что лучше всего идет там лишь по этой причине. На телевидении нет любви. Там есть другое, что-то очень могущественное, как в жизни, так и в промышленности: там есть власть в чистом виде. Если в кино, как и в спорте, дела обстоят хорошо, это потому, что люди, которые его делают, будь то Зиди или я..., прежде всего его любят: люди хотят идти к экрану, чтобы идти к другим.

В жизни не получается идти к другим. Здесь ты немного беспомощен, то есть у тебя нет могущества военных, ученых или людей с телевидения. Люди беспомощны, но при этом у них есть воля, искренность, желание идти на встречу, отдаваться экрану, и потом они надеются... и потом другие идут к ним на встречу. Это и есть кино. Кино - это любовь к себе, любовь к жизни, любовь к людям на земле... В некотором смысле это очень евангелическое. Не случайно экран белый: это холст, и это я.

Вопрос: Многие молодые кинематографисты ссылаются на Вас. Что для Вас означает стиль Годара?

-105

Ответ: Годар не имеет стиля. У него есть желание делать фильмы, это все. Если я мог чем-то влиять на молодых кинематографистов, которые немного мои дети или мои братья, или которые были моими родителями, пока я не начал снимать, то только одним: показывая им, что фильм это всегда что-то возможное. Что можно поставить фильм без всяких денег. Когда у тебя их много, можно тоже делать фильм, но по-другому, чем это делают сегодня американцы, русские или телевидение. На самом деле мое действие всегда заключалось в том, чтобы идти в стороне, быть "на полях". Когда я смотрю футбольный или теннисный матч, я нахожусь по отношению к игрокам на полях. Я нахожусь на месте публики, которая смотрит. Быть в стороне значит, занимать место зрителей. Тетрадка не существует без полей. Поля - это необходимое место страницы.

Я начинаю сегодня осознавать всю мощь телевидения. Вот уже 20 лет, как я даже не имею права претендовать на место дворника на PAI (итальянское радио и TV) Даже в этом мне откажут. Итак, я должен сам себя спасти. Исходя из этого я ищу людей, которые заинтересованы в том, чтобы спастись своими силами.

Теперь я также понимаю, какой должна быть драма некоторых режиссеров, таких как Китон, который "упал", как Чаплин, которому понадобилось довольно много времени, чтобы пасть; как другие, которые поднялись, когда появилось говорящее кино. В ту эпоху кино было великим и подлинно народным искусством.

Такова моя идея, и я готовлюсь сейчас к сотрудничеству с четвертым каналом французского телевидения. Мы попытаемся показать, что кино со всеми культурными силами, которые оно задействовало, является чем-то уникальным.

Никогда живопись не знала этого. Гойю видело мало людей. Бетховена мало исполняли. Никогда не было так, как сейчас, с развитием техники, чтобы 600000 людей каждое утро слушали Моцарта. Эти вещи были для князей. Однако кино с самого начала

-106

было увидено сотней посетителей Гранд Кафе. А потом оно обесценилось. Оно получило подлинный народный успех: было ли это умышленно или нет, по финансовым причинам или нет.

Говорящее кино - звучащее слово - появилось в эпоху безработицы в США, во время, когда Рузвельт пришел к власти, и в то же время в Германии Гитлер уже начал захватывать власть, так сказать овладевал словом. Но речь шла не об испытанном слове философов, ни даже о любовных словах возлюбленных. Это было слово людей власти; слово, которое сегодня воцарилось благодаря технике на телевидении. Вот почему сегодня больше нет изображения, и люди почти не читают.

Жан-Пьер Горен в то время, когда я с ним работал, мне говорил: "Фильмы уже не смотрят, теперь их читают." Вот почему так неинтересны круглые столы, где собираются люди очень искренние и умные и дискутируют. Тут дискутируют без объекта. Как родители, которые спорят о счастье своих детей, не пытаясь вместе с ними разобраться, что же те предпочитают: велосипед, конфеты или счет в банке.. Как они могут претендовать на понимание?

Я, заинтересовавшись новыми технологиями, до того как они стали отдельной дисциплиной, заметил, что видео, означающее "я вижу", овладело словом с бесконтрольностью множества людей, которые желают попросту ничего не видеть.

"Почему же во всем мире так нравятся именно американские фильмы?" Вопрос поставлен, за ним стоит действительно какая-то важная проблема. Средний американский фильм, предположим римэйк фильма "На последнем дыхании", не обошел ли он весь мир? Он куплен повсюду, люди, сделавшие его, неплохо живут; у них есть машины, телевизоры и две ванные комнаты. Это им принесло доход. Однако мои фильмы не обходят весь мир. Мне очень трудно выйти со своим фильмом к зрителю в определенный момент. Американцы умеют "захватить" публику в 4 часа дня или в 8 часов вечера на телевидении или с помощью видеокассет, на которых, впрочем, ничего не видно. Это большая сила. Шведс

-107

кие, японские фильмы не обходят мир. Об африканских фильмах не стоит и говорить. Люди не хотят их смотреть.

Больше всего я сожалею о том, что американцы пользуются своим положением, чтобы господствовать вместо того, чтобы предоставить немного свободы.

Вопрос: Если судить по операторской работе фильма "Имя Кармен", вы очень мало пользуетесь искусственным освещением, тем не менее ваша палитра достаточно богата.

Ответ: Я доволен. Пришло время поговорить о технике. Как все дети я начал обучение в начальной школе, с начальных цветов, со всего, что является примитивным. Я снимал умственно отсталых или людей, которых называют идиотами, и которые для меня, однако, таковыми не были. Но теперь, как мне кажется, я перешел - и в мои 50 лет это нормально - в среднюю школу.

Для меня камера не является ружьем, она не есть что-то такое, что извергает. Это инструмент воспринимающий, благодаря свету. Именно по-этому в титрах вы видите, что авторами съемок фильма являются на равных трое. Я, который говорит: "Снимаем так", затем Кутар, который соглашается работать без освещения в отличии от всех остальных операторов, считая, что все, что он делает, интересно. Он считает, что свет, проникающий через занавеску, не похож на тот свет, который проходит через полуоткрытую дверь. Он пытается поразмыслить над этим, и мы вместе смотрим, сможем ли мы воссоздать это на экране. Наконец третий персонаж, постоянный наш друг - Кодак.