Полдень, XXI век (ноябрь 2012)

– Вот и я раздумываю, – продолжал отец, – не хотите ли вы мне продать что-то подобное, занятное, но в принципе непроверяемое, а потому, с моей точки зрения, ненаучное…

– Нет, па, мы ничего тебе не продаем. Я просто хочу, чтобы ты понял простую вещь. Ты – это классический макрообъект, как и большинство людей на нашей Земле, а мы – тоже макрообъект, но квантовый. По крайней мере, наши мозги, похоже, вовсю работают по квантовым законам.

– Мы все квантовые объекты, – возразил отец, – только на классическом уровне квантовые аспекты не проявляются. А вы, значит, другие… Ладно, и как же вы свои «реальности» воспринимаете?

Я мельком взглянул на Кэт, которая сделала в мою сторону приглашающий жест.

Я набрал побольше воздуху и начал.

– Представь себе каплю или молекулу в одной из струй широкого водопада. Каждая из отдельных струек – это как бы мировая линия одной из реальностей. Все капли движутся в этой струйке, как бы скользя вниз во времени от прошлого к будущему. Они помнят, что было выше, но не знают, что будет ниже.

– Но какие-то отдельные капли могут перемещаться от одной струйки к другой. Там тоже свой мир со своим временем, текущим сверху вниз, но немного другой. Капля не может перепрыгнуть вверх, только горизонтально, так что никто не может прыгнуть в прошлое и убить своего дедушку. В другой струйке, в другом мире у друзей и знакомых слегка иные судьбы, потому как взаимодействие капель в этой струйке было немного иным, чем в остальных, но в целом все весьма похоже.

– Это плохая аналогия, потому как капля физически не перепрыгивает из одной струйки в другую, иначе она исчезала бы в одной струйке и ниоткуда появлялась бы в другой, но мы ведь отсюда никуда не пропадаем. Не могу придумать, какие слова найти. Я как бы размыт между этими струйками, вот сейчас вижу, если это можно назвать вижу, как ты где-то там потянулся за сигаретой.

Отец поглядел на свою руку, которая машинально шарила по столу в поисках несуществующей пачки.

– Так я и здесь потянулся, – иронически отозвался отец, – а ты заметил.

– Но там на столе лежит пачка, а здесь нет.

– Ладно, допустим. И ты можешь усилием воли или еще чего-то перепрыгивать из одной реальности в другую?

– Теперь могу. Но поначалу было очень трудно. Миры мелькали, исчезали, дразнили, я никак не мог ухватить способ перехода. На это и ушли три года моей учебы.

Я вспотел. Уж очень трудно было переносить в слова четкие для меня, но такие зыбкие на словах ощущения.

На помощь пришла Кэт.

– А я это вижу иначе. Я вижу лес. В нем много деревьев, очень много. Каждое из них – одинокое дерево, но вместе они лес. Я могу выбрать одно дерево и смотреть только на него, тогда я вижу только один этот мир. А могу перевести взгляд на любое другое и откроется другой мир. Похожий, но другой. Но лес остается лесом, он всегда там. Это непередаваемое ощущение…

– Данное вам в реальностях, – весело подхватил отец. – Вот видите, Ильич был прав, хоть и с точностью до знака.

Кэт шутку не поняла, а я оценил и с удовольствием рассмеялся. Сразу стало легко. Отличный у меня отец!

– И много вас таких?

– Мы пока не знаем, – откликнулась Кэт, – вряд ли очень много, иначе об этом журналисты уже пронюхали бы, но пока тихо. Будем искать себе подобных. Должны найти.

– И как же вы собираетесь их искать? – все так же с улыбкой поинтересовался отец. Похоже, наша беседа очень его забавляла. Неужели он нам не верит?

– По виду, – серьезно ответила Кэт. – Мы с Сержем сегодня обнаружили, что можно искать по виду.

Я с удивлением воззрился на нее. И тут до меня тоже дошло.

– Ну-ка, ну-ка, – подзадорил отец, – очень интересно. Что же вы такое в себе видите, чего я, например, не вижу. Я наблюдаю сейчас очень симпатичную парочку крайне самоуверенных юнцов, явно благоволящих друг к другу и развлекающих меня замечательными историями из жизни привидений. Жалко только, что сейчас не сочельник.

Я думал, что Кэт разозлится, но она тоже весело рассмеялась.

– Станислав, а нимб надо мной вы видите?

– Нет, – вздохнув, ответил отец, – не вижу. Хотя так хотелось бы иметь в невестках ангела во плоти. Сергей, хватит уже краснеть! Ты что, не видишь, как она тебя обожает? Хотя ты ничего сейчас не видишь. Ты хоть заметил, что она рыжая? И конопатая?

Последние вопросы он задал по-русски, но Кэт поняла.

– Я дедушку не бил, я дедушку любил, – подхватила она. – Этот аниме мне мамаша в детстве показывала. Нимб нам не нужен, – продолжала она уже по-английски. – Мы видим наши контуры чуть размытыми. Вот вы – очень четкий, а Серж как будто немножко размазанный. Меня он тоже видит чуть размытой. Вот мы и будем всюду ходить и смотреть, нет ли кого размазанного…

– Желаю удачи, ну и заодно благословляю. Когда свадьбу играть будем – завтра? А может, сегодня? Чего тянуть. Не забыть бы Светика позвать, а то ведь еще обидится…

12.6

Ни в тот день, ни на следующий свадьбу мы не сыграли. Через неделю Кэт со Светиком улетели в Штаты. Кэт вернулась к изучению психологии творчества в своем университете, а я погрузился в квантовую электронику.

Пять лет мы жили врозь, встречаясь только летом, когда Кэт прилетала в Москву на каникулы. Москва ей нравилась гораздо больше, чем мне, и я с трудом уговаривал ее съездить куда-нибудь в глубинку. Поначалу она сопротивлялась, но потом с удовольствием составляла мне компанию в поездках во Владимир, на Валдай, в Питер и особенно в родной город отца X.

В 2013 г. мы поженились и полтора года прожили в Москве, пока я заканчивал и защищал диссертацию, а Кэт пропадала в музеях, совершенно балдея от открывшихся ей сокровищ живописи. Ей как-то удавалось завязывать неформальные контакты и таким образом проникать в запасники, где она находила, по ее словам, невероятные вещи. Она была уверена, что диссертация, основанная на ее находках, произведет фурор. Я в этом нисколько не сомневался.

За время наших путешествий и московских прогулок нам только два раза примерещились размытые фигуры. В обоих случаях чуть размазанные прохожие отказывались заговорить с нами и в панике бежали. Надо было вырабатывать другой подход.

В 2015 г. мы переехали в Штаты, потому как Кэт наотрез отказалась рожать в Москве. Так далеко ее любовь к этому городу не распространялась. В Нью-Йорке она одарила меня парочкой роскошных близнецов – Стэном и Лорой. Наблюдение за ними, как субъективное (Кэт), так и объективное (я плюс видеокамера) было установлено практически с момента зачатия. Они не обманули наших ожиданий – оба заговорили в семь месяцев и вели совершенно уморительные диалоги, например, обвиняя друг друга в недружественном внутриутробном поведении. В шутку, конечно.

Отец, когда мы привезли ему показать годовалых внуков, пришел от них во вполне ожидаемый восторг. Они тоже мгновенно прониклись к нему каким-то особым чувством и часами сидели рядом с ним на полу, по-моему, не произнося ни звука. Через месяц после нашего отъезда у отца случился второй инфаркт. Я примчался на помощь, но помощь не потребовалась – он довольно быстро поправился, и все пошло по-прежнему. Третий инфаркт его убил. Он исчез во всех доступных нам реальностях.

Мы с Кэт упаковали кассеты и диски с записями моего развития для отправки в Штаты. Кэт решила не рисковать и уговорила бывшего коллегу своего папаши, работавшего в американском посольстве в Москве, положить пакет в свой багаж – дипломатов ведь не досматривают. Пакет благополучно прибыл и теперь будет дожидаться своего обнародования, которое я оставляю детям. Они вовсю скачут с Кэт и со мной по мирам и ходят в специальный детский сад для слегка «размазанных» детей. Кэт все же удалось через интернетовские форумы найти несколько десятков подобных нам индивидов и организовать для их отпрысков детсад и школу, где мы все, их родители, преподаем им разные науки. Очень интересно учить их и наблюдать, как развивается новый вид человека разумного. Хочется надеяться – очень разумного.