Когда умрут газеты

Все очень просто. Поскольку вирусный редактор не имеет воли, он обязательно существо реактивное. Он реагирует на произошедшие события, причем случайным образом. На входе в вирусный редактор сообщение происходит проверку: если оно набирает достаточно число повторов (заинтересованных блоггеров), то запускается инфекция. Вирусное распространение захватывает все новых блоггеров, которые конденсируют значимость сообщения на каждом шаге микроредактуры. Если же сообщение не набирает нужного числа повторов, то инфекция не начинается. В любом случае, центра решения нет, есть статистика пропускающих фильтров.

Журналист (редактор), наоборот, заведомо существо проактивное. Он сам выбирает событие, на которое реагировать. Иногда этому помогают профессиональные алгоритмы, иногда — чутье и хотение.

Безусловно, проактивность дает преимущества, так как реактивное существо зависит от внешних раздражителей, а проактивное существо самостоятельно направляет свои усилия.

Когда событие уже случилось, то вирусному редактору есть на что реагировать. В этих условиях воля и выбор журналиста не сохраняют своих преимуществ. И не важно, что журналист ищет значимое событие целевым хотением, а вирусный редактор реагирует статистическим перебором тысяч спонтанных микроредактур. К тому времени, когда журналист подготовит статью, в интернете уже развернется широкое обсуждение.

Но если события еще НЕТ, то вирусному редактору не на что реагировать. Вирусный редактор невозможен для непроизошедшего. И у него не может быть установки прогнозировать события ради сообщения о них: ведь у него нет воли. Грубо говоря, вирусный редактор мертв относительно будущего.

«Этим надо воспользоваться!», как говорил судья Криггс в исполнении Армена Джигарханяна в к/ф «Здравствуйте, я ваша тетя».

Когда время было медленным, в качестве ориентиров можно было принимать прошлые события, отстоящие даже на месяцы назад от времени прочтения. Ведь ситуация менялась неспешно, социальный ландшафт был устойчив. Ситуационная карта могла сохранить свою актуальность и год спустя. Потом — полгода, потом — месяц, день… В конце концов, скорость изменения социального ландшафта потребовала от навигаторов моментального быстродействия. Которое стало возможно благодаря техническим средствам — радио, телевидению, интернету.

Выработка ориентиров по картам вчерашнего дня уже никого не устраивает. Время сжалось, ландшафт меняется ежечасно, нужна очень быстрая навигация. Но если есть шанс снова обогнать вирусного редактора за счет того, что сообщать о событиях будущего, то тем самым можно восстановить и… традиционную навигационную функцию СМИ. Ведь выработка социальных ориентиров по картам будущего есть наилучшая, предельная навигация. Лучше некуда.

Безусловно, карты будущего не верифицируемы в настоящем. Но журналист легко может обходить эту проблему специальными приемами. Ее даже инвестиционные консультанты обходят известными оговорками. Да и любой прогноз сам собой подразумевает вероятность, а не обязательность. Так что весовой риск ошибки невелик, даже при большом вероятностном риске. Прогнозу достаточно быть убедительным и обоснованным. Зато какова миссия — формировать повестку завтрашнего Дня!

А еще убедительные журналистские прогнозы имеют потенциал быть самосбывающимися. Ведь это общественные ориентиры, которыми люди будут руководствоваться.

Однако вирусный редактор научился навигации в настоящем, и журналистика остается не у дел. Если, в свою очередь, не научится навигации в будущем.

Это решение хорошо само по себе, поскольку соответствует вызовам сгустившегося времени. Но оно еще и позволяет конкурировать с вирусным редактором.

Кризис журналистики — во многом кризис авторства из-за того, что мультимедиа смешали публику и автора. Ведь теперь публика тоже может авторствовать. Былые жрецы читабельности остаются не у дел и пытаются ковыряться в своих никчемных теперь гравицапах — в своих бизнес-моделях, прикручивая к ним какие-то новые фичи в надежде, что авось опять полетит. Тогда как надо смотреть в самую суть — остались ли возможности авторства, отделяющие журналиста от публики, сохраняющие миссию и бизнес для СМИ?

Если писать о событиях произошедших, то тысяча профессиональных авторов соперничает с миллионом блоггеров, которые малого того, что создают в информационном поле невообразимый шум, так еще и способны сами конденсировать значимость через механизм вирусного редактора.

Но стоит усилием воли (отсутствующей у вирусного редактора) проникнуть в будущее, как автор тут же избавляется от соперничества с вирусным редактором. Потому что вирусный редактор этого не то что не умеет — он этого даже не может захотеть.

Видение будущего всегда персонально, поименно и требует авторской наглости. Поэтому будущее — последнее прибежище автора-человека, обеспечивающее ему нужный тонус одиночества, мессианства и отделенности от публики.

Итак, перенесение тематических акцентов редакционного планирования в будущее дает профессиональным редакциям целый ряд преимуществ над вирусным редактором интернета.

1. Восстанавливается темпоральный зазор между событием и сообщением, в котором как раз и может обитать профессия посредника-журналиста.

2. В силу своей реактивности вирусный редактор может иметь дело только с произошедшими событиями, тогда как проактивный редактор-человек вполне готов работать и с непроизошедшими событиями, нацеливаясь на них специально.

3. Вырабатывая ориентиры не по прошлому, и даже не по настоящему, а по будущему, журналистика способна восстановить и заметно улучшить свою навигационную функцию. Восстановив вместе с функцией и бизнес.

4. Наконец, именно в темпоральном регистре будущего авторство человека-журналиста реализуется наилучшим образом без шумовых помех со стороны вирусного редактора.

Эти придумки я уже некоторое время пытаюсь реализовать в своей редакционной практике, выработав даже соответствующие политические установки [39]. До Нового года я думал, что один такой умный. Но оказалось, что нет. Вот, например, Олег Анисимов [40] в «Финансе» напоследок тоже сделал темой номера будущее. Да почти все деловые журналы посвятили новогодние номера 2010-му, а не 2009-му году.

Это, кстати, отличительная черта именно нынешней новогодней журналистики. Обычно-то большинство новогодних статей посвящено обзору событий прошедшего года. Но в минувшем декабре произошел заметный крен финальных номеров в сторону будущего. Например, здесь, на «Слоне», сразу несколько статей в новогодние дни содержали в заголовке число «2010» и, насколько я помню, ни одной — «2009».

Возможно, это был пока только темпоральный эффект именно 2009 года. Поскольку год был кризисный, то вместил целую эпоху. Прошлый март — уже как прошлый век. Учитывая сгущенку времени, обсуждать события за год не имело никакого смысла, кроме исторического. Ну, еще эмоционального. Все уже поменялось кардинально и несколько раз. Никаких ориентиров такая ретроспектива не дает, даже с поправкой на новогоднюю отчетную традицию. Поэтому многие редакторы уделили больше внимания году наступающему.

Так что доля будущего в журналистике уже увеличивается. Редакторы реагируют на вызовы времени. Многие чувствуют, что информация о случившемся теперь растет сама, растет быстро. Да еще с моментальными комментариями. Да еще перекрестно копипастится с отбором значимости. В этих условиях анализ вчерашних событий, даже интересный, становится плохим товаром, который трудно продавать издательскими методами. Последняя эксклюзивная начинка — будущее. И надо добавлять ее в редакционные пироги.