Руина, Мазепа, Мазепинцы

рыболовством, подводы и двинулись степью на Чигирин. За ними

следила ватага запорожцев с атаманом Щербиною и асаулом

Тонконогом. Они пригласили из ватажников, ловивших рыбу на реке

Буге, несколько <легкомысленных> молодцов и напали на

греческих торговцев, когда те, на пути своем к Чигирину, достигали

до реки Ингула. Запорожцы ограбили весь караван, отвезли

награбленные товары в Сечь, разрезали тюки и кипы (называемые

гарары) и поделили товары, в числе которых находились

драгоценные камни и жемчуг ценою в несколько тысяч талеров. Из

Сечи получались вести, что запорожцы, поделивши по куреням

награбленные товары, похвалялись поступать так же и с другими

торговыми караванами, когда те будут проходить. Силистрийский

сераскир-паша прислал к гетману жалобу и требовал

вознаграждения за разграбление греков, турецких подданных. Около того

же времени другая ватага запорожцев напала на селитренные

майданы, заведенные из Гетманщины старшинами на берегах

Самары, и разоряли их, забирая волов, казаны и всякую рухлядь.

Запорожцы претендовали, что берега Самары, покрытые лесом

(так называемая Товща Самарская), составляют давнее достояние

Запорожской Сечи и заводчики не иначе могут держать там

селитренные майданы, как платя в войсковой сечевой скарб по 100

злотых от котла.

Гетман сообщил обо всем этом в Москву, а на то время туда

приехали запорожские посланцы - бывший кошевой Крыса с

товарищами. В Москве их задержали и стали допрашивать о

греческих караванах и о селитренных майданах. Они отозвались

незнанием дела. Московское правительство разослало запорожских

посланцев по великороссийским городам и написало в Сечь, что

511

если не будут возращены награбленные товары и виновные не

подвергнутся жестокому войсковому наказанию, то задержанные

товарищи будут казнены смертью. Запорожцы от такой угрозы

пришли в неистовство, отрешили своего кошевого Петра Сорочин-

ского и выбрали Костю Гордеенка, человека крайне задорного, ярого ненавистника московской власти. Этот новый кошевой писал

гетману такого рода объяснение: греки, следовавшие в караване, сами были виноваты; вопреки прежним обычаям ехать в Сечу, они хотели миновать ее и поехали дикою степью. Сечевики, ездившие на промыслы, узнавши о том, хотели только загородить

каравану неправильный путь, но греки стали в них стрелять; тогда сечевики позвали других товарищей, бывших на рыбных

промыслах; и <большим собранием> заворотили караван к-Сече.

Атамания и все сечевое товариство поделили между собою из

греческих товаров только красные кумачи, а дорогие вещи: камни, жемчуг и деньги возвратили торговцам и сами проводили их до

великороссийских городов. В этих оправданиях была чистая ложь; ни гетман, ни московское правительство не могли поверить этому, да и сам сообщавший такое оправдание, конечно, знал, что ему

не поверят. Не теряя времени, запорожцы, подущаемые притом

приезжавшими в Сечу татарами, послали в Крым посольство к

хану просить возобновления прежнего союза, старинного <братер-

ства> и помощи против москалей, а тем временем самые отважные

составили ватагу в числе шестисот - настоящую разбойничью

шайку: в вершинах реки Вовчей не было от них ни прохода, ни

проезда людям Полтавского полка, ездившим на пасеки и на

рыбные ловли.

Более всего раздражала запорожцев в то время постройка

городка недалеко от Сечи. Отважнейшие грозили выйти с оружием

на строителей. Гетман посылал в Сечу требовать, чтобы

запорожцы не мешали царским ратным ломать камня у Каменного Затона

для постройки крепости, а кошевой атаман от имени всего това-

риства написал такой ответ, обращенный к лицу царя: <Объявляем

вашему царскому величеству все мы единогласно, что совершенно

не хотим оного города близ нас на Днепре иметь и камня на

строение брать не дозволим. Еще и города не выстроили, а мы

уже терпим убытки и неправды в вольностях наших, чего напредь

сего ни от кого не видали по данным нам монархами грамотам, теперь же дознались напустнаго утеснения товариству нашему, ходящему для своих добыч и промыслов. Мы на бой против бу-

сурман по вашему царскому указу идти всегда готовы, а города

строить не позволяем>.

Однако попытка запорожцев сойтись с татарами во вред

России не удалась. Запорожские послы, отправленные в Крым, встретили хана недалеко от Карасубазара и предлагали прежнее <бра-

512

терство>, как было при Хмельницком. Хан призвал какого-то

старого татарина, помнившего времена Ислам-Гирея, делал ему

расспросы и потом стал держать совет с своими мурзами. Некоторые

заявляли охоту открыто подать помощь запорожцам, другие же

опасались, что запорожцы, надеясь на одних охотников пристать

к их замыслу, которых в Украине найдется немного, опять

подведут татар, как уже было недавно с Петриком и еще ранее с

Суховеенком. Хан решил спросить об этом своего верховного

повелителя, турецкого падишаха, а до получения ответа мурзы

убеждали запорожцев не сноситься с Москвою.

Но в самом запорожском товаристве возникло раздвоение.

Самые задорные ненавистники Москвы кричали: <Лучше навеки

поддадимся турку, а не останемся в московской неволе>. Другие

представляли такое хитрое соображение: <Если орда с нами теперь

не пойдет воевать Москвы, а на нас опал царский станется за

сношение с татарами, то мы отпишемся, что ничего о том не

знали, скажем, что нам приказал так чинить с ордою гетман.

Вот его, гетмана, возьмут в Москву, а нам будет милость

монаршая>. Гетман заранее обо всем этом узнал и отправил к хану за

объяснениями посла своего Завидовского. Хан принял гетманского

посла ласково и объявил, что ни за что не станет нарушать мира

с московским царем. Гетманский посланец от имени гетмана

жаловался на грабежи, учиненные татарами над русскими

торговцами в Кубанской и Ногайской орде. Хан приказал тотчас

учинить розыск и воротить награбленные товары; сверх того он

дал строгий приказ не поступать вперед таким образом. Тогда

же хан хотел окончить размен полоненников так, чтобы уже ни

русских в Крыму, ни татар в России в плену не оставалось. Это

не так скоро могло окончиться, так как русских полоненников

отпускали не иначе, как в обмен за татарских или за выкуп

деньгами. Некоторые русские в это время получили свободу, и в

числе их был князь Юрий Четвертинский, взятый в плен во время

нашествия Петрика с белогородскою ордою. Силистрийский

Юсуф-паша продолжал требовать вознаграждения за ограбленный

караван, и гетман не без, труда упросил присланного от паши

<агу> взять вознаграждение жалованьем, которое по обычаю

каждый год присылалось от царя запорожцам сукнами, камками, атласами и соболями. Такие вещи приняты были по оценке в десять

тысяч лев ков; гетман прибавил еще 640 рублей деньгами и, сверх

того, отдал греческим купцам, потерпевшим разорение от

запорожцев, 400 рублей, собранных с переволоченского перевоза на

Днепре, составлявшего собственность Запорожской Сечи.

Казалось, у запорожцев отнималась надежда на помощь

мусульманского мира против московской власти, но приезжавшие в

Сечь татары разжигали их и твердили, что если Москва не по-

17 Заказ 785 513

кинет строить городов при Днепре, то бусурманы придут войною

на московские города и пригласят запорожцев. Даже силистрий-

ский паша заявлял гетману, что туркам вообще немило построение

городов, что оно означает приготовление к войне. Такие заявления

распаляли у запорожцев задор ко вражде с Москвою. <Но не так