Против энтропии (Статьи о литературе)

Теория ничуть не хуже хлыстовского толкования имени "Иисус" как производного от слов "из уст", или принятого русской в секте сопунов восприятия слов "окропи мя иссопом" как прямой инструкции сопеть друг на друга во время молитвенного радения, дабы насопеть побольше "духа святого" — да простят мое кощунство сторонники всех вышеперечисленных мнений, если не сказать — религий. Вывод из них можно сделать только тот, что достоверного смысла и происхождения слова "грааль" мы просто не знаем. Поэтому и "блюдо для рыбы" кажется вполне приемлемым чтением, — по одному тому, что слово "рыба", греческое <......>, составлено из первых букв слов "Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель" — <......>, <......>... <......>, <......>. Для ранних христиан именно изображение рыбы служило символом Церкви. И, хотя у немецкого преемника эпической традиции (у Вольфрама фон Эшенбаха) "грааль" стал скорее "камнем", у Кретьена де Труа и Робера де Борона речь идет именно о чаше — притом о чаше плоской, пригодной не только для рыбы — но, подобно современной католической монстранции, пригодной и предназначенной для причастия.

Впрочем, слова Спасителя, указавшего ученикам, что пресуществленные хлеб и вино суть плоть и кровь Его, дают повод для обратного толкования, на священных текстах в принципе не основанного. Как пишет С.С. Аверинцев, "Грааль — <...> таинственный сосуд, ради приближения к которому и приобщения его благим действиям рыцари совершают свои подвиги. Обычно считалось, что это чаша с кровью Иисуса Христа, которую собрал Иосиф Аримафейский, снявший с креста тело распятого Христа (т.е. Грааль -мифологизированный прообраз средневековых реликвариев — драгоценных вместилищ для материализованной святыни, само благородство материала которых имело по ходячим представлениям целительную силу). <...> Грааль — это табуированная тайна, невидимая для недостойных, но и достойным являющаяся то так, то иначе, с той или иной мерой прикровенности". [0.03] Однако в последующие века "Грааль" мог толковаться отнюдь не только как чаша.

Немецкий наследник Кретьена, Вольфрам фон Эшенбах, неизменно подтрунивая над своим французским предшественником, довольно строго следует той же сюжетной канве; грааль (уже "Грааль") появляется и в его поэме, но там, напоминаем, это не что иное, как камень, принесенный ангелами на землю, иначе говоря, "совсем другая история" [0.04] — к 1210 году романы Кретьена де Труа и его французского преемника Робера де Борона, трактующие священную часть истории Грааля, были достаточно известны, и немецкий поэт несколько раз иронически сетует, как много ему пришлось исправлять фактов, рассказывая историю Грааля вслед за Кретьеном де Труа. Однако именно Робер де Борон оказался первым писателем, — в современном смысле этого слова, — придавшим истории Священного Грааля художественную законченность, изложив ее безыскусными, но удивительными по красоте стихами на современном ему французском языке.

Известно о поэте чрезвычайно мало: разве только то, что родиной его могла быть деревня Борон близ города Монбелиар (Бургундия); "Готье", упоминаемый в конце его "Романа о Граале" — вполне историческое лицо, Готье де Монбелиар. Участие Робера де Борона в Четвертом крестовом походе (1202-1204), направленном против Константинополя, если и имело место (о чем говорит одна из гипотез), то это произошло после написания "Романа о Граале". Сам же "Роман о Граале" сохранился лишь в одной рукописи, притом в ней наличествует немалая часть следующего поэтического романа — "Мерлин" -которая должна была служить продолжением первого произведения. Сохранились также прозаические версии того же романа, — "Роман о Граале" в прозаической версии назывался "Иосиф Аримафейский" или просто "Иосиф", — сохранились прозаические версии его дальнейших частей повествования, представляющие ценность сами по себе, — однако же нас интересует не история последующих хранителей Святого Грааля, но толкование его как первой части причастия, -то ли сосуда, из которого давал пить Иисус во время Тайной Вечери апостолам, то ли чащи, в которую были собраны капли крови, пролившиеся из-под копья при распятии (на что нет ссылок даже в основных неканонических Евангелиях)-важно в конце концов лишь толкование Грааля как первой чаши со Святыми Дарами.

Именно тут возникает сюжет публикуемого ныне в русском переводе романа — "пропущенное в священных книгах место", или, как принято говорить в иудаизме, "мидраш". Сами по себе образы Иосифа Аримафейского и других персонажей романа занимают в Евангелии чрезвычайно мало места. В Евангелии от Иоанна мы, к примеру, находим следующее (после того, как один из воинов, которому Церковное Предание дало имя Лонгин, копьем пронзило Ему ребра и тотчас истекла кровь и вода): "После сего Иосиф из Аримафеи — ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев, — просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса, и Пилат позволил. Он пошел и снял тело Иисуса. Пришел также и Никодим, — приходивший прежде к Иисусу ночью, — и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи. На том месте, где Он распят, был сад, и в том саду гроб новый, в котором еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гроб был близко. (Иоанн, 19, ст.38-42). Почти то же рассказано в Евангелии от Луки (лишь не упомянут Никодим, а о Гробе Господнем сказано, что он бы "высечен в скале"); в евангелии от Марка появляется дополнительная деталь разговора Пилата с Иосифом Аримафейским (Никодим также не упомянут): "Пилат удивился, что Он уже умер, и призвав сотника, спросил: давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу" (Марк, 15, ст.44-45). Еще меньше деталей излагает Евангелие от Матфея, за которым, как считается, стоит написанный на арамейском языке оригинал. Словом, пишущий о снятии Христа и положении во гроб обычно должен опираться не на Писание, но на Церковное Предание, — а вот оно-то как раз изобилует деталями, которые во множестве использовал в своем романе Робер де Борон, все же недостававшее дополнил силой таланта и духовного зрения. Есть основания думать, что изложенная де Бороном история ниоткуда в цельном виде заимствована не была: он лишь как вазу из черепков сложил все известное ему, недостающее же "экстраполировал".

В канонических Евангелиях отсутствует почти всЕ: имена благоразумного и неблагоразумного разбойников, семейные дела Понтия Пилата (коптская церковь канонизировала не только его, но и его жену, чье имя Прокла известно лишь по весьма поздним апокрифам, в которых утверждается, что она признала в Иисусе Спасителя и пыталась за него заступиться), история Агасфера, отказавшегося помочь Христу в несении Христа — в отличие от Симона Киринеянина, на которого есть точное указание в Евангелии от Матфея, история о собранных в слезницу (или чашу) крови и слезах Христовых, судьба Марии Магдалины, не говоря о подробной биографии Иосифа Аримафейского. Все это так или иначе отыскивается только в апокрифах и различных вариантах церковного Предания, хотя история о римском императоре, чьего сына Веспасиана исцелил плат Св.Вероники (собственно — Спас Нерукотворный) от проказы смотрится чистой сказкой. Современникам эта сказка, вероятно, говорила не об одном лишь Веспасиане.

Исторический Веспасиан (9-79, римский император с 69) христианства не принимал и обратил бы на эту новую религию внимание разве что если б на самом деле его поразила проказа. Однако нечто подобное имело место в собственно христианском мире — и как раз во времена Робера де Борона; случилось так, что тринадцатилетний король воцарился в 1174 году на Иерусалимском престоле под именем Балдуина IV — и как раз этого правителя поразила проказа. "Прокаженный король не собирался умирать, хотя от него исходил такой тяжелый запах, что не спасали все благовония и мази Востока" [0.05]. Это был тот самый юноша, который в неполные семнадцать лет захватил врасплох армию турок-сельджуков в Лидде. "В его отрядах были только ополченцы из южной Палестины и некоторые окрестные сеньоры. Магистр ордена Храма (т.е. Одон де Сент-Аман — Е.В.) прибыл из Газы через укрепленные рубежи с восьмьюдесятью рыцарями ордена Храма, так что в результате войско короля составили пятьсот рыцарей. <...> Битва была жестокой, но непродолжительной. В последний раз тысячи сарацин бросились перед атакой горстки рыцарей. Сам Саладин поворотил своего коня и отступил до Египта..." [0.06]. Юный король становился юным героем, победителем грозного Саладина — и вот именно этого героя поразила проказа. Как недоставало крестоносцам такого полководца в последующие годы, — но медицина не знала тогда исцеления от проказы. Не здесь ли первая мечта крестоносцев о Святом Граале?