Великий Хау Бен (Исторические корни башкордско-английского языка и мифологии)

Все глаголы русского языка имеют окончание Т в инфинитиве, и это окончание есть не что иное как аффикс, происходящий от указательного местоимения ``тот, те, тому''. А само же местоимение III-го лица ``он, она, оно'' в русском языке полностью соответствует и произошло от местоимения для III лица [уны~н] в башкордском языке. Сравните, прилагательное: железный, деревянный, что имеет более правильную и более верную форму: железооный, деревооный. В башкордском языке этот показатель III лица еще более краткий: [а~гастан], [тимер~зэн], и в буквальном переводе означает из дерева, из зелени, из железа (сотвореное). То же. самое мы наблюдаем ив английском языке, например: wood ``дерево'', но wooden - ``деревянный''. Окончания III лица на ``л'' в русском языке, например: любил, любила, вошел, ушла, угнал, угнала и т.д. и т.п., происходят от местоимения III-го лица ул в башкордском языке; ла - ``она'' в абхазском языке и il, ella - во французском языке.

Но что интересно, в абазинском и башкордском языках, различных по своему грамматическому строю, перевод ``русского'' местоимения III-го лица ``она, оно'' означает [ин~ей] (башк), [~еней] (абхазск) - ``Мать''( прародительница).

Более того, само деление по родам не мыслимо без наличия предмета, говоря короче - нет предмета, нет и мужского, женского, среднего родов. И если мы наделяем какое-либо слово в разговоре мужским или женским родом, то тем самым наделяем слово теми качествами, которыми оно - слово не обладает, а значит это есть ``фетишизм''. Поэтому абсолютно прав К.Уленбек говоря о том, что древний человек мыслил любое действие следствием некой первопричины. И если эта первопричина женского рода, то и ее действия, ее прилагательное, ее имя существительное, будут оформлены соответствующими аффиксами; если мужского рода - то своими; а если среднего рода, то, естественно, соответствующими окончаниями среднего рода. Для лучшего понимания утверждения К.Уленбека читателем, мы приведем следующий пример: в русском языке рука даже у мужчины наделена женским родом, следовательно, когда мужчина говорит предложение типа ``рука взяла'', или ``рука схватила, ухватилась'', то из самого предложения следует, что эта рука живое существо. Именно это представление о копье, стреле, дубине - как о живых предметах, таких же, как рука человека, и имел ввиду К.Уленбек, говоря о дологическом характере зарождения человеческого языка в эпоху господства ``мифологического мышления''. Для того, чтобы понятия - ассоциации некоей самостоятельности бытия этой ``руки'' исчезли в русском языке, как и в других языках, допустим, в пигмейском, папуасском, бушменском, татарском... используются местоимения - указательное или притяжательное ``мой, твой, наша, его, их'' и т.д., что в конечном счете определяет, что ``рука'' эта часть человека. Именно поэтому в башкордском языке каждый глагол имеет окончание, состоящее из притяжательного местоименного аффикса, например: бара+лар - ``они идут'', барам - ``я иду'' и т.д. и т.п., а в форме инфинитива имеет повелительное наклонение бар - ``иди''.

В башкордском языке местоименный аффикс любого глагола указывает на неотчуждаемость действия от человека и говорит об неотъемлемости и органической взаимосвязанности причины и следствия. Если мы примем во внимание тот факт, что в древности человек не мыслил себя вне своего рода, и его субъективное ``я'' было полностью подчинено коллективному ``мы'', то становится вполне понятным, почему притяжательное местоимение ``мое'' в русском языке совпадает с местоимением ``мы''.

Интересно, что и во французском языке слово улица Rue совпадает с башкордским словом ырыу - - ``род'', поскольку в древности люди (бургунды [б~ор~з~ен]) селились всегда со своим родом и на одном месте. Это же явление мы наблюдаем в чеченском и кордском языках, где вар - место, занимаемое одним родом на кочевке (у кордов) и ``род - племя'' на чеченском языке, а также тейп - ``род'' на чеченском и [т~ейфэ] - ``род'' на кордском языках. От этих слов по всей видимости и происходит английское tape. Соответствие притяжательного местоимения первого лица ``мой'' с множественным числом первого же лица ``мы'' есть не случайное явление, а историческая закономерность и заключается в отождествлении человеческого индивидуума со своей общинно-родовой формацией, вследствие чего человек не ограничивал свое ``я'' пределами своего физического тела. Одним словом, налицо отождествление своего физического ``я'' - ``мой'' с социальным ``мы'' - ``наш'' бытием. А в более древние времена человеческой истории мышление человека отождествляло не только органическое с социальным, но и социальное с биологическим, о чем свидетельствуют данные современных меланезийских языков.

Отождествление мышлением человека социального с биологическим, а последнее с неорганическим бытием, и есть основа любой мифологии, и поняв это, мы знаем где, как, и почему древние люди верили в демонов, способных вселяться в людей, почему река представлялась змеем, поедавшим (затопление, наводнение) людей, почему лебеди превращаются в девушек и т.д. В современном башкордском языке реликтом подобного мышления являются омонимы. В кавказских языках - чеченском, абхазском и некоторых других, субъект не отличается от действия, вследствие чего в этих языках существует специальный эргативный падеж. Дело в том, что мифологическое мышление не допускало возвышения человеческого ``я'' над окружающей его дикой природой, а прямо наоборот, человек чувствовал себя беспомощным, подчиненным, подвластным природным стихиям, которые к тому же мыслились живыми богами. И воевать с этими богами человеку в эпоху мезолита не представлялось возможным, а в эпоху всего палеолита подобная мысль даже не могла придти ему в голову. По этой причине боги различались на добрых и злых (Урал -[Шуль~гэн]), а их прародителем считалось некое безликое и бесформенное Первоначало, безразличное и к богам и к жизни людей. Поскольку мифология формировала мышление древнего человека, его язык и речь, через которые, главным образом, мышление себя реализует, то в эпоху господства мифологии анимизма не могло быть различия между именем и глаголом; в эту эпоху все предметы вместе и каждый в отдельности являлись и именем существительным и глаголом одновременно. Например, в башкордском языке баш - ``голова'' и ``начало'' одновременно; haya - ``небо'', с которого капает дождь и ``доить корову'' одновременно; бот - ``ноги''; [б~от] - ``заканчивать что-либо''; ялан - ``степь'' и ``голый человек'' и т.д., и т.п.

Различие между именем существительным и глаголом в языке древнего человека в полном ``грамматическом'' смысле этого слова, по всей видимости, началось в эпоху неолитической революции (9000 тыс. до н.э. по 6000 тыс. до н.э.). Иными словами, переход от охотничье-собирательского способа ведения хозяйства к земледелию и скотоводству поставил труд каждого отдельно взятого индивидуума в зависимость не столько от сил природы, от которых он, конечно, по -прежнему зависел, но и в зависимость от ума и смекалки самого человека. С течением времени человек стал творцом необходимых для жизни предметов, и, следовательно, их имен, то есть новых слов, а значит, лексика любого языка начала расширятся по объему. Старая ``грамматика'', основанная на мифологическом мышлении, в котором главным действующим и исполняющим лицом были боги, перестала соответствовать реалиям нового времени, где главным стала деятельность человека, зависящая от него самого. Постепенно мышление человека открыло и осознало различие между причиной и следствием, что не замедлило найти свое выражение в языке, в котором глагол в предложении стал подчиняться имени .существительному; иными словами, действия человека стали пониматься зависящими от воли человека, а не от желания того или иного божества. В каждом отдельном случае подчинение глагола существительному происходило, по видимому, одним путем - усилением роли местоимения, так как возросла роль человеческого труда, его деятельности, его личных способностей. Однако в некоторых языках, например, в чеченском и абхазском, до наших дней сохранилась некая ``пассивность глаголов, некая их ``предопределенность действия'' изначала. Например, в чеченском языке нет активных глаголов, а есть глаголы средние, которые для выражения того или иного действия приобретают форму страдательного залога, который, в свою очередь, и есть единственно возможный способ передачи действия в этих языках. Например, чеченец говорит ``мною любим'', ``я любим'', ``он любим'', но никак не ``я люблю'', ``он любит'', поскольку последняя форма глагола не возможна в нахских языках. Можно было бы сказать, что эргативный тип предложения в нахско-абхазо-адыгейских языках не имеет прямого отношения к номинативному типу предложения в башкордском и английском языках. Это мнение глубоко ошибочно хотя бы только потому, что чеченское местоимение вай - ``мы'' сохранилось и в английском, где we ``мы''. Абхазо-абазинское местоимение II лица уара - ``ты'', сокращенная форма уа, идентична английскому местоимению you - ``ты'' и you are - ``ты есть''. В чеченском языке активным падежом местоимения 1-го лица со является форма Ас, например: ас byutyiy - `` я иду''. Но мы хорошо знаем, что местоимение Аз, является показателем 1-го лица при непереходных глаголах в функции субъекта действия и в кордском языке, который вышел из более древнего башкордского языка. В кордском языке местоимение Аз заменяет в вышеуказанных случаях местоимение мин - ``я''. Кордское местоимение 1-го лица единственного числа Аз - ``я'' вышло из башкордского местоимения 1-го лица множественного числа [Бе~з] - ``мы'', которое исторически первично, так как в эпоху общинно-родовой формации индивидуум не знает субъективного Я. И только с распадом родовой общины из местоимения мы рождается местоимение Я в его полной субъективной форме.