Человек, похожий на генерального прокурора, или Любви все возрасты покорны

«Губила президента и тяга к спиртному, — писал Скуратов. — Для России выпивать стопку-другую перед ужином — вещь — нормальная, но когда стопку-другую, и не больше. А это норма не устраивала президента». [259]

Между тем у этого человека была в руках колоссальная власть. «У больше полномочий, чем у египетского фараона, — отмечал, — я уже не говорю о русских царях и всех генсеках, вместе взятых. А между тем это совершенно недееспособный человек. Мы недавно встречались: он не в состоянии глубоко проанализировать обстановку, высказывает банальные вещи, которые вдувает ему в уши окружение…». [260]

Ну, да ладно это лидер красной оппозиции, но и другие (уже из числа президентского окружение) сообщали почти тоже самое. Например, вспоминал: «В тот период, когда здоровье президента было уже не ахти какое, наши с ним встречи были малосодержательными и носили уже чисто демонстративный характер. Их цель сводилась к тому, чтобы люди увидели: президент встречается с силовыми министрами, а значит, контролирует ситуацию в стране.

уже не вникал в детали, а время аудиенции обычно ограничивалось 20 минутами. За это время ничего толкового рассказать просто невозможно, но ему и такие короткие свидания становились в тягость. Достаточно было перебрать во время разговора минуту-другую, как я начинал физически ощущать: раздражается. Это был новый человек, разительно отличавшийся от прежнего …

Что ещё хуже: начинал потихоньку путать людей. Однажды меня разыскали и передали требование срочно прибыть в Кремль. Я приехал. Очень деликатное поручение, которое дал мне президент, на первый взгляд, не имело ко мне никакого отношения и напрямую касалось министра обороны генерала армии, впоследствии маршала Российской Федерации Игоря Сергеева. Вернее — одного из управлений Минобороны, занимавшегося внешнеполитическими проблемами.

Я удивился: будучи в то время заместителем председателя правительства, я не курировал деятельность Министерства обороны и мало что мог сказать по существу конкретной проблемы. Но решил так: президент это делает неслучайно, на то у него есть свои резоны. Единственно, что попросил: «, позвольте мне проинформировать о нашем разговоре тех руководителей Министерства обороны, которые находятся в курсе дела». охотно согласился, и я, продолжая ломать голову над тем, что бы все это значило, [261] стал вызванивать тех армейских военачальников, которым, собственно, изначально следовало ставить подобную задачу.

Собрались у меня, в вице-премьерском кабинете Дома правительства на Краснопресненской набережной. Генералы тоже находились в недоумении. Пытаясь разрешить проблему как можно деликатнее, я высказал им своё предположение, что, очевидно, лишь для того, чтобы не собирать их лишний раз у себя, решил воспользоваться моим статусом заместителя председателя правительства… Такая версия всех удовлетворила, и генералы без обид принялись исполнять поручение президента.

Во время очередной встречи с я отчитался, что поставленная им задача решается успешно. рассеянно посмотрел на меня, как будто с трудом узнавая. И совсем огорошил, невпопад согласившись: «Да-да, мне Сергеев доложил…». [262]

Такой вот был первый российский президент после победы на выборах 1996 года.

« в ловушке, уготованной ему традиционной безграничной российской властью. Пока он болен или отдыхает, чиновники либо бездействуют, либо работают на свой страх и риск, в ожидании маловероятных начальственных похвал или весьма возможных выговоров, разносов, увольнений». [263]

Тогда отмечали: «Об уровне дееспособности в настоящее время свидетельствует факт подписания им двух феноменальных указов, согласно первому из которых любой указ, представленный на подпись президенту, должен быть завизирован, а согласно второму, должен быть завизирован тем же уже после (!) того, как поставил на нем свою подпись.

Становится ясным, какой неограниченной властью обладает в России человек, контролирующий доступ к телу главы государства». [264]

Все это создавало нездоровую атмосферу в стране, порождало слухи, которые дискредитировали власть, подталкивало президентское окружение и его политических противников к новым схваткам между собой и друг с другом. Все это вместо того чтобы заниматься проблемами страны, которая продолжала падать в пропасть. Здоровье лидера государства — не такая и маловажная вещь.

«Болезнь, негативно сказывающаяся на делах государства, вполне устраивала многих людей из его ближайшего окружения. Ведь они могли действовать от его имени. Цену этого имени в стране, где идёт приватизация, а административный ресурс по-прежнему имеет решающее значение — можно себе только вообразить…

Надо понять нравы и психологию этого окружения, попав в которое довольно приличные люди уже вскоре начинали демонстрировать свойственное плохим лакеям пренебрежение к хозяину. Отсюда эти многозначительные пощёлкивания пальцем по горлу, отсюда слова: «Управлять так, как управляет, и я смогу». Все потому, что методика принятия государственных решений, по-царски капризная и по-обкомовски закостенелая, допускала к управлению страной людей корыстных, бессовестных и коварных.

Вот в чем, мне кажется, и заключается вина президента перед российским обществом. Для меня, человека законопослушного, совершенно головокружительными, например, казались скорости, на которых вращался в верхах небезызвестный коммерсант от политики. Он всюду был вхож. Он бравировал близостью к власти. На одно из его предложений — сейчас даже и не помню, в чем оно заключалось — я развёл руками в стороны: «, это невозможно сделать. Нужно, чтобы было решение президента». Уже уходя из моего кабинета восвояси, вдруг остановился и, показывая пальцем на портрет президента, заговорщически мне улыбнулся: «., вы поймите — ему на это наср…ть. Как мы с вами решим, так и будет!»

Я думаю, что эти его слова очень точно характеризовали настроения, царившие в Кремле во время болезни». [265]

«В условиях, когда по причине болезни в течение продолжительного времени оказался практически выключенным из нормального повседневного процесса управления делами государства, в стране возникли и реально действовали несколько конкурирующих друг с другом центров власти и принятия решений: возглавляемая администрация президента, правительство страны во главе с, Федеральное Собрание и, что может быть самым важным в сложившейся ситуации, узкая „семейная“ группа советников и лоббистов, наиболее близко стоящих к президенту и его администрации». [266]

Кроме того, выделялась группировка лидером которой был мэр Москвы. «В 1999 году разваливающаяся Россия потрясается схваткой двух еврейских кланов На одной стороне — группа из семьи Ельцина, дельцов Березовского и Абрамовича. На другой — Гусинский, его „Мост“ и Лужков …У каждого — свои группировки средств массовой информации, медиа-холдинги. Первый клан ставит на создание в стране жёсткой диктатуры. Но такой, которая будет охранять их сионистские капиталы и наклонять нашу голову перед господином-Америкой. Вторая влечёт на свою сторону президентом „национальных республик“, которые хотят растащить Росфедерацию на „суверенные“ ошмотки по образцу Югославии». [267]

В этих условиях, естественно, следовало думать, кто же будет следующим президентов страны. 22 марта 1998 года Березовский в программе «Итоги» сказал: «Главный мой интерес — выборы-2000. Интерес в том, чтобы обеспечить преемственность власти, чтобы новая власть строила свой успех не на эксплуатации тяжелейших ошибок предыдущей, а на развитии позитивов. Ошибки — развал СССР, силовые действия против парламента, Чечня, проведение реформ путём тяжелейшего социального напряжения, попытка силового решения перед выборами 1996 г. Ельцин в 2000 г. не избираем. Зюганов, Лужков, Лебедь не в состоянии обеспечить преемственность власти. Черномырдин сделает власть преемственной, но избираем ли он?»