СВР. Из жизни разведчиков

Штатский провел нас в коридор, повернул направо и, открыв вторую дверь, пригласил в комнату.

Она служила раньше библиотекой: по стенам тянулись полки, набитые книгами, посередине стоял массивный прямоугольный стол и старинные стулья с высокими спинками.

Мы подошли к дивану, деревянному, без обивки.

Молодой человек остался у входной двери.

— Снимайте плащ и располагайтесь поудобнее, — обратился я по-деловому к «А-восьмому». — Прошу прощения, мне нужно на минутку отлучиться.

Он послушно повесил плащ на вешалку и, обернувшись ко мне, откликнулся:

— Надеюсь, Францль, вы долго не задержитесь.

Шутливая нотка прозвучала в его голосе. Так может сказать только друг.

Но я уже шагнул к двери и не глядел на него.

В коридоре мне повстречались двое.

Одного контрразведчика я знал и кивнул ему.

Он поздоровался.

Они пришли за «А-восьмым».

А я направился к выходу и больше его не видел.

Через день некоторые венские газеты в разделе уголовной хроники сообщили о таинственном исчезновении известного адвоката Н.

Полиция, по просьбе жены и родственников, занялась расследованием. Но оно ни к чему не привело. Да мало ли людей в послевоенной Вене исчезало без следа…

Позже, когда я вернулся а Москву, мне стало известно, как разворачивались события в Центре, решившие судьбу нашего старого агента.

По прибытии из Вены «Фред», спасая свою шкуру, — ему грозило увольнение — упорно настаивал на том, что его расшифровал перед американцами «А-восьмой». Больше, мол, некому.

Правда, моя высокая оценка надежности агента и положительные результаты проверки сильно подорвали версию перетрусившего нелегала.

Начальник управления генерал Тихонов уже начал склоняться к тому, что виноват во всем сам «Фред», возведший напраслину на «А-восьмого», чтобы обелить себя. Наш шеф был уже готов именно так расценить этот инцидент.

Но тут энергично выступил против заместитель начальника управления, недавно пришедший в разведку по набору Центрального Комитета КПСС.

Этот бывший секретарь одного из обкомов партии мало разбирался в шпионаже, но зато был вхож в кабинеты на Старой площади. Он сразу смекнул: руководителям управления, и ему в том числе, крепко влетит за «Фреда».

Ведь на него возлагались большие надежды. Он должен был укрепить нашу разведку в Соединенных Штатах, занимавшуюся атомным шпионажем. А сколько усилий было потрачено на подготовку, сколько денег ухлопали. Начнут разбираться: куда смотрели.

И совсем другое дело, если провал можно списать на предательство агента, помогавшего в устройстве «крыши» для нелегала.

Тут трудно все предусмотреть.

К бывшему партаппаратчику присоединились начальник американского отдела, которого сослуживцы за глаза прозвали «пожарником», и секретарь партбюро управления — тот боялся, что его обвинят в политической близорукости: не разглядел истинного морально-политического облика «Фреда».

Другой заместитель начальника управления, многоопытный и мудрый генерал-майор, честный и порядочный профессионал, сразу раскусивший, что «Фред» просто сподличал, поддержал мои предложения.

Но спевшаяся троица нажала на генерала Тихонова, запугала его.

И тот не устоял, сдался и доложил руководителю внешней разведки «фредовский» вариант событий.

Последовало решение негласно задержать «А-восьмого», доставить в Москву и передать в следственную часть контрразведки, где от него добьются признательных показаний. Остальное было делом чекистской техники.

В 1952 году меня отозвали на работу в центральный аппарат.

Я получил повышение — стал начальником восточного отдела управления нелегальной разведки.

Новый регион, новые заботы, новые проблемы.

Не то, чтобы я забыл про «А-восьмого» — такое не забывается.

Но круговерть дел поглотила меня целиком.

Однако лет через пять, во время хрущевской оттепели — я сидел уже в кресле заместителя начальника управления и примерял генеральские погоны — судьбе было угодно вновь напомнить мне о старом агенте.

Раздался телефонный звонок, и голос начальника американского отдела (это был все тот «пожарник», карьерист, сыгравший роковую роль в судьбе «А-восьмого») почтительно осведомился, мог бы он зайти ко мне по срочному вопросу.

— Прошу, — сухо ответил я.

После той венской истории мне не доставляло удовольствия общаться с этим человеком. Но приходилось считаться с тем, что он прекрасно знал свое американское направление, а главное — главный начальник управления генерал Огнев жаловал его, как опытного профессионала.

Хотя я не мог отрицать, что его считали профессионалом высокого класса и новый начальник управления генерал Иван Петрович Огнев жаловал его.

«С волками жить — по волчьи выть», — утешал я себя в подобных случаях.

Через несколько минут «американист» появился у меня. Он сел по моему приглашению за приставной столик так, чтобы свет из окна падал ему в затылок, и уставился на меня своими косоватыми черными глазами. Мне, как, наверное, и всем остальным его собеседникам, становилось не по себе от этого взгляда: левый глаз смотрел прямо, а правый был направлен в сторону, словно косоглазый старался что-то разглядеть у меня сзади.

— Слушаю вас, — холодно сказал я.

— Право, не знаю, с чего начать, — ответил «американист» с запинкой. — Хочу доложить, что известный вам бывший агент «А-восьмой», приговоренный в 1950 году к пятнадцати годам тюремного заключения, скоро будет освобожден. Ему наполовину сократили срок. Вы продолжительное время работали с ним, он хорошо относился к вам…

— Ну и что из этого? — перебил я.

— Так вот мы подумали, — невозмутимо продолжал начальник американского отдела, — не захотели бы вы встретиться с ним перед отправкой в Австрию, поговорить по душам, объяснить, что произошла нелепая ошибка, извиниться за нас… Это морально поддержало бы его, облегчило бы ему вхождение в нормальную человеческую жизнь, он скорее забыл бы все плохое… Да и генерал Огнев считает, — выложил «американист» главный козырь, — что вы лучше, чем кто-либо другой, уладите это деликатное дело…

— Нет уж, увольте, — не выдержал я. — Вы заварили эту кашу, вам ее и расхлебывать!

Видимо, он прочел на моем лице что-то такое, что заставило его подняться и выйти из кабинета.

Примерно месяц спустя в разговоре со мной генерал Огнев как бы вскользь заметил:

— Да, вы помните, конечно, историю с «А-восьмым»? Так вот, к сожалению, мы получили плохое известие. За несколько дней до освобождения ему объявили, что его выпускают на волю и что за ним приедет сын. Старик так разволновался, что потрепанное сердце не выдержало. Случился обширный инфаркт, и он скончался.

Наверно, читателям будет интересно узнать, что сталось с «Фредом»?

После возвращения из Вены он долгое время находился в распоряжении управления нелегальной разведки. Но ее шеф, генерал Тихонов, когда закончилась история с «А-восьмым», счел все же необходимым избавиться от несостоявшегося супершпиона.

Многоопытный подпольщик, наш начальник в глубине души не верил, что в этой истории виноват старый агент. Пожалуй, «Фред» вызывал у генерала большие опасения, чем «А-восьмой».

Бывшего нелегала отправили в отдел кадров. Там сочли, что он не подходит для оперативной работы и отрядили его, как дипломированного инженера-электрика по образованию, в хозяйственное управление.

Два года «Фред» «наблюдал» за эксплуатацией служебных зданий.

Но затем закрутил бурный роман с одной из своих сотрудниц. И все бы ничего, но где-то он преступил общепринятые рамки приличия, кровно обидев собственную жену.

Та в порыве мести настрочила жалобу в ЦК родной партии. А там всегда рьяно пеклись о нравственных устоях органов госбезопасности, особенно разведки и контрразведки.

Было проведено надлежащее разбирательство по партийной и служебной линиям. Как проштрафившийся коммунист, «Фред» получил строгий выговор. Со службы его уволили.