Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953

Дела рядовых граждан СССР идут через тройки.

Система вынесения приговоров четкая, простая в эксплуатации и не обремененная процедурными сложностями.

По приказу № 00447 соотношение расстрел-лагерь 1 к 2,5. В реальности тройка выносит около 50 процентов смертных приговоров.

Высшая двойка выдает 73 процента смертных приговоров.

Военная коллегия Верховного суда — 85 процентов.

Чем выше инстанция, тем больше ответственность, тем больше крови. В четырехмесячный план репрессии в 1937-м не укладываются. Не могут уложиться. В 1937-м сотрудники НКВД снизу требуют увеличения плана. Высшее партийное руководство встречает эти требования с пониманием. Главный технологический термин 1937 года — "лимит". Лимит — это разрешенное сверху количество подлежащих репрессиям — расстрелу и отправке в лагерь. Две области — Омская и Смоленская — просят увеличить лимит еще до официального начала террора. По разнарядке в приказе № 00447 Омской области разрешено взять 1000 человек, подлежащих расстрелу. Еще до начала операции арестовано 3000. Председатель Омской тройки Григорий Горбач рапортует в Москву, что Омское НКВД работает "стахановскими методами". Через две недели уже 5000 в ожидании расстрела. Горбач просит Москву о повышении лимита до 8000. На письме Горбача Сталин ставит резолюцию: "Товарищу Ежову. За увеличение лимита до 9000. И. Сталин". В Красноярском крае лимит на расстрел по указанию Сталина и Молотова увеличен в 8,8 раз.

Под новый, 1938 год ударная работа НКВД достигает рекордных темпов Сотрудники органов еще не знают, что операция будет продлена до января 1938 года, а потом и на весь 1938 год. Они торопятся, они хотят максимальный результат. Работают даже 20 декабря, в праздник, в День чекиста. Под Новый год интервал между приговором и расстрелом сокращен до минимума.

Москва. Леонтьевский переулок. Короткий переулок, В 1937-м здесь забирают из всех домов подряд. В доме 2 из квартир Nq 2,7,8, 10,17,18,19, 20, 21,22, 23. В доме 9 из квартир № 2,4, 5. 7, 9. В доме 11 — из квартир № 4,11,23,27. И из дома 14, и из 15-го, из 16-го, Из всех. Арестовывают людей разных национальностей, разного рода занятий. Счетовод швейно-ткацкой фабрики райпромсовета. Преподаватель энергетического института. Служащий пассажирской службы Казанской железной дороги. Академик, секретарь АН СССР. Начальник монтажно-ремонтной конторы "Дизель-монтаж". В этом маленьком переулке за 4 месяца 1937 года арестованы 50 человек. Все расстреляны.

С августа 1937-го по ноябрь 1938-го, когда была завершена эта хорошо организованная массовая операция, арестованы 1 миллион 575 тысяч 259 человек. Расстреляно 681 тысяча 692 человека. Личная подпись Сталина стоит на 40 тысячах смертных приговоров.

Террор как технологический процесс оставляет отходы. Отходы террора — дети.

15 августа 1937-го появляется приказ Ежова № 00486. Он охватывает жен и детей врагов народа. Аресту подлежат жены, состоящие в юридическом или фактическом браке с осужденным. Аресту подлежат также и жены, состоящие с осужденным в разводе, но не сообщавшие органам власти о контрреволюционной деятельности осужденного. Жены изменников родины, имеющие грудных детей, после вынесения приговора без завоза в тюрьму направляются непосредственно в лагерь. Грудные дети направляются вместе с осужденными матерями в лагеря. По достижении годовалого возраста дети передаются в детдома. Детей в возрасте от 3 до 15 лет содержат в детдомах вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Минска, приморских и пограничных городов. Дети старше 15 лет подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД.

Со станции "Ленинград-товарная" трогается большой состав из 45 теплушек с арестованными. Два вагона матерей с грудными детьми. Везут в Томский лагерь. Едут восемнадцать дней. Одна буржуйка не дает тепла на весь вагон. У многих грудных детей воспаление легких. Температура за сорок. Вспоминает Мария Карловна Сандрацкая:

"Две матери от отчаяния разрезали себе горло стеклом. Истекли кровью. Сласти их не удалось. Одна мать сошла с ума. Все время кричала, рыдала, хохотала, выла, кусала тех, кто пытался ее сдержать. Воды очень мало. Нет возможности постирать детское бельишко как следует. То, что все-таки выстирали, сушили придуманным нами способом. Детские рубашонки, пеленки, чулочки мы обматывали вокруг своих ног, рук, спины, груди и так сушили.

В Томске нас привезли в "Мертвый дом", так называлась дореволюционная пересыльная тюрьма. Шестьдесят три матери с закутанными грудными малютками идут по коридору. В камере лежали день и ночь на топчанах. Возле нас лежат наши дети. Детей кусают клопы. С обледенелых окон днем стекает вода. Ночью она застывает. Была одна мечта, чтобы согласно приговору всех отправили из тюрьмы в лагерь, гда детям полагались какие-никакие ясли. В лагерь матерей с детьми перевели только через два года".

Мать писателя Василия Аксенова Евгения Гинзбург проведет в лагере на Колыме 10 лет. Потом она напишет книгу "Крутой маршрут". Евгения Гинзбург вспоминает: "Деткомбинат в лагере — это тоже ЗОНА. На дверях обычных лагерных бараков неожиданные надписи: "Грудниковая группа", "Ползунковая", "Старшая". В старшей группе только двое — Стасик и Верочка — знают загадочное слово "мама". Я нарисовала домик и спросила у Стасика — что это такое? "Барак", — четко ответил мальчик". Возле домика она нарисовала кошку. Но ее не узнал никто из детей. Они никогда не видали кошку. Тогда она нарисовала вокруг домика забор: "А это что?" "Зона! Зона!" — радостно закричала Верочка и захлопала в ладоши.

Дети рождались и в лагере. Несмотря на запрет общения между женщинами и мужчинами, несмотря на наказание, унижение и карцер. Вспоминает Хава Владимировна Волович: "Просто до безумия, до битья головой об стену, до смерти хотелось любви, нежности, ласки. И хотелось ребенка. Я держалась сравнительно долго. Через три года лагеря я родит дочку и назвала ее Элеонорой", Матери разрешено было быть с ребенком год. Она вспоминает: "Ночами я стояла у постельки, отбирала клопов и молилась, чтобы Бог не разлучал меня с дочкой. Когда девочка только начала ходить и говорить "мама", ее у меня забрали". Мать — на лесоповал, ребенок — под казенный присмотр. Свидания редкие. Хава Волович пишет: "Дети, которым полагалось сидеть, ползать и ходить, лежали на спинках, поджав ножки к животу, и издавали странные звуки, похожие на странный голубиный стон Они даже не плакали. Они гукали и кряхтели по-стариковски".

У лагерных нянек много работы. Им некогда. Они рационализируют свой труд. Они приносят кипящую кашу. Загибают ребенку назад руки, привязывают полотенцем к туловищу и напихивают горячей кашей. Быстро, ложку за ложкой. Ребенок не может ни глотать, ни дышать. Они делают это даже на глазах у матерей. Рационализация узаконена Ока дает триста детских смертей в год. Хава Волович пишет: "Это дом Смерти Младенца". Те дети, которые выживали несмотря ни на что, к шести-семи годам обладали хитростью и пронырливостью взрослых лагерников-блатарей.

Евгения Гинзбург, мать Василия Аксенова, пишет: "Внешне зги дети мучительно напоминали мне Ваську. Но только внешне. Васька в свои четыре года шпарил наизусть огромные куски из Чуковского и Маршака, а эти дети в четыре года произносили отдельные несвязные слова. Преобладали нечленораздельные вопли, мимика, драки. Откуда же им было говорить? Кто их учил? Кого они слышали? Их и на руки запрещено было брать".

В изоляторе долго умирала пятимесячная девочка. Лицо у нее было такое, что ее прозвали Пиковой дамой. Восьмидесятилетнее лицо, умное, насмешливое, ироническое. Когда она умерла, она снова стала ребенком. Матери рядом не было. Мать угнали в этап.

Вдова поэта Мандельштама свидетельствует: "У глагола "писать" появилось новое значение. Писать отныне означает "доносить, информировать"".