Газета День Литературы 154 (2009 6)

"Нерадостно пишут писатели, как будто ворочают глыбы" – писал в 20-х годах прошлого века Юрий Тынянов. Почему-то именно эта фраза мне вспомнилась, когда я открыл сборник научных статей.

ХОЛОДНОЙ ВОДЫ УШАТ

Известный северодвинский книголюб и радетель отечественной словесности А.Н. Буторин ещё в прошлом году направил письма начальнику департамента образования администрации Архангельской области Е.В. Прокопьевой, а также заместителю губернатора по социальным вопросам Е.В. Кудряшовой. В них он поднимает ряд вопросов о положении дел в филологической науке нашего региона, приводит свои веские претензии к филологам Поморского Государственного Университета, на которые никто из его адресантов так и не удосужился ответить.

Альберт Николаевич говорит об игнорировании учёными деятелями писателей Русского Севера: "Здесь не было ни одной диссертации даже по творчеству Фёдора Абрамова, которого по праву можно считать литературным брэндом нашего края!". Его возмутило, что в литературном музее ПГУ нет завещания и раритетов праправнучки Пушкина И.Е. Гибшман, отработавшей в этом учебном заведении десятки лет.

Альберт Буторин призвал чиновников областной администрации: "вынести всем кандидатам и докторам филологических наук ПГУ административное предупреждение об их неполном соответствии занимаемым должностям, не выплачивать им премии и не повышать зарплату, пока не отыщут завещания праправнучки Пушкина и добьются его исполнения, пока не займутся диссертациями по творчеству классиков русской литературы, а также по творчеству писателей Русского Севера Ф.А. Абрамова, В.И. Белова, В.В. Личутина, Д.М. Балашова, Ю.П. Казакова, Н.М. Рубцова, О.А. Фокиной и других". Он просит "обязать местных филологов создать Пушкинское общество и общества книголюбов для пропаганды лучших произведений русской литературы".

Проблема поднята крайне своевременно. Понятно, что определённая работа ведётся. Без сомнения оппонентами может быть приведён длиннейший перечень работ, заслуг и так далее. Но не прислушиваться к критике со стороны, по меньшей мере, неблагоразумно.

Проблема стоит остро. Филологи не выступают с публичными лекциями о жизни и творчестве знаменитых писателей, не печатают в местной прессе статьи, посвящённые начинающим писателям, не пишут рецензий на их книги. А ведь можно вспомнить, что ещё Д.С. Лихачёв на общественных началах руководил Всесоюзным Пушкинским обществом, да и тот же северодвинец А.Н. Буторин в СССР заработал репутацию "пропагандиста по призванию" и за полувековую бескорыстную просветительскую деятельность удостоен государственной медали Пушкина.

Для любого внешнего взгляда создаётся впечатление, что филологи оторвались не только от живого литературного процесса, но и от запросов, интересов общества и каждый сидит в своей герметично закупоренной колбе. Работа их не видна, не понятна, а значит и не нужна. По этой логике рассуждают не только простые обыватели, но и чиновники министерства образования.

А ведь сейчас предельно жёсткие условия и нужно постоянно доказывать своё право на существование. Кажется, вещи элементарные, но восприятие их идёт очень туго. Многим легче кивать на кого-то и обвинять во всех грехах, а ещё лучше просто жить на иждивении, почему нет? Зачем стране эффективных менеджеров и юристов всех мастей нужны филологи – это доказывать снова нужно, с прописных истин. Если хотите, необходимо вхождение науки в мир, её активная миссионерская деятельность на полноценном русском языке, а не на "птичьем" языке якобы науки, который не просто непонятен даже и челолвеку с высшим образованием, но как-то изначально мёртв.

Здесь ведь либо пан, либо пропал. Будет упущено время, и наука запросто может оказаться запечатанной за семью печатями в архивах, да в музеях древностей, а нам навсегда достанется "рынок образовательных услуг".

Виктор ПРОНИН ДЕЛО ЧЕСТИ

РАССКАЗ ИЗ ЦИКЛА “БОМЖАРА”

Ну, вот скажи, уважаемый читатель… К примеру, заболел ты, лежишь в больнице, в шестиместной палате, неделю лежишь, вторую, третью… Рядом с тобой постанывают-попукивают ещё пятеро таких же бедолаг… А окно во всю стену, а за окном весна начинается, от голубого ветра прогибаются стёкла, а твой лечащий врач, красавица Оксана, стройна, как кипарис на пицундском побережье, на котором ты не был уже лет двадцать… Так вот, юная Оксана смотрит на тебя из своей весны и спрашивает у тебя, что у тебя, Витя, болит… А ничего у тебя, Витя, в этот момент не болит, более того, ты уверен, что никогда у тебя ничего не заболит …

Естественно, если об этом будет спрашивать Оксана.

Так вот, скажи мне, дорогой читатель… Когда лежишь ты под капельницей и безутешно смотришь в белый потолок, часто ли тебя навещают главные редакторы литературных изданий? Не надо отвечать, ответ я знаю. А меня вот навещают. Да, как ни трудно в это поверить. Открывается однажды дверь, входит Володя в голубых бахилах, острым взглядом безошибочно находит мою кровать, меня узнаёт, осторожно, чтобы не опрокинуть капельницу, присаживается на одеяло, выкладывает гостинцы и спрашивает:

– Живой?

– Местами, – отвечаю. – Видишь ли, анализы показали…

– Не надо, – остановил меня Володя. – Я только что познакомился с твоим лечащим врачом, Оксана её зовут, она всё про тебя рассказала. Оказывается, стихи пишет, очень даже неплохие стихи, будем печатать.

– Да? – ревниво удивился я.

– Поэтому твоё здоровье меня не очень тревожит… Ты лучше вот что скажи… Как бомжара поживает?

– Кланяется, приветы передаёт…

– Жив, значит… Это хорошо. Оксана сказала, что выписывает тебя в пятницу. В среду жду с "Бомжарой", – Володя поднялся. – Мне надо ещё к Оксане зайти… Скажу, чтоб заботилась о тебе.

– Спасибо, Володя… Ты очень добрый человек.

От рукопожатия главного редактора дохнуло свежими весенними ветрами, улыбка его тоже была слегка весенней, и на рубашке верхняя пуговица продуманно, по-весеннему расстегнута… Весна, блин!

– Ну, что ж, – бормотал я, пока сестричка выдёргивала из моей вены иглу и заклеивала дыру во мне каким-то пластырем, – было бы сказано, было бы велено… Среда, так среда… Тоже не самый худший день… Авось.

***

Блуждая в вязком, сумрачном сне, капитан Зайцев долго не мог понять, что происходит – какой-то грохот, визг, дребезжание… И пока маялся, задыхался и пытался во сне спасти непутёвую свою жизнь, рука его, тем временем, безошибочно нащупала в темноте телефонную трубку.

– Да, – сказал Зайцев ещё во сне. – Слушаю, – произнёс он, уже проснувшись, наяву, можно сказать.