2008_44 (592)

Завершающая серия здравиц посвящалась членам Государственного комитета обороны (ГКО) и военных советов фронтов и армий. Если судить по стенограмме приема, эта серия началась с тоста в честь ГКО и «руководителей дела снабжения Красной Армии во время Великой Отечественной войны» тем боевым оружием, которым разгромлены на полях сражений враг и его союзники. Далее В. М. Молотов стал последовательно называть фамилии членов Государственного комитета обороны, подробно останавливаясь на характеристике той отрасли, за которую тот конкретно отвечал. В завершение он провозгласил тост за здоровье всех и прежде всего за здоровье И.В. Сталина.

В официальном отчете последнего тоста Молотова в честь Сталина нет, а здравицы тамады в адрес членов Государственного комитета обороны более лаконичны, чем в стенограмме, их заслуги названы в самой общей форме.

В газетной публикации опущен завершающий тост Молотова, который, если судить по стенограмме, был посвящен членам военных советов фронтов и армий, как присутствующим, так и отсутствующим. Из числа присутствующих были названы фамилии двух человек, к тому же членов Политбюро ЦК ВКП(б) — генерал-полковника А.А. Жданова (он был членом военного совета Ленинградского фронта) и генерал-полковника Н. С. Хрущева (члена военных советов ряда фронтов).

Трудно объяснить, почему в газетном отчете не были упомянуты Жданов и Хрущев, а также фамилии двенадцати военачальников, за которых провозглашались здравицы. Возможно, Жданову припомнили «нервный срыв», произошедший с ним в начале войны. Вся тяжесть руководства обороной блокированного немцами Ленинграда фактически легла тогда на его ближайшего помощника А.А. Кузнецова. А возможно, умолчание газетного отчета о Жданове крылось в реакции на здравицу в его честь. По одной из версий (не подтвержденной, правда, стенографической записью), Сталин лично провозгласил тост за здоровье Жданова, как «организатора обороны Ленинграда». Жданов же вместо того, чтобы возразить и сказать, что подлинным ее организатором был Сталин, подошел к Верховному Главнокомандующему, чокнулся с ним и поблагодарил.

Что касается Хрущева, то, скорее всего, Сталин (в общем-то симпатизировавший Хрущеву) так и не смог простить ему причастность к тяжелейшему поражению Красной Армии под Харьковом в 1942 году.

Трудно объяснить невнимание к члену Политбюро и ГКО А.А. Андрееву и к входившему в состав Оргбюро ЦК Н.М. Швернику: ни стенограмма, ни газетный отчет о торжественном обеде 24 мая 1945 года не отметили здравиц в их честь. Ни разу не упомянул Молотов армейских и флотских политработников, хотя политико-пропагандистская работа на фронте и в тылу всегда занимала важное место.

Не было предложено тоста за тех полководцев и флотоводцев, которые погибли и умерли от ран в 1941–1945 годы. Очевидно, так было задумано, и на торжественном обеде чествовали лишь тех, кто прошел всю войну и остался в живых.

Последний тост, вернее, небольшую застольную речь произнес далеко за полночь Председатель Совета народных комиссаров Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин. Когда Сталин встал из-за стола президиума и попросил слова, присутствующие устроили ему бурную овацию. Тост, посвященный русскому народу, неоднократно прерывали долго не смолкавшие аплодисменты. Эта застольная речь заняла по времени чуть ли не полчаса. Различные авторы, в первую очередь историки, писавшие о здравице Сталина «За русский народ!», брали за основу официальный отчет, но интерпретировали содержание тоста по-разному. Одни восприняли тост Сталина-победителя как программный, направленный на смену в послевоенную эпоху ориентиров в этнополитической сфере. Вождь противопоставил русских другим народам страны, чтобы, опираясь на авторитет русского народа, выступая от его имени, сделать его своего рода посредником во взаимоотношениях с другими национальностями.

Другие сочли, что, отметив решающую роль русских в достижении Победы, Сталин продемонстрировал недоверие к другим народам, участвовавшим в войне. Получалось, что именно русский народ выступал в роли решающей силы, а «иные» народы Советского Союза были способны в тяжелый час пойти на осуждение Советского правительства.

По мнению третьих, в тосте Сталина просматривалось стремление видеть русский народ покорным, верным и преданным ему лично. В то же время в сталинской здравице от 24 мая 1945 года некоторые увидели исходную точку для развертывания после войны новых политических репрессий. Продемонстрировав стремление к возрождению «русской идеи», вождь дал мощный импульс политико-пропагандистской борьбе против «низкопоклонства» перед Западом и «космополитизма».

Наконец, четвертые обратили внимание на стилистику, на словесно-символическое наполнение сталинской здравицы «За русский народ». Вождь превозносил былинные качества русских, такие, как «ясный ум, стойкий характер и терпение». Его речь не столько приобретала необходимую в таких случаях и подобающую политическую тональность, сколько проговаривалась «в человеческом измерении». Поскольку речь тем не менее являла собой форму «тоста за здоровье», это обусловливало ее особую доверительность.

Следует подчеркнуть, что авторы, рассуждавшие на эту тему, брали за основу официальный текст застольной речи Сталина, предварительно отредактированный им самим. Доступная ныне стенографическая запись дает возможность заново проанализировать ее содержание и выяснить, какая именно смысловая правка была внесена в нее рукой Сталина перед публикацией газетного отчета о торжественном обеде в Кремле 24 мая 1945 года.

Так или иначе Сталин, выступая перед командующими войсками Красной Армии спустя буквально две недели после победоносного для СССР завершения кровопролитной войны против нацистской Германии и ее союзников в Европе, несомненно, чувствовал себя триумфатором. И если не вызывает сомнения известное изречение «победителей не судят», то тем более верно то, что победители не судят самих себя. Сталину, как победителю, было ясно, что не следует в свой звездный час виниться перед русским народом.

И тем не менее, ознакомившись со стенографической записью, можно согласиться с утвердившимся в исследовательской литературе мнением о том, что Сталин фактически признал вину Советского правительства (и свою собственную, но только устно) за ошибки и «моменты отчаянного положения», сложившиеся в 1941–1942 годах.

В. НЕВЕЖИН,

доктор исторических наук

ЕЩЕ ОДИН СТАЛИНСКИЙ СОКОЛ

85 лет выдающемуся русскому, советскому летчику, лучшему летчику 50-х годов, Герою Советского Союза, генерал-майору авиации, заслуженному военному летчику СССР Николаю Васильевичу Сутягину.

Он родился в крестьянской семье 5 мая 1923 г. в селе Смагино Бутурлинского района Нижегородской губернии. Русский. Член КПСС с 1946 г. Окончил 10 классов, Горьковский аэроклуб имени Баранова. В Красной Армии с 1941 г.

В 1942 году окончил Черниговскую военную авиационную школу пилотов. Потом служил на Дальнем Востоке.

Сутягин — участник советско-японской войны 1945 г. После войны служил в ВВС.

В 1951 году, во время корейской войны прикрывал небо Северной Кореи и Китая.

На своем истребителе не раз вступал в неравную схватку с врагом и всегда выходил победителем.

Однажды Сутягин вступил в бой с пятью вражескими самолетами и сразу же сбил один из них. Оставшиеся четыре пытались взять советского летчика в «клещи». Казалось, из создавшегося положения нет выхода, но Сутягин направил свою машину в лобовую атаку на один из вражеских самолетов. Американский летчик не выдержал, свернул в сторону и был сбит, остальные вышли из боя.

За время боевых действий Сутягин сбил 23 самолета противника (засчитано 21). Сам же ни разу не был сбит, не был и ранен.

Правильно сказал Герой Советского Союза полковник Е.Г. Пепеляев, тоже сбивший 23 самолета (зарегистрировано 20): «Я командир полка, и меня прикрывал весь полк. Задняя полусфера у меня всегда была прикрыта, а это — душевный комфорт. Но каково рядовому летчику?».