Русская жизнь. Октябрь семнадцатого (ноябрь 2007)

Иван Толстой

Казанский пленник

Большевистский переворот глазами меньшевика Юрия Денике

- Я родился в 1887 году в крошечном городке Корсуне Симбирской губернии. Но, вследствие какой-то путаницы, у меня во всех документах помечено, что я родился в Казани, куда мой отец переехал, когда мне уже было 11 лет. Он работал судьей в небольших уездных городах, а потом в Казани.

Окончив гимназию, я занимался, главным образом, революцией: весной 1905 года Россия уже кипела. В то время в воздухе носились какие-то особые бациллы, которые заражали если не всех, то значительную часть молодого поколения. Еще в гимназии я познакомился с идеями социал-демократии, читал Маркса. Так что (по понятиям того времени) я в возрасте семнадцати лет уже был образованным марксистом.

В августе 1905 года я поступил на экономическое отделение Политехнического института в Петрограде, но там нормальные занятия продолжались только полтора или два месяца, потом Политехнический институт, как и все учебные заведения, стал местом не для лекций, а для митингов. Потом - арест, тюрьма, период подозрений в неблагонадежности, после которого я вернулся к учению, поступил в Московский университет. В 1914 году умер мой отец, и я переехал в Казань, к матери. У меня были еще младшие братья, которых надо было содержать, одной пенсии не хватало. Поэтому я окончил университет в Казани, готовился к профессорскому званию по кафедре всеобщей истории. Там и застала меня революция 1917 года.

В Казани социал-демократическая организация была большевистской. Поэтому я некоторое время был большевиком, и поначалу даже вполне убежденным, но потом, достигнув солидного возраста девятнадцати лет, расстался с большевизмом.

- По каким причинам?

- Главной причиной была аморальность их методов. Непосредственным поводом было то, что я разошелся с представлением большевиков о дальнейшем ходе революции. Я, несмотря на очень скромный возраст, выступил с мыслью, что революция или кончилась, или кончается (что тогда считалось полной ересью). До этого на меня смотрели как на молодого, подающего надежды большевика. Я встречался с Лениным - не особенно много, куда чаще я виделся с такими известными большевиками, как Богданов, Базаров, Луначарский, Гольденберг, Мандельштам-Лядов и Стеклов.

Я был, до некоторой степени, если не вундеркиндом, то необычным и неожиданным явлением. Юношей, уже более или менее глубоко вошедшиим в проблемы современной философии. Например, я переписывался с Луначарским. Но потом, когда я вернулся к учению, моя связь с партийной работой прервалась. Во-первых, к тому времени я перестал быть большевиком и относился к ним довольно резко. А кроме того (это обстоятельство выяснилось только в 1917 году), бессменная секретарша казанского Комитета, которая слыла абсолютно надежным человеком, оказалась агентом охранки.

- А как ее фамилия?

- Не помню. Помню только, что она работала зубным врачом. Что было страшно удобно, потому что на все секретные свидания, так называемые явки, мы приходили как пациенты к зубному врачу. Для партийной работы было важно иметь хороший контингент зубных врачей.

- А кого из выдающихся лидеров казанской организации большевиков вы помните?

- Молотов еще в годы революции 1905 года был учеником тамошнего реального училища. Я знал о его существовании и встречался с ним бегло. Он был на четыре года моложе меня.

- Тогда он, конечно, был Скрябиным.

- Да, Скрябиным. Он начал свою деятельность в ученическом кружке. Еще я был знаком с очень своеобразной семьей купцов Тихомирновых. Они все, за исключением одного брата, который занимался коммерцией, стали большевиками. И один из них, Виктор Тихомирнов, сыграл очень значительную роль в истории партии. Все полученное им от отца наследство он пустил на содействие большевикам. Именно он, например, финансировал первую «Правду», которая стала выходить в 1912 году. Виктор ездил к Ленину в Швейцарию и предоставил в его распоряжение весьма солидную сумму. Много позднее один бывший большевик, который был очень близок с Тихомирновым, сказал мне, что тот дал Ульянову 100 тысяч рублей. Этот факт в советской исторической литературе давно перестали упоминать, поддерживая легендарную версию, что «Правда» издавалась на средства рабочих. Тихомирнов был из одного кружка с Молотовым, и по его протекции тот был назначен секретарем «Правды», а верховным ее руководителем был Сталин. Можно сказать, благодаря этому обстоятельству и установилась связь между Сталиным и Молотовым, имевшая крупные исторические последствия.

- А как сложилась судьба Тихомирнова?

- Он работал сначала в России, потом в эмиграции, был своего рода агентом Ленина, незадолго до революции переехал в Финляндию, устанавливал связи между заграницей и Россией. Потом я его видел в Казани в семнадцатом году. Между прочим, тогда в одном откровенном разговоре Виктор признал, что большевики получали немецкие деньги. Правда, он утверждал, что средства выделило не правительство, а немецкая социал-демократическая партия. На самом деле деньги шли через такие каналы, чтобы получавшие их не знали, что они перечисляются правительством.

- А какие-то детали об этих деньгах Тихомирнов вам еще рассказал, или он сам не знал ничего больше?

- Он мне назвал какую-то сумму, я думаю, сильно преуменьшенную. Но он мог и не знать правды. Ведь среди большевиков очень мало кто был в курсе этого дела. В последнее время стало известно, что за годы войны, по январь 1918 года, на работу в России Германией было истрачено сорок семь или сорок восемь миллионов марок. Точнее, они были ассигнованы, но, кажется, не были полностью истрачены. Нельзя сказать, что все эти деньги были отданы напрямую большевикам: работа велась во множестве форм - в частности, на Украине, на Кавказе среди мусульманского населения. Так что понять, какая доля пришлась большевикам, трудно. Впрочем, из недавно опубликованной официальной сводки видно, что денежная масса была не так уж велика: в маленькой Румынии было истрачено больше, чем во всей громадной Российской Империи. А в Румынии все-таки большевистской революции не было. Так что утверждение Бориса Натановича Шуба, будто без этих денег не было бы Октябрьской революции, - вздор.