Поэтическое искусство Мандельштама (СИ)

Жизнь Мандельштама известна недостаточно. Неофициальные сведения, доходящие из СССР на Запад, отрывочны, а порой и противоречивы. Тем большую ценность приобретают для биографов Мандельштама воспоминания о поэте, не ограниченные какими-либо цензурными рамками, т. е. опубликованные за рубежом. В ``Портретах современников'' Сергея Маковского Мандельштаму посвящена глава, содержащая между прочим и рассказ о первом появлении семнадцатилетнего юноши в редакции журнала ``Аполлон''.15 Также целая глава отведена Мандельштаму в ``Петербургских зимах'' Георгия Иванова.16 В последнем случае о Мандельштаме повествует не только современник или даже старый знакомый, а один из лучших его друзей, к тому же и сам поэт, достойный близкого Мандельштаму места в рядах русских лириков XX века. Возможно, что в этих воспоминаниях поэтов о поэте, в которых образ Мандельштама дается словно ``сквозь дымку петербургских туманов'' и преломляется через призму субъективного лирического восприятия, встречаются отступления от ``скучных истин'' в пользу ``художественной правды''. Но они прекрасно передают атмосферу литературной богемы предреволюционных и революционных {8} лет, которая была родной средой нашего поэта.

В предисловии к собранию сочинений Мандельштама проф. Г. П. Струве объединил те факты из жизни поэта, которые к 1955 г. были известны на Западе. Это первая последовательно изложенная биография Мандельштама, которую ее автор, зная, насколько неполны доступные западным исследователям источники, назвал ``опытом биографии''. Вместе с дошедшими до нас в начале 60-х годов поздними стихотворениями Мандельштама проникли на Запад и новые сведения о судьбе поэта. Они изложены и подвергнуты анализу Георгием Стуковым.17 Артур Лурье в статье ``Детский рай'' сравнивает мироощущение Жерара Нерваля, Велемира Хлебникова и Осипа Мандельштама и приводит интересные биографические факты.18 Настоящим кладом для будущего биографа являются посвященные Мандельштаму главы из лирико-мемуарных очерков Ирины Одоевцевой ``На берегах Невы''.19 Они охватывают всего несколько месяцев из начала 20-х годов, но за этот короткий срок Одоевцева, уже ранее оценившая по достоинству Мандельштама-поэта, сумела понять и оценить Мандельштама-человека. С поразительной точностью сберегла поэтесса в своей памяти мельчайшие подробности каждой встречи с Мандельштамом, в кругу друзей, на лекциях в Доме Искусств, на мокрой от дождя и занесенной снегом улице Петрограда, не отбрасывая ни высоко-поэтических тонкостей, ни будничных мелочей -- это не ``печальная память рассудка'', а глубокая и светлая память сердца. Почти все воспоминания о Мандельштаме его друзей относятся только к 10-м--20-м годам. По имеющимся в настоящее время в нашем распоряжении источникам можно составить лишь краткую биографическую канву. {9}

Осип Эмильевич Мандельштам родился 15 января 1891 г. в Варшаве, в семье коммерсанта. Детство провел в Петербурге, где посещал Тенишевское училище, и в Павловске. Стихи начал писать с детских лет. В 1906--1910 гг. путешествовал за границей (Италия, Франция, Швейцария, Германия). Слушал лекции в Гейдельбергском университете. Первая публикация стихов в 1910 г. в журнале ``Аполлон''. Знакомится с Н. С. Гумилевым и сближается с акмеистами. В 1911 г. поступает в Петербургский университет (сведения об окончании противоречивы). Первый сборник стихотворений ``Камень'' выходит в 1913 г., в 1916 г. он переиздается. В революционные 1917--1920 гг. Мандельштам много скитается по России (Крым, Кавказ, Украина). Зимой 1920--1921 гг. возвращается в Петроград. Летом 1921 или весной 1922 г. переезжает в Москву и женится на артистке Надежде Хазиной. Брак счастливый. Дочь родилась в 1922 или 1923 г. В 1922 г. в изд-ве Петрополис вышел сборник "Tristia", который был в 1923 г. переиздан в несколько расширенном виде, в 1925 г. первая книга прозы ``Шум времени'', в 1928 г. книга прозы ``Египетская марка''. В том же 1928 г. выходит сборник ``Стихотворения''. В 1925 и 1930 гг. Мандельштам посещает Ленинград. С конца 20-х годов начинается систематическое преследование Мандельштама со стороны партийной большевистской критики (обвинение в плагиате в 1928 г.). Все дальнейшие сведения о судьбе поэта противоречивы и не могут быть проверены. В 30-е годы Мандельштама совершенно перестают печатать (дату последней публикации еще нельзя считать окончательно установленной). Лето 1933 г. Мандельштам повидимому проводит в Старом Крыму. В середине 30-х годов он был арестован: по одним сведениям уже в начале 1934 г. за эпиграмму на Сталина, по другим сведениям несколько позднее, в связи с делом об убийстве Кирова. Выслан в Воронеж, по одним источникам в конце 1934 г., по другим в начале {10} 1935 г. В 1937 г. вновь арестован в Воронеже и отправлен в ссылку. В 1938 г. Мандельштам находится в транзитном лагере для ссыльных во Владивостоке. Умер там же, в лагере или в больнице. Точная дата его смерти остается пока неизвестной. Бывшие солагерники называют то весну 1938 г., то 1940 г., некоторые другие источники относят смерть поэта к 1939 г., официальный ответ из Советского Союза на запрос одного американского ученого указывает 27 декабря 1938 г. В воспоминаниях Эренбурга бывший солагерник Мандельштама рассказывает, как поэт ``за тысячи километров от родного города больной у костра читал сонеты Петрарки''. Георгий Стуков приводит другой рассказ очевидца, что сошедший с ума Мандельштам был изгнан солагерниками из барака и жил около выгребной ямы, обросший поседевшими космами волос, питаясь отбросами. В самой безмерности такого унижения есть что-то трагически возвышающее, сближающее образ умирающего с королем Лиром Шекспира или даже с библейским Иовом. У биографии Мандельштама, действительно, есть тенденция обрастать легендами. Начало этому положил факт, единогласно подтверждаемый всеми источниками: на приеме у Каменевых Мандельштам вырвал из рук пьяного Блюмкина ордеры на расстрелы и разорвал их. С тех пор за Мандельштамом укоренилась репутация человека, способного на самые неожиданные поступки.

``Щуплый, маленький, с закинутой назад головкой, на которой волосы встают хохолком ... похожий на молоденького петушка...''20 -- таким видел его Эренбург в 1920 г. и точно такое же описание он повторил в 1961 г.21 Сходен с этим описанием и портрет, данный Георгием Ивановым: ``На щуплом маленьком теле несоразмерно большая голова. Может быть, она и не такая большая, но она так утрированно откинута назад на чересчур {11} тонкой шее, так пышно вьются и встают дыбом мягкие рыжеватые волосы (при этом: посередине черепа лысина -- и порядочная), так торчат оттопыренные уши... И еще чичиковские бачки пучками...''22 Но Вейдле говорит не только о ``гордо откинутой назад голове с легким хохолком волос над открытым лбом'', но и о ``нежном румянце лица'' и даже о ``тонко очерченном профиле, годном для камеи...''23 В той же книге ``Воздушных Путей'' мы находим и портрет Мандельштама. Перед нами довольно узкое и очень бледное лицо, скорее красивое, неподвижное и чем-то типично-декадентское. Над огромным лбом гладко прилегающие к голове волосы, которые не кажутся светлее черного костюма. И даже всеми удостоверенных бакенбард нет. Из столь различных данных невозможно вывести ``среднее арифметическое''. Очевидно, лучше всего поверить самому внимательному наблюдателю -- Ирине Одоевцевой, которая следующим образом описывает свое первое впечатление при встрече с Мандельштамом: ``Меня всегда удивляло, что многим он казался комичным, каррикатурой на поэта и самого себя. Но вот я впервые смотрю на него и вижу его таким, как он на самом деле. Он не маленький, а среднего роста. Голова его не производит впечатления ``непомерно большой''. Правда, он преувеличенно закидывает ее назад... У него пышные, слегка вьющиеся волосы, поднимающиеся над высоким лбом. Он худой... Здороваясь со мной, он протянул мне руку и, подняв полуопущенные веки, взглянул на меня голубыми сияющими ``ангельскими глазами''.24 В общем мы не можем себе составить безошибочное представление о его внешности. Но в отражении духовного облика Мандельштама источники прекрасно дополняют друг друга. Из мозаики {12} мелких фактов, отдельных встреч, случайных разговоров возникает образ своеобразного ``юродивого о поэзии'', но одновременно и человека в самом высоком смысле этого слова, мученика за правду искусства.