Другой России не будет (СИ)

В 1939-м не Сталин, а Гитлер должен был бояться Красной армии. Пока немцы возились со своими фанерными макетами, в СССР ставили на вооружение новые танки и самолёты, пушки и гаубицы. При Гитлере Германия начала быстро вооружаться, но в сентябре 1939-го преимущество Советского Союза оставалось колоссальным: у Германии было 4200 самолётов против 11 100 советских, против 3400 немецких танков Советский Союз мог выставить 21 000! Качество военной техники обе державы недавно опробовали в Испании. Советские Т-26 и БТ-5 из своих 45-миллиметровых пушек безнаказанно расстреливали немецкие пулемётные танкетки, в воздухе советские «ишаки» (И-16) били немецких «мессеров» (Bf-109B). На вооружении Красной армии находились и сверхскоростные БТ-7 и БТ-7М с самым мощным в то время танковым двигателем, и тяжёлые Т-35, вооружённые тремя пушками и семью пулемётами.

Сталин не только не боялся войны. Он не хотел её откладывать. Напротив, торопил. Пакт от 23 августа развязал руки Гитлеру, и Гитлер напал на Польшу, а спустя пару дней Англия и Франция объявили Германии войну. А вот Советскому Союзу они войну не объявили даже после того, как 17 сентября 1939-го Красная армия перешла границу уже разгромленной Польши. Гитлер втянулся во Вторую мировую, а Сталин остался как бы ни при чём.

Если Сталин чего-то и боялся, так только антисоветского блока великих держав. Теперь, столкнув лбами Германию, Англию и Францию, он мог спокойно ждать своего часа.

Как остановить «ледокол»?

Ещё 19 августа 1939 года состоялось заседание Политбюро, на котором, собственно, и было принято решение подписать пакт. И.В. Сталин произнёс на этом заседании историческую речь, её копию много лет назад нашла в фондах Особого архива СССР историк Татьяна Бушуева:

«Товарищи! В интересах СССР — Родины Трудящихся — чтобы война разразилась между рейхом и капиталистическим англо-французским блоком. Нужно сделать всё, чтобы эта война длилась как можно дольше в целях изнурения двух сторон. Именно по этой причине мы должны согласиться на заключение пакта, предложенного Германией…»

Но блестящая дипломатическая победа Сталина — Молотова обернулась для Советского Союза бедой. Не ликвидируй Сталин с Гитлером польское государства в 1939-м, в 1941-м у немцев не было бы плацдарма для операции «Барбаросса».

Политиков часто уподобляют шахматистам, и не без оснований. На великой европейской шахматной доске Сталин переиграл и Гитлера, и западных политиков. Но он забыл, что люди — не пешки. Представьте, что два шахматиста играют партию, и тут пешки, слоны, ладьи по собственной воле бегут с доски. Так не бывает, потому что правилами игры не предусмотрено. В мае — июне 1940-го случилось непредвиденное. Сталин трезво оценивал военный потенциал Германии и Франции, а потому рассчитывал на затяжную кровопролитную войну с новыми «верденами» и «марнами». Он не мог представить, что мощная, хорошо вооружённая французская армия рассыплется после первого же сильного удара немцев, а Советский Союз останется в континентальной Европе один на один с набравшей силы Германией.

И всё-таки пакт был победой Сталина. Сталину удалось главное: заставить Гитлера начать войну тогда, когда он ещё не был к ней готов. Если бы Молотов и Риббентроп не подписал пакт, то война началась бы через один-два-три-четыре года. Мировая война стала неизбежной после прихода Гитлера к власти. Европа с Гитлером — это Европа, беременная войной. В 1932—1933-м Гитлера мог остановить блок коммунистов, социал-демократов и католиков, но Сталин сделал всё, чтобы такого блока не было. По недомыслию? Вряд ли. Скорее по злому умыслу. Помните, кого Виктор Суворов назвал «ледоколом»? «Ледокол» — это германский фашизм, Гитлер — его персонификация. Он должен разрушить мир в Европе, начать мировую войну, которая при благоприятном, с точки зрения Сталина, развитии событий приведёт к советизации Европы.

Но «ледокол» надо вовремя остановить. Военный потенциал Германии рос быстрее советского. Если в 1939-м преимущество было на стороне СССР, то уже через несколько лет немецкая наука и военная промышленность позволили бы Германии догнать и перегнать Советский Союз. Даже в 1941—1945-м, когда почти все силы и средства поглощал Восточный фронт, когда тысячи английских и американских бомбардировщиков ровняли с землёй немецкие военные заводы, Германия умудрилась создать новые тяжёлые танки, реактивный истребитель Ме-262 и реактивный бомбардировщик «Арадо-234», сделать 11 300 запусков крылатых ракет Фау-1 и 10 800 запусков баллистических ракет Фау-2. Теперь представьте, что Германия не вступила в войну в 1939-м. Она не пострадала от экономической блокады и американских бомбардировок. Году в 1944-м Гитлер начинает войну не с танкетками Pz.-1, а сразу с «тиграми» и «пантерами», с реактивной авиацией, практически неуязвимой для советской ПВО, с крылатыми и баллистическими ракетами и, не исключено, с ядерным оружием. А ещё Вернер фон Браун проектирует межконтинентальную баллистическую ракету, которая доставит ядерный заряд и в Москву, и в Нью-Йорк.

Нет, в 1939-м войну нельзя было откладывать.

Впервые опубликовано на сайте Частный корреспондент ( www.chaskor.ru)

Прелюбодей мыслей, или Виктор Суворов туда и обратно

Виктор Суворов — блистательный историк, “агент всех разведок мира”, “враг всего прогрессивного человечества”, автор, не умеющий писать скучно, — выпустил в свет вторую часть своей антижуковской трилогии. Чтобы понять, зачем Виктор Суворов написал ее, нам придется сделать краткий обзор его творчества.

Как мне представляется, Виктора Суворова интересуют две темы — ГРУ и начало Второй мировой войны. ГРУ — тема второстепенная, ей, собственно говоря, посвящен только “Аквариум”, да еще, с оговорками, история Насти Стрелецкой в “Контроле” и “Выборе”. Все оставшиеся книги Виктора Суворова написаны о Второй мировой. Среди них есть исторические исследования (“Ледокол”, “День М”), есть полуисторическая публицистика (“Очищение”, “Самоубийство”), есть и настоящие бульварные романы (все те же “Контроль” и “Выбор”). А в рамках самой темы интересует Суворова всегда одно и то же: подготовка Советского Союза к “освободительной войне”. Такой интерес уральский критик Николай Кузин назвал “паранойей”, а я считаю это нормальной для настоящего ученого одержимостью. Да, я не оговорился. Именно ученого. Есть, знаете ли, научные работники, а есть ученые. Научному работнику тему, как правило, выбирает научный руководитель. Ученый же тему не выбирает. Собственно говоря, тема сама выбирает его. Богом (природой, судьбой — как угодно) ему определено заниматься шумерской клинописью, или этикой бусидо, или исследованием творчества Рабле, или началом Второй мировой войны, наконец.

Виктора Суворова никто не заставлял этой темой заниматься. Просто как-то в военном училище вслед за лекцией по стратегии поставили лекцию по военной истории. И тогда узнал молодой и любознательный курсант Владимир Резун, что в стране, готовящей внезапный удар по врагу, аэродромы переносят поближе к границам. Туда же переносят склады с оружием, боеприпасами, обмундированием. В приграничной полосе строят дороги, наводят гати, ни в коем случае не минируют ни мосты, ни дороги. А из следующей лекции узнал он, что Красная армия потому терпела поражения в июне 1941 года, что аэродромы наши почему-то к самой границе вынесли и разбомбили их немцы в первый же день, что склады с оружием и боеприпасами тем же немцам достались, потому что недалеко от границы были, что в западных округах ни одного минно-взрывного заграждения не было. Зато мосты новые строились, и дороги, и гати прокладывались. По этим мостам, дорогам и гатям немецкие танки и пройдут. Единственный из всего курса Владимир Резун задумался. Один он такой был. На всю страну один. Ни студенты истфаков, ни учащиеся военных академий о таком почему-то не задумывались.