По ту сторону Псоу

В сознании абхазов сохранилось столько древнего, реликтового, что на них вполне можно смотреть, как на учителей, способных открыть нам тайны нашего прошлого. А кто нам сказал такую глупость, что наше прошлое — сплошь языческое? Обряд благословения рода — это древний национальный ритуал. Подчёркиваем — национальный, а не религиозный. Разумеется, во всех национальных традициях есть свой религиозный компонент, но в данном случае этот компонент — христианский, ведь не случайно же в руках у главы рода есть так же и крест. И к древнему стволу липы так же прислонен каменный крест.

Кажется, мы можем вздохнуть с облегчением, успешно разобравшись в таких тонких хитросплетениях? Вот уж было бы наивно. У этой липы совершается не только обряд благословение рода. Некоторые абхазы приходят сюда для того, чтобы совершить ритуал проклятия своих недругов. Тут уж всё просто — это самая настоящая чёрная магия, иного толкования это действие иметь не может. Значит, всё–таки эта липа — место проявления тёмной, нехристианской религиозности? Опять же не торопитесь.

Есть такие деятели, которые приходят в наши православные храмы с тем, чтобы втихаря, незаметно совершать там магические ритуалы, в том числе и проклятия. Но это же не повод называть наши храмы языческими капищами. Колдуны для православных — чужие, мы их в свои храмы не зовём, и если узнаем, чем они у нас занимаются, так выгоним всенепременно. Так же и липа эта не виновата в том, что к ней иногда приходят с нечистыми помыслами.

И всё–таки отношение к древнему дереву, как к священному откровенно отдаёт язычеством. Похоже на обожествление природных объектов. Опять же, так ли?

Позже мы побывали на источнике св. Василиска под Команами. Там даже целых 12 источников. Чудесное, благодатное место, прославленное многими исцелениями. Отчего же там мы даже не задумались о поклонении природному объекту, которое есть язычество? Да оттого, что почитание святых источников — вполне в традициях русского православия. И мы не поклоняемся источникам, а чтим те уголки земли, где просияла благодать Божия.

Почему же мы думаем, что понятие «святой источник» — в рамках православия, а «священное дерево» — это уже язычество? Потому что последнее для нас крайне непривычно и совершенно не в наших традициях? Но нельзя же всё непонятное и не своё объявлять язычеством.

В чём же разгадка этой липы? В душах абхазов. Мы можем точно описать действия, совершаемые у этого дерева, но мы не можем ничего сказать о том, что в момент совершения этих действий происходит в душах абхазов. А от этого всё и зависит. Можно само православное богослужение воспринимать, как магический ритуал, ещё легче почитание святых источников превратить в чистейшее язычество, а можно древние национальные обычаи исполнять с исключительно христианским смыслом.

Мы смотрим на семивековую липу, как на неразгаданную загадку. Пусть она пока таковой и останется.

Программа нашей поездки исчерпана, остался только пикник, которому Гурам и Аслан придают немалое значение. В запасе у нас самая обычная абхазская еда: хлеб, сыр, помидоры, домашнее вино, да ещё арбуз прихватили. Однако, выехав на берег реки, наши абхазы остались очень недовольны: река разлилась, и место стало уже не таким удобным. Мы говорим: «Да нормально и так». Они не соглашаются. Хотели напоследок порадовать нас живописным уголком своей родины и никак не хотят от этой мысли отказаться.

Гурам и Аслан отошли в сторону, о чём–то озабоченно говорят по–абхазски. Вдруг Гурам начинает повышать голос, говорит резко и возмущённо. Аслан подходит к нам: «Всё нормально, друзья, мы едем в гости к сестре Гурама, она живёт с семьёй километрах в пяти отсюда». «Удобно ли?» — недоумеваем мы. Аслан говорит: «Вот и я ему сказал, что неудобно, так он меня чуть не убил. Нерусский, что с него возьмёшь. Говорит, я к своей сестре могу приехать в любое время дня и ночи, с какой угодно оравой».

Мы едем к сестре Гурама, Аслан по дороге говорит: «Мы в Абхазии, друзья мои, так что не удивляйтесь. Гость для абхаза — дар Божий. Есть такая легенда. Когда Бог делил земли между народами, абхаз не пришёл. Когда Бог разделил уже все земли, приходит абхаз. Бог спросил его: «Почему ты не пришёл? Разве тебе не нужна земля?». Абхаз сокрушенно ответил: «Мне очень нужна земля, но у меня в это время были гости, я не мог их оставить». Богу это понравилось, Он сказал, что у него в запасе осталась небольшая, но очень хорошая земля, и подарил её абхазам».

И мы, действительно, чувствуем, что в доме у сестры Гурама — праздник. Она, немолодая уже женщина, встречает нас солнечной улыбкой, приглашает за стол. Нас сдержанно, но очень дружелюбно приветствует солидный, почтенный хозяин.

У нас с собой достаточно еды, но хозяева всё–таки стараются принести к столу что–нибудь ещё и ещё. Меня сначала очень удивило, что они ставят на стол водку и открывают бутылку шампанского. У нас с собой — домашнее вино, коего мы уже опрокинули по паре стаканчиков, то есть ни к водке, ни к шампанскому никто не прикоснётся, а открытое шампанское пропадёт. Потом вспомнил старую абхазскую поговорку и всё понял: «То, что спрятано от гостя — принадлежит дьяволу». Не важно, захотим ли мы отведать того, что они выставят на стол, они должны предложить всё, что имеют.

Это сельская Абхазия, мы — в крестьянском доме, наши хозяева — владельцы стада буйволов, с этого и кормятся. Земные люди. Традиции абхазов здесь особенно сильны. Позднее, когда мне довелось общаться с одним абхазом, он сказал: «Наша сила — в деревнях». И я понял, что это значит.

На побережье вблизи от пляжей, абхазское национальное сознание уже не всегда сохраняется в чистом виде. Люди не заняты тяжёлым сельхозтрудом, работают преимущественно в сфере обслуживания, им очень трудно оставаться настоящими абхазами, и то ведь в большом количестве случаев удаётся. Эту удивительную солнечную улыбку абхазской женщины, которая ставит перед вами на стол угощение, мы не раз видели в самых простеньких забегаловках Нового Афона и Сухума. Уверяю вас, эту искреннюю доброжелательность невозможно перепутать с протокольной вежливостью европейского обслуживания. Пластиковые улыбки наших официанток никогда не радуют, просто жалко этих бедолаг, которым хозяин велел улыбаться клиентам. Но здесь, даже в кафе, мы не клиенты, а гости, и радость, связанная с нашим появлением, вызвана не только тем, что на нас удастся заработать, но и просто тем, что человек пришёл к человеку, а это событие.

Не всегда, конечно, всё бывает так замечательно. Абхазы совершенно не умеют притворятся. Если вам по каким–то причинам не рады, вы это сразу поймёте. Но если улыбаются, значит всё хорошо. Абхазской улыбке можно верить.

Но это я отвлёкся, а пока мы сидим к крестьянском доме, в деревне под Очемчирой, и так нам всем хорошо, как, наверное, никому из нас уже давно не бывало. Все мы в той или иной степени измучены фальшью нашего какого–то ненастоящего, искусственного мира, а сейчас нам кажется, что мы оказались на пятачке чудом уцелевшего мира подлинных ценностей, где даже чужие люди дороги друг другу просто потому что они — люди. Мы, русские из Москвы, Подмосковья, Дальнего Востока, Ставрополья и Вологодчины, здесь, в гостеприимном абхазском доме, испытываем радость открытого, искреннего общения. Кажется, только абхазское гостеприимство способно создать такую удивительную психологическую атмосферу. Каждый рассказывает о своём, и для всех это важно и интересно, и никто никого не перебивает, а наша абхазская хозяйка всех нас очень внимательно слушает, улыбаясь своей солнечной улыбкой.

Мы едем через город Очамчиру, один из самых восточных городов Абхазии. Отсюда до грузинской границы всего 40 километров, а на границе этой, что проходит по реке Ингур, даже мосты взорваны.

Аслан говорит: «В Очамчире сейчас идёт строительство военно–морской базы российского флота. Вместо Свастополя». Последние слова: «Вместо Севастополя» он добавляет с очевидной гордостью, дескать, вот какую важную роль мы играем. Ну что ж, думаю, скоро будем петь: «Очамчира, Очамчира, гордость русских моряков». И нам хорошо, и абхазы, судя по всему, довольны.