Газета Завтра 286 (21 1999)

Леониду Максимовичу и потом приходилось встречаться “с самим” в разных ситуациях. “Сталин напугал Россию еще лет на триста вперед”, — говорил он, но при этом никогда не мазал его одной черной краской, говоря, что это фигура трагическая, поистине шекспировского масштаба. И тем не менее отказался принимать участие в создании сценария фильма “Иван Грозный”. Сапоги вождю лизали другие, те, которые потом навешали на него всех собак за свои подлости и преступления.

Мало кто знает, что Леонид Максимович мечтал стать художником и поступал во ВХУТЕМАС. Только что вернулся с гражданской, в пропавшей порохом шинели и альбомом в руке. Позади Крым, взятие Перекопа. Не поступил. В.Фаворскому, он тогда был ректором высших художественных мастерских, так и не простил этого. Зато стал писателем — и каким!

Кто же близко знаком с Леонидом Максимовичем, знает прекрасные фотографии, сделанные писателем, и понимает, что ничто в жизни даром не проходит, не исчезает бесследно. Фотографии тому свидетели. Главное действующее лицо — Татьяна Михайловна Сабашникова — жена писателя и дочь известного издателя пореволюционной России.

Порой кажется, что жизнь наша складывается по каким-то совершенно нам неподвластным законам. Потом же выясняется, что это не совсем так, и что в цепи случайностей есть своя закономерность, что не все так просто.

Для меня событием огромной важности была встреча с Леонидом Максимовичем, который случайно обратил внимание на мои работы. Произошло знакомство, переросшее в дружбу.

Но жизненные хитросплетения могут быть просто уникально-удивительными и, как оказывается, бывают не только в романах Достоевского, а и в жизни. Татьяна Михайловна родилась и провела свое детство в имении своих родителей Сабашниковых в деревне Костине под Петушками. А это недалеко от того места, где проживаем мы летом, всей семьей. Дом в деревне Чуприянове мы приобрели у Анны Константиновны Борисовой, уроженки этих мест, которая в детстве своем была нянькой у двух девочек Сабашниковых, стало быть, и Татьтяны Михайловны.

Много лет протекло с тех пор, много утекло воды. Нет Анны Константиновны, Татьяны Михайловны, да и самого Леонида Максимовича, как и тех еловых аллей парка, которые вспоминала Татьяна Михайловна, и роскошного пруда у дома ее родителей.

Теперь там мерзость запустения. От дома остался один огрызок, рядом деревообрабатывающий цех, какие-то подсобки, и вместо пруда до недавнего времени грязный водоем. От былой красоты и следа не осталось. Сколько таких мест в России, пораженных язвой безобразия. А красота, вещь не простая, она духовного порядка, ее уход из жизни предваряет наше душевное опустошение и затем духовный распад. Наша теперешняя жизнь свидетель тому.

Дружил Леонид Максимович с Ильей Семеновичем Остроуховым. Бывал у него дома. Известный художник, уважаемый меценат почтительно относился к молодому писателю, беседовал с ним об искусстве; рассматривали коллекцию икон, картин, старые книги. Потом, после смерти художника, все это бесследно исчезло, часть коллекции оказалась в Третьяковке, а остальная неизвестно где. Леонид Максимович часто вспоминал об этом.

Знание жизни, точные характеристики и замечания Леонида Максимовича просто поражали. “Если художник не знает, как вставляется сук в дерево, не знает, как изображать этот узел, — это не художник или плохой художник”.

“Важна деталь, — говорил писатель, — открой ее — и через эту деталь, как через увеличительное стекло, выявишь суть предмета”.

“Никакого конкретного иллюстрирования, художник должен выявлять не литературно-повествовательную канву, а образное начало произведения, его настроение, должен аккомпанировать автору. Иллюстрация — музыкальное сопровождение произведения”.

“Художник не должен думать о том, как изобразить эпоху или свое время. Он сам — его нутро, его нерв, и должен работать только над сокровенным, над тем, что близко его душе. Необязательно гигантские картины писать, работа может быть маленькой, но сокровенной. Художник должен показать свое нутро — и в этом будет отражено время. Должен быть тайничок, и этот тайничок — пульс и нерв эпохи”.

Человеческая жизнь, судьба одного человека тесно переплетены с судьбой своей страны, своего народа. От того, что происходит в сердце человеческом, зависит и происходящее в мире. Будет устроение в доме сердечном, будет устроение и в мире.

Леонид Максимович глубоко сопереживал события, происходящие в нашей стране, особенно те, что произошли в последние годы. Каково было ему видеть, как с трудом собранная веками, разваливается в один миг великая держава, сначала СССР, потом Россия. “Что они делают? — горевал он, — Татарстаном и Башкирстаном отрезают нас от Сибири и дальнего Востока. Расчленяют Россию, фаланга за фалангой, как тело разымают на части — с другой стороны обратная генетика идет, отсутствие патриотизма, трусость, страх, рабская психология, говорят, что 120 миллионов русских осталось, вряд ли, из них 19 миллионов дебилов, стариков и старух. Молодых нет, откуда детям взяться”.

“По радио только рок и передают, как будто дьявол на адской свирели играет, все дергаются, кривляются, прыгают, настроение отвратительное становится, все раздражает — бесовщина, одним словом”.

“Как во время татарского ига, люди и сейчас должны собраться в храме, как тогда, прячась от татар, от смерти, и молились, стены каменные, пение, смотришь в одну точку — там Бог. Если и погибали, то все вместе, в одном храме. Нас может спасти только Бог”.

“Власть захватили страшные люди. Они уже собрались. Что будет — страшно подумать.”

Господи, до чего все точно. События октября 1993 года подтвердили эти слова, народу была учинена такая кровавая бойня, перед которой меркнут фашистские злодеяния Второй мировой войны, убивали из танков женщин, стариков, детей, — называя убиенных “фашистами”.

“Нас может спасти только Бог”, — повторял он.

Леонид Максимович был глубоко русским человеком с православной душой. Много раз во время наших прогулок он читал псалмы Давида, особенно любил повторять сто тридцать шестой псалом “На реках Вавилонских тамо седохом и плакохом...”, который поется за всенощным бдением три субботы подряд перед великим постом.

Был такой разговор. Зашла речь об известном перебросе вод с севера на юг, я говорил о том, что “перебросчики” доведут свою работу до конца, несмотря ни на что, ни на героические усилия против этого писателей, ученых, художников, общественных и государственных деятелей.

Говорил, что время наше безблагодатное, и что не все ладно в этом мире.

Он внимательно слушал, потом, посмотрев на меня, вдруг сказал слова, поразившие до глубины: “Душу, душу надо устраивать, а там и все остальное устроится”.

Странно было слышать эти слова от писателя, создавшего образ борца за родную природу Вихрова и его антипода, представителя лженауки, “духовного отца перебросчиков” — Грацианского. Но потом я понял, что в этих словах писателя выразилась вся вековечная народная мудрость, имеющая свою, корневую, глубинную систему, питающую всю русскую литературу и культуру, где основными духовными ценностями, мерилами законов бытия были и являются совесть, сострадание, смирение как антипод “гордыне”, правда, а в основе всего любовь как высшее понимание красоты и гармонии мира, и где устроение души было и остается главной задачей, как сказано было: “Душа человеческая стоит больше, чем все царства мира”. И нет никакой другой, окольной дороги в рай, кроме как устроение дома сердечного.