Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции

Алексей Борисов пробует звук перед концертом в ДАСе. Его группа «Ночной Проспект» предоставила для этого сейшена свою аппаратуру. 1985 г.

В старшей формации нашего сводного ансамбля играл Артём Кадик, который в начале 1980-х выступал в хеви-метал-группе „Кросс”.

Алексей Локтев, в будущем клавишник „Центра”, я и наш одноклассник Лапшин тоже собрали свою формацию. Локтев играл на клавишах, Лапшин пытался быть вокалистом, а я – бас-гитаристом. Был у нас ещё приятель Василий Клюкин, неплохой, как мне тогда казалось, гитарист, позже он пробовал свои силы в каких-то группах, но умер от передозировки. Мы исполняли несколько песен из кинофильма „О, счастливчик!”, криденсовскую „Who’ll Stop The Rain”, что-то из Джона Леннона, пытались делать и какие-то свои вещи.

Обстановка в школе была очень либеральной, по крайней мере по сравнению с 625-й математической школой, где я учился до этого (она находится рядом с ДАСом, за прудом). Там была жуткая директриса, которая запрещала всё на свете. Впрочем, там тоже были попытки создания группы: Олег Чилап и Саша Липницкий, в будущем – музыканты группы „Оптимальный Вариант”, попытались сделать рок-ансамбль, но продержались там не долго. Кстати, некоторое время с ними играл Саша Маликов, будущий барабанщик „Ва-Банка”, который тогда учился в 45-й школе. Мы много общались в то время, можно сказать, варились в одном котле, тем более что все жили неподалеку.

Там же, в 45-й школе, но на два класса старше меня, учился Александр Скляр, будущий певец „Ва-Банка”.

Там же, но на два класса младше меня, учился Сергей Собинин, будущий гитарист групп „Центр” и „Монгол Шуудан”.

А в параллельном классе учился старший брат Собинина – Дмитрий. Он не стал музыкантом, хотя и пробовал играть на барабанах в различных школьных рок-формациях. Он стал комсомольским функционером, но тем не менее остался яростным поклонником рока и, работая где-то в Раменках, стал устраивать рок-концерты. Кстати, первый концерт „Браво” устроил именно он, Митя. Это было на дискотеке в Крылатском. Позднее там же выступали и „Центр”, и наш „Ночной Проспект”.

Кстати, у нас в школе играли и „Машина Времени”, и „Удачное Приобретение”. Там же, в спортзале, состоялся и первый концерт „Центра”, когда группа ещё называлась „777”. Это выступление организовал Локтев. Сделать это оказалось не трудно, поскольку он был достаточно заметной фигурой в школе. Во-первых, он был одним из лучших по английскому языку, поскольку некоторое время вместе с матерью прожил в Америке, во-вторых, директор к нему очень хорошо относился.

Я учился на первом курсе исторического факультета Московского университета, когда Локтев на своём дне рождения рассказал мне, что есть такой Вася Шумов, который делает „новую волну”. А нас „новая волна” тогда очень интересовала. Мы все, разумеется, слушали тогда „Голос Америки”, а там много передавали и панк-рока, и „новой волны”. И даже по нашему телевидению об этом как-то рассказывали.

Локтев пригласил меня на концерт „Центра”, который играл на выпускном вечере в какой-то школе в районе Таганского трамвайного депо. Их туда ангажировал директор ДК, в котором репетировал „Центр”. Он промышлял организацией школьных вечеров, за что брал свой процент. Я отправился на сейшен вместе с приятелем, мы помогли ребятам из „Центра” перевезти аппаратуру: биговские колонки, „Вермону”… Школа располагалась недалеко, и мы всё это отвезли туда на какой-то тележке.

Школьники танцевали, и было ощущение, будто подобную группу они видят каждый день. Я понял, что им было всё равно, но для меня выступление „Центра” стало настоящим культурным прорывом. Музыканты вышли в чёрных костюмах, белых рубашках и узких галстуках, в их имидже уже не было ни хиппизма, ни диско, в то время как сам я был одет по диско-моде: у меня были узкие джинсы, остроносые сапоги на скошенном каблуке, кроме того, я тогда ещё носил небольшие усы – это была дань образу дискомена типа Фредди Меркьюри.

… Они вышли, заиграли свои вещи, а также – импортный репертуар. Вася любил классику 1960-х, он пытался делать что-то из Rolling Stones, из The Beatles, но не пытался играть панк. Единственная панковская вещь, которую мы потом, когда я сам уже стал музыкантом „Центра”, пробовали сделать, – „No more heroes” из репертуара Stranglers. Вася специально культивировал стиль 1960-х, и это было очень свежо по отношению к группам, тогда существовавшим.

Потом была Олимпиада, на которой я работал, а потому на какой-то момент выпал из музыкальной жизни. Но в конце августа Локтев позвал меня в Подлипки, где „Центр” играл на танцах. На гитаре в „Центре” тогда играл Сергей Сизов, неплохой гитарист, но его интересы лежали в другой сфере: он любил Deep Purple, Led Zeppelin. Он был по-своему стильный человек, пытался отращивать волосы, у него были усы, которые делали его похожим на Фрэнка Заппу. Но, видимо, именно поэтому Вася принялся осторожно расспрашивать, что я делаю да где играю, и в конце концов предложил поиграть в „Центре”. Но сезон уже заканчивался, было начало сентября, и на танцах в Подлипках я отыграл лишь три или четыре концерта. А потом мы начали плотно репетировать в ДК трамвайного депо.

Разумеется, учась в университете, я принимал участие в мероприятиях местной самодеятельности – так у нас было заведено. Наиболее активная самодеятельность была на кафедре новой и новейшей истории, где я специализировался, особенно на английском отделении: там студенты с удовольствием исполняли популярные английские песенки 1950-1960-х годов, в основном – баллады. На одной из репетиций я познакомился с Димой Маценовым, который учился на курс младше меня. Он был с инструментом – с акустической гитарой – и довольно лихо кому-то аккомпанировал. Мы разговорились, я сказал ему, что играю в „Центре”, и на него это произвело огромное впечатление, поскольку он уже слышал записи „Центра”. В итоге мы довольно быстро подружились на почве обоюдного увлечения „новой волной” и панком. Кроме того, вскоре выяснилось, что Дима живёт в том же самом доме на проспекте Вернадского, где жила Ира, моя будущая супруга, в соседнем подъезде. Мы стали общаться, несколько раз Маценов приходил на репетиции „Центра”, бывал на концертах, а я стал захаживать к нему в гости. У Дмитрия была неплохая коллекция различной музыки на виниловых пластинках и кассетах. В какой-то момент мы стали вместе музицировать, и однажды я почувствовал, что мне очень комфортно играть с Маценовым. В „Центре”, честно говоря, у меня не все получалось, и если рок-н-ролл мне давался легко, то Васины вещи играть было почему-то сложно.

Всю зиму и весну „Центр” довольно много выступал: раза два в неделю как минимум, а то и чаще. На лето мы разъехались на каникулы, а когда осенью вернулись, то почувствовали, что ни у кого нет настроения продолжать дальше. И у меня, и у других появилась какая-то апатия, связанная с тем, что выхода из андеграунда не существовало.

А потом в „Центре” появился Валера Саркисян, который играл гораздо лучше меня и очень стильно выглядел. И я понял, что делать мне в „Центре” уже нечего и надо как-то менять обстановку. Видимо, и ребята это понимали. Однажды мы с Локтевым сидели в буфете Центрального дома художника, это было модное место, где собиралась продвинутая молодёжь. Мы разговорились и вскоре пришли к выводу, что мне в „Центре” лучше больше не играть. В этот же вечер я позвонил Маценову, и мы договорились, что будем делать ансамбль.

Маценов привёл барабанщика Сергея Раскатова, своего друга, который сразу вписался в группу. Осталась вакансия басиста, на которую я пригласил Сергея Кудрявцева, с которым раньше играл в „Центре”. Он с радостью откликнулся. Мы стали репетировать и уже скоро выступили в общаге ДСВ. Именно там был наш первый концерт».

Вот так в столичном андеграунде появилась группа «Проспект», эффектно исполнявшая твисты и рок-н-ролл. Столичным студентам, а также их родителям понравились забавные песни ансамбля, в которых изящно переплелись радостные ритмы 1960-х и причудливые изгибы «новой волны». Влияние родителей сказалось и на имидже музыкантов: строгие пиджаки, узкие галстуки, узконосые ботинки – так одевались стильные молодые люди в 1960-х. Импонировал публике и неагрессивный, «сдержанный» стиль общения, практиковавшийся музыкантами «новой волны»: ребята из «Проспекта» старались играть быстро и горячо, но как бы выдерживая холодный, «научный» подход – казалось, именно так было принято вести себя в обществе в те годы, когда папы и мамы были молодые и только-только вошли в науку, чтобы совершить в ней научно-техническую революцию.