Шаг за черту

Мы виделись с Боно [71] не раз, но, заглянув ему в лицо на сцене «Уэмбли», я увидел совершенно незнакомого человека и понял, что передо мной Звезда, которая обычно сокрыта от глаз. Звезда, равная по мощи той зверюге, для которой она поет, и столь неукротимая, что давать ей свободу можно только внутри этой световой клетки. Звезда, сокрытая в Мике Джаггере, была во вторник выпущена в «Уэмбли» на волю. Она существует куда дольше U2; она мастита, огромна и великолепна.

За последнюю неделю мы вспомнили по случаю все бородатые шутки: Rock’n’Wrinkle, Crock’n’Roll [72]. Рядом со мной сидел человек, который был на концерте Stones во время их первого турне в сентябре 1963-го. Тому тридцать два года — тридцать два года! Я тоже был на одном из тех концертов: мне было шестнадцать, я сбежал из школы и прыгнул в автобус. Мы с соседом никак не могли договориться, кто там в ту осень занимал первую строчку: один из этих, которые разбились на самолете, полагал он; я же считал, что Джин Винсент с его Be-Bop-A-Lula. Мы, впрочем, оба ошибались. На самом деле — братья Эверли и Бо Дидли. Stones играют уже так давно, что память их первых слушателей начала давать сбои; вот как давно!

На пути к супер-рок-шоу галактических размеров, вроде Voodoo Lounge, приходится пройти сквозь метеоритный дождь лепых и нелепых фактов. Все эти разговоры про возраст — а вы слышали, что их средний возраст выше, чем у членов кабинета? Избитые сплетни о том, что Киту Ричардсу сделали полное переливание крови; от отставного шляпника, которому не удалось завоевать симпатии Джаггера, узнаёшь, что у великого человека «голова с орех»; даже раздаются намеки — ну никакого уважения! — что Мик имеет привычку преувеличивать свои «активы», засовывая в передок леггинсов подходящие фрукты и овощи. Кроме того, уже всем известно, что, хотя турне спонсирует «Фольксваген» («Камни в одной команде с жуками!» [73]). Мик ездит на «мерседесе»; и, сколько бы они ни строили из себя бунтарей, на самом деле обыкновенные рвачи, которым нужны только деньги и слава. Нам сообщают, что Ramones решили больше не выступать и советуют Stones поступить так же, а те не хотят — по крайней мере, пока на них продолжает литься золотой дождь. Мы уже слышали, что наши герои зарабатывают миллионы долларов. What can a poor boy do ‘cept to play for a rock’n’roll band? («Что остается бедняку, кроме как играть рок-н-ролл?») [74]. В наши дни было бы, пожалуй, уместнее петь Diamond Life («Бриллиантовая жизнь»).

Под таким обстрелом самая несгибаемая преданность Rolling Stones, даже та, которой уже целых тридцать два года, может поколебаться и обернуться раздражением — особенно если канадская мафия, ответственная за распределение мест, запихала вас за какой-то столб, и обрести место, с которого что-то видно, удается только при помощи дружественного сотрудника охраны. Не скрою, я припомнил несколько довольно крепких словечек, пока ждал появления динозавров.

А потом дохнул огнем дракон, и брюзжать сразу же расхотелось. Ожила «Кобра» — декорации Марка Фишера: высокотехнологичная змеиная голова извергла пламя. Фишер, создавший декорации для недавних выступлений Pink Floyd и Zoo TV, именно тот человек, к которому надо обращаться, если пришла охота потратить целое состояние на превращение стадиона в мир будущего. Постановщики любят сравнивать гастроли с войсковой операцией, но это не совсем верно. Если подумать, куда удивительнее другое: вся эта сценическая гигантомания — 250 человек персонала, 4 дня, потраченных на подготовку; 3 группы техподдержки, раскиданные по всей стране; 12 километров проводов, самый большой в мире передвижной телеэкран, 56 трейлеров, 9 автобусов и «Боинг-727», 3840 000 ватт электроэнергии, которую вырабатывают генераторы мощностью по 6000 лошадиных сил, так здесь сказано, — и все это исключительно ради развлечения. Only rock’n’roll, but I like it («Один рок-н-ролл, но мне нравится») [75]. Приятно сознавать, что и удовольствие имеет свои войска.

А удовольствие длилось с начала Not Fade Away («Не исчезай») до сольного исполнения на бис Jumpin’ Jack Flash («Джек Попрыгун»), то есть целых два с половиной часа. На сцене творились чудеса пиротехники — каскады света, фейерверки, а во время исполнения Sympathy for the Devil («Сострадание к дьяволу») явились эти удивительные надувные чудики: Элвис, змея, Звездный Мальчик, индуистская богиня, которые плясали, как куклы-вуду, покорные ритму заклинаний Джаггера, временно превратившегося в барона Самеди [76]. Акустика была отличная: каждый звук — насыщенный и отчетливый, каждое слово — внятное и громкое; да и экрана с таким высоким разрешением я еще не видел. Но дело-то не в этом.

Дело в том, что Stones были великолепны. Сила, драйв, убедительность и свежесть вокала Мика и игры музыкантов [в какой-то момент, во время исполнения Satisfaction («Удовольствие»), Кит Ричардс, кажется, прошептал: «Люблю эту песню»]; атлетизм Мика, ловкость его движений (когда-то он исполнял «Собачий вальс» и «Танец маленьких утят», как его научила Тина Тернер; теперь в его танце появилось нечто восточное, этакий бхарат натьям [77], подпитанный 3 840 000 ватт); и Кит, стоящий точно в середине сцены — ноги широко расставлены, гитара раскачивается в классическом стиле рок-н-ролльного бога; Кит с его прической в стиле «Развалины горы Рашмор» [78], когда Мик начинал скакать и прыгать по сцене, легко брал ситуацию под контроль. Кит не бегает. Это он оставляет коллеге. [Может быть, стоило бы оставить Мику и вокал. Уж во всяком случае, не нужно было искушать судьбу, а заодно и критиков, и петь песню под названием The Worst («Хуже всех»)].

К началу второй композиции. Tumbling Dice («Фишки падают»), стало ясно, что новое «машинное отделение», где кроме Чарли Уотса теперь трудится бас-гитарист Дэррил Джонс, ничем не хуже старого ни по технике, ни по мощи. А из дуэта с Миком в Gim’me Shelter («Дай мне убежище») стало понятно, что бэк-вокалистка Лиза Фишер и сама некоторым образом звезда. Она не просто выходила на сцену в некоем кожаном подобии нижнего белья и на шпильках в стиле «ну, давай…», с ремешками по самое колено, у нее еще обнаружился богатый, сексуальный голос, и высокие ноты она держала так, будто сердце пронзала насквозь [79].

Новые песни почти что дотянули до уровня былых шедевров, но по-настоящему завела нас, конечно, старая классика; иначе и быть не могло, потому что эта музыка — риффы из Satisfaction, непристойно-гениальная Honky Torik Women («Бесшабашные женщины») — уже так органично вошли нам в кровь, что мы, похоже, можем передать это знание с генами своим детям, которые с рождения напевают; How come you dance so good («Что это ты так хорошо танцуешь?») и эти древние сатанинские стихи: Pleased to meet you, hope you guessed my name («Рад знакомству, надеюсь, ты угадала мое имя»). Как замечательно, что Stones не попались в ту же западню, что и Боб Дилан, и не стали губить свои прежние песни. В результате в «Уэмбли» в тот день было полно детишек, которые радостно подпрыгивали в такт композициям, родившимся раньше них, но по-прежнему молодым. Это не какое-нибудь ностальгическое шоу; песни Stones не музейные экспонаты. Послушайте, как звучит гитара Кита в Wild Horses («Диких лошадях»). Эти песни — живые.

Был там старикан с седыми патлами, в розовой футболке и в джинсах — still crazy after all these years («По-прежнему влюбленный до безумия после всех этих лет»), — который достукался: в конце концов его вывели копы. Была там темноволосая девица в костюмчике, казалось бы нарисованном прямо на теле, которая так зазывно танцевала в ВИП-зоне во время исполнения Sweet Virginia («Милой Вирджинии»), что зрители (мужчины) отворачивались от сцены и глазели на нее. Был обмен поцелуями в соски между Миком и Лизой, который сразу вернул наши глаза куда надо. Была овация Чарли Уотсу. Лучшего и пожелать невозможно. Пускай Rolling Stones больше не опасны и не несут в себе угрозы порядочному, цивилизованному обществу, они по-прежнему знают, как его раскочегарить. Yea-yea-yea WOO!