Газета Завтра 894 (1 2010)

Можно привести в пример наиболее известных правых заключённых. Я говорю о Николе Королёве и Никите Тихонове.

Они смогли себя поставить таким образом на тюрьмах, что Никола, находясь на Матросской Тишине, общался на равных с авторитетными зеками, он был смотрящим на 6-м коридоре в Бутырке — там, где пожизненники сидят. Это определённое признание уровня человека, статус, полученный им в криминальном мире.

Понятно, что на пустом месте подобного не бывает. Это признание качеств человека — духа, силы воли, ума, наконец. И поступки. Николу отправляли в "пресс-хату" — но так ничего и не добились.

То же самое можно сказать и про Никиту Тихонова — когда его перевели из Лефортова в Матросскую Тишину, то отправили в "пресс-хату". Спустя пару месяцев, после нескольких стычек и определённого морально-психологического противостояния администрация оставила Никиту в покое, он стал "смотрящим" этой камеры, а сама камера потеряла статус "пресс-хаты" и была признана остальными, порядочными, зеками нормальной "людской хатой".

Такое вообще не часто случается. А кроме того, в этой камере находилось большое количество кавказцев и других нерусских заключённых, но в конце концов именно русского националиста Никиту Тихонова воры ставят "смотрящим".

Это, конечно, единичные случаи, говорящие не только о высоких морально-волевых качествах, но и о хорошей физической подготовке. Тем не менее, пример Николы Королёва и Никиты Тихонова служит ориентиром всем правым заключённым.

А.В. Я хочу к этому вопросу подойти с другой стороны и отметить вот что. До начала 90-х годов основную власть на зоне имели криминальные авторитеты, соблюдались до определённой степени блатные понятия, существовал классический блатной мир, каким мы его видели в фильмах и читали об этом в книгах. В лихие 90-е этот криминальный мир был разбавлен беспредельщиками, бывшими спортсменами, бандитами, и в общем-то как система он стал стремительно деградировать.

Понятия, как бы мы их ни оценивали, стали меняться, забываться, начались компромиссы и умолчания, и, в общем, практически воровской мир во многом уже утратил ту идеологию, которой обладал и которая делала его во многом неуязвимым.

Сейчас, когда в зоны в массовом порядке начали попадать люди, разделяющие националистическую идеологию, идеи русского национализма, то фактически начался медленный процесс замены уголовных понятий вот этими вот идеями. Когда идёт противостояние бандита, у которого единственная цель в жизни — это нажива, и человека, у которого есть идея и принципы, то понятно, что человек с идеей будет духовно сильней. А если таких людей будет много, если они будут поддерживать связь между собой, если они будут так или иначе помогать друг другу, то в скором времени, как я думаю, мы увидим существенные изменения на зонах.

О.К. Наверное, большинство правых, попавших в тюрьму, проходит через это. Мой муж, Антон Мухачёв, хотя и сидит в Лефортово, а говорят, что в Лефортово нет и не может быть "пресс-хат", однако, когда его только посадили, следователи чуть ли не открытым текстом говорили мне: "Мы заставим тебя обратиться к нам", — и на допросах меня пугали, что к нему подсадили двух кавказцев и там всё плохо. Действительно, по словам Антона, у него была стычка, в которой он повредил правую руку, ему было трудно писать мне письма.

Но и это прошло. Кавказцы вскоре съехали, и больше попыток, по крайней мере физического прессинга, по отношению к нему не было.

"ZЭK". В своё время в тюрьмах и на каторгах царской России сложилась, говоря современным языком, сетевая организация политзаключённых, состоящая из большевиков, эсеров, народовольцев и прочих смутьянов и бомбистов.

У них же, кстати, преступный мир почерпнул идею "партийной кассы" ("общака").

Влияние политзеков в тюрьмах царской России было огромным.

Корректно ли проводить аналогии? Можем ли мы говорить, что повторяется хорошо забытое старое?

А.В. Во всяком случае, игнорировать исторический опыт нельзя.

Говорить о том, что положительный опыт так или иначе наследуется следующими поколениями, можно.

Ничего не могу сказать по поводу общаков, но не исключаю, что по мере развития правого мира в местах лишения свободы и такие факты будут иметь место.

Пока что имеет место установление постоянного общения между узниками совести, благо сейчас достижения технического прогресса позволяют многое. При определённых условиях узники имеют возможность контактировать с другими узниками, на других зонах. Имеет место взаимопомощь и поддержка. Имеет место установление контактов с блатным миром. Есть факты общения с лицами из числа администрации, которые симпатизируют правому движению — а таких много, поверьте на слово. Хотя, конечно, большинство таких сотрудников боятся за свою карьеру и положение, либо недостаточно сильно разделяют идеи националистов. Но, по крайней мере молчаливая симпатия — это, в данном случае уже много.

В то же самое время перенять опыт политзеков царской России, конечно, не получится. Потому что за последние сто лет мир изменился до неузнаваемости. Изменилось общество, изменились социальные связи, изменилась техника, наконец.

Естественно, будет что-то своё. Что именно, пока сказать трудно. Социальная напряжённость, нерешаемый национальный вопрос, утрата веры в "доброго царя"... Все эти факторы наложатся на ситуацию и, думаю, во многом приведут к упрочению позиций "белой масти" в тюрьмах и на зонах, как носителей идеологии, которая может быть востребована массами.

А.Б. Мне кажется, что параллели нужно проводить не с царской Россией, а с современным американским опытом.

Не так давно наш премьер-министр подписал концепцию развития и реформирования ФСИНа. Это очень любопытный документ — и он передусматривает одно глобальное изменение всей тюремной системы до 2020 года. Фактически — расформирование всех колоний, и перевод всех зеков в "крытки", в камерный режим по типу СИЗО.

Мы стремимся приблизиться к мировым стандартам, а в Европе и Америке колоний не существует, там все сидят по камерам.

Ну так вот, концепция реформирования ФСИН предусматривает перемещение всего спецконтингента в тюрьмы, в камерную систему по типу американской.

Надо отметить, что одновременно происходит ослабление влияния уголовных понятий. Те времена, когда им строго следовали в преступном мире, так или иначе, но прошли. Ни для кого не секрет, что определённый вес и место в иерархии преступного мира сейчас можно практически купить, хотя ещё двадцать лет назад подобное было категорически невозможным — тогда всего две вещи определяли вес человека в этой системе: понятия и поступки. В те времена невозможно было представить блатных, причастных к торговле наркотиками, — сейчас это нередкое явление.

Ну так вот. В условиях размывания понятий и перевода зеков из колоний в крытки, которое неизбежно будет сопровождаться усилением режима содержания, произойдёт, на мой взгляд, фактический развал тюремного мира, неформальное переформатирование по национальному признаку, как в Америке.