СССР-Иран: Азербайджанский кризис и начало холодной войны (1941-1946 гг.)

Игнорирование интересов Азербайджана, его языка и культуры, бесправие, голод и нищета углубили противоречия между регионом и центром. Это создало благоприятные условия для советской пропаганды. Митинги, организованные в Тебризе 6–7 ноября в честь 27-й годовщины Октябрьской революции, стали последним мощным ударом по правительству Саида. 7 ноября в Тебризе на митинг пришли 30 тысяч человек.

9 ноября Саид вручил шаху прошение об отставке, и его кабинет пал. Но волна митингов не спала. Теперь народ требовал предания Саида суду, формирования дружественного Советам кабинета и изгнания Сеида Зия из страны.

Процесс формирования нового кабинета длился две недели. 17 ноября разведка донесла Багирову, что ожидается формирование кабинета Ахмеда Кавама. Кавам уже встречался с английским и советским послами, а один из кандидатов на пост министра иностранных дел — нынешний посол в Москве Меджид Ахи уже вызван в Тегеран [177]. Однако 20 ноября на закрытом заседании Меджлиса на пост премьера была выдвинута кандидатура Муртазагулу Баята. 25 ноября Баят объявил состав кабинета. С разрешения шаха Меджлис на заседаниях 26–27 ноября утвердил новое правительство. Таким образом, Баят Муртазагулу (Сахам эс-Султан) стал премьер-министром, Раис Мохсун — министром иностранных дел, Адл Мустафа — министром юстиции, Малек Сеид — министром здравоохранения, Ибрагим Зенд — военным министром, Аманулла Ардален — министром финансов, Сорури — министром внутренних дел, Хидаят — министром промышленности и торговли, Надир Мирза Араста — министром почт и телеграфа, Садых Иса — министром просвещения, Насрулла Энтезам — министром путей сообщения, Фахим уль-Мульк и Али Акпер Сияси — министрами без портфелей [178].

Состав нового правительства не оправдал надежд Советского Союза. По информации спецслужб, большинство членов кабинета были друзьями Сеида Зияеддина и сторонниками Британии. Премьер-министр обладал большими земельными владениями и принадлежал к аристократии из Маку, был бессменным заместителем председателя Меджлиса в течение нескольких созывов. В 1943 году в правительстве Сохейли Баят являлся министром финансов, в кабинете Саида — министром без портфеля. Верный сторонник Реза шаха, после событий 1941 года он создал партию «Эттихаде Милли» («Национальное единство»), но партия не стала массовой.

Позиции правительства в Меджлисе не были достаточно крепкими: из 100 депутатов 45 — проголосовали против, 5 — воздержались, 50 — поддержали Баята. Вопрос о «северной» нефти, ставший причиной правительственного кризиса, пока не был снят с повестки. С другой стороны, 2 декабря, то есть уже спустя пять дней с момента формирования правительства, Меджлис принял закон, запрещающий ведение переговоров о нефтяных концессиях. В законе говорилось: ни один премьер, министры и замещающие их заместители не имеют права в официальной и неофициальной форме с соседними и не соседними странами, а также иностранными компаниями вести переговоры о нефти. Нарушившие этот запрет подвергаются тюремному заключению на срок от 3-х до 8 лет и до конца жизни лишаются права занимать высокие государственные должности. По сведениям советских органов, автором закона о концессиях был доктор Мусаддиг. Проект закона был обсужден в очень узком кругу, состоявшем из министра двора Али Гусейна, доктора Мусаддига, Сеида Зияеддина и Саида, но при том, что закон был принят абсолютным большинством голосов, 10 депутатов в знак протеста демонстративно покинули зал [179].

При утверждении состава кабинета в Меджлисе Баят выступил с правительственной программой, предполагавшей укрепление связей с дружественными и союзными странами, обеспечение безопасности в государстве на основе исполнения законов, повышение уровня жизни, здравоохранения, образования, принятие Меджлисом закона о труде, проведение реформ в структуре госаппарата и избирательной системе, подготовку условий для постепенного перехода экономики страны с военных расходов на гражданские и т. п. Нефтяной вопрос, ставший причиной падения кабинета Саида, не был затронут вообще.

Советская сторона связывала отказ в предоставлении концессии с воздействием на правительство Сеида Зияеддина и его сторонников. 13 декабря в газете советского посольства «Дусте Иран» появилась публикация «О беседе с товарищем Кавтарадзе», в которой от имени Кавтарадзе заявлялось: «Принятый Меджлисом закон о запрещении переговоров по концессиям ошибочен. Эта ошибка — результат давления таких врагов советско-иранской дружбы, как Саид и Сеид Зияеддин. В то же время закон, запрещающий переговоры о концессиях, не учитывает реального положения дел в сфере концессий. Советское правительство считает, что Меджлис должен пересмотреть свое решение и исправить эту ошибку» [180]. Подобное же заявление сделал ТАСС.

Тем временем терпение Сеида Зияеддина, которого азербайджанские демонстранты и советское руководство неоднократно называли врагом Ирана, истощилось. 18 декабря бывший премьер выступил с заявлением, в котором отметил, что выступления Кавтарадзе, приехавшего в Иран с добрыми намерениями, а уехавшего с превратным мнением, заставляют его прояснить некоторые вопросы [181]. Он пытался напомнить о прошлых своих заслугах в налаживании советско-иранских отношений: «Я лично… встретил первого советского посла господина Ротштейна в Тегеране и принял его… О, чудеса истории! Я, который 24 года тому назад старался установить взаимопонимание с Советским Союзом, сегодня в результате недопонимания советских представителей являюсь, к сожалению, свидетелем нежелательных для добрых отношений между нашими странами событий» [182]. Сеид Зияеддин сравнивал советскую идею о «заповедной зоне» с германской идеей о «жизненном пространстве». «Если сегодня будет принят принцип, что северные районы Ирана должны считаться заповедной зоной советских границ, то завтра Тегеран и Исфаган будут считаться заповедной зоной северных районов, а послезавтра Фарс и Керман — заповедной зоной Тегерана и Исфагана, и вследствие этого иранец сможет свободно дышать только в безводных и безжизненных пустынях Аравийского полуострова, если его туда пустят» [183]. Он считал, что царская Россия более уважительно относилась к Ирану, чем советское правительство: «Сегодня, начиная от ворот Тегерана, во всех северных провинциях Ирана представители Красной Армии контролируют путешественников, а в некоторых местах, ссылаясь на то, что эти места оккупированы, даже не разрешают иранцам передвигаться по своей земле. Правительство Ирана не может по своему усмотрению послать в некоторые места войска для обеспечения безопасности и должно предварительно получить на это согласие посольства или командующих советскими войсками. Для командирования финансовых чиновников в Азербайджан, Хорасан и Гилян нужно сначала испросить из Москвы разрешения и пропуска» [184].

Политическим кругам Ирана уже было известно, что требования, выдвигаемые в газетах и листовках Народной партии Ирана, подготовлены в советском посольстве. Поэтому в декларации Сеида Зияеддина был затронут и нефтяной вопрос: «Никто из иностранцев не компетентен оценивать утверждение Меджлисом закона как ошибку. Только Меджлис имеет полномочия принимать любые решения. Заявление, что Меджлис принял закон под давлением Саида, Сеида Зияеддина и их сторонников, является результатом ошибок, промахов и угроз Ирану со стороны советских представителей. Причем напоминаю, что это решение остается в силе до тех пор, пока иностранные войска находятся в Иране». И далее: «Я с полной уверенностью и искренностью заявляю, что если бы советские представители вели разумную политику, а газеты, известные своими связями с советским посольством, а также агентство ТАСС и московское радио не оскорбляли бы священные для Ирана принципы, то они не столкнулись бы с таким ходом событий» [185].