Юдаизм. Сахарна

Херувимы же стояли по правую сторону Дома, когда вошел тот человек, и облако наполняло внутренний двор.

И поднялась слава Господня с херувима к порогу Дома, и Дом наполнился облаком, и двор наполнился сиянием славы Господа.

И шум от крыльев херувимов слышен был даже во внешнем дворе, как бы глас Бога Всемогущего, когда Он говорит.

И когда Он дал повеление человеку, одетому в льняную одежду, сказав: «Возьми огня между колесами, между херувимами», и когда он вошел и стал у колеса, —

тогда из среды херувимов один херувим простер руку свою к огню, который между херувимами, и взял и дал в пригоршни одетому в льняную одежду. Он взял, и вышел.

И видно было у херувимов подобие рук человеческих под крыльями их.

И видел я: и вот четыре колеса подле херувимов, по одному колесу подле каждого херувима, и колеса по виду — как бы из камня топаза.

И по виду все четыре сходны, как будто бы колесо находилось в колесе.

Когда шли они, то шли на четыре свои стороны; во время шествия своего не оборачивались, но к тому месту, куда обращена была голова, — и они туда шли; во время шествия своего не оборачивались.

И все тело их и спина их, и руки их и крылья их, и колеса кругом были полны очей, — все четыре колеса их.

К колесам сим, как я слышал, сказано было: галгал¹²¹ .

И у каждого из животных четыре лица: первое лице — лице херувимово, второе лице — лице человеческое, третье лице — львиное и четвертое — лице орлиное.

Херувимы поднялись. Это были те же животные, которые видел я при реке Ховаре.

И когда шли херувимы, тогда шли подле них колеса; и когда херувимы поднимали крылья свои, чтобы подняться от земли, и колеса не отделялись, но были при них.

Когда те стояли, стояли и они; когда те поднимались, поднимались и они, ибо в них был дух животных.

И отошла слава Господня от порога Дома и стала над херувимами.

И подняли херувимы крылья свои и поднялись в глазах моих от земли; когда они уходили, то и колеса подле них; и стали у входа в восточные врата Дома Господня, и слава Бога Израилева вверху над ними.

Это были те же животные, которые видел я в подножии Бога Израилева при реке Ховаре. И я узнал, что это — херувимы.

У каждого — по четыре лица, и у каждого — по четыре крыла, и под крыльями их подобие рук человеческих.

А подобие лиц их — то́ же, какие лица видел я при реке Ховаре, — и вид их, и сами они. Каждый шел прямо в ту сторону, которая была пред лицем его» (глава X, с начала и до конца).

Ничего понять нельзя! Но ведь «и в Боге ничего понять нельзя»!!! И с этой-то, пока еще поверхностной точки зрения мы чувствуем, что тут сказано что-то настоящее...

Еще наружное наблюдение: сказано глубоко спокойным излагательным тоном, не «вопия» и не «крича с крыши», как обыкновенный тон пророков; как бы Иезекииль говорит что-то в высшей степени обыкновенное, известное на улицах Иерусалима, не имеющее поразить новизною ни одного израильтянина.

И... только раз на протяжении всей Библии!!

Помню, когда еще я не знал, что на эту «колесницу» написан целый «Зогар» (важнейший отдел «Каббалы») талмудистами, — я был поражен (и зачарован) этою «колесницею»... «Что такое?!!» — «Понять нельзя!» — «А — важное, важнейшее!..»

Одно, впрочем, я понимал: «очи», «очи» и «очи»... О, где Бог — там Очи! Бог — вечное видение, не отвлеченное, не «разумное», а вот плотское. И «небесное» мне всегда представлялось «тканью очей»... «Из всего в мире на нас смотрят очи»...; да и «сам-то человек тоже полон очей», но уже не таких больших, а маленьких»...

Еще понятное в Существе Божием — это Колеса! О, конечно, колеса: ибо все движется, живет, ничего не стоит...

Пламя? уголья? Да, — «тоже»: ибо кровь бежит, горячая... И мир — в страсти и огне...

* * *

Дальше (в тексте Талмуда), что два раввина «должны были сойти с ослов», дабы могли начать толкование «Колесницы». Гм... гм... гм...

По обстановке видно, что они ехали одни в пустыне, — но они «сели и накрылись плащом»...

Зачем? Во время «толкования» они могли увлечься и не заметить, что кто-то подошел. Талмуд намекает, что их никто не должен был видеть. Не — «не слышать», а — «не видеть»: в противном случае покрывало именно не нужно было, чтобы вовремя увидеть «подходящего» и прекратить «толкования». Но они не боялись слышания, а боялись видения и против него приняли меры.

Все эти подробности талмудического рассказа содержат какие— то намеки, о которых приходится сказать талмудическим же языком: «Их понимает, кто понимает; а кто не понимает, тому и не нужно понимать».

Вкрадчивые тайны... Они ползут к вам, ластятся, а вы не можете их схватить.

Еще: закон Талмуда, что «нельзя толковать двум, а только одному», — можно понимать вовсе не как сокровение, а как физическую преграду, лежащую в способе растолкования, которое, может быть, состояло и не в речах, или не в одних речах, айв каких-то действиях, в коих соучастие третьего было невозможно, так сказать, «по природе вещей». Может быть... хотя нельзя сказать об этом — «да».

И вообще — ничего нельзя сказать. «Не изреченное», άρρητος.

К стр. 366.

«Всякий не еврей, который переступит через эту черту, будет убит», — было написано на одной из перегородок непонятного Иерусалимского храма. Как странно — для нас, нашей психологии и наших храмов!!» 

Надпись была на камне, по-гречески (для инородцев, т. е. греков). Камень сохранился и перевезен в настоящее время в Константинополь, где находится в музее Чинили-Киоск. Вот его изображение, воспроизведение самой надписи и ее перевод.

ΡΙΤΟΙΕΡΟΝΤΡΥΦΑΚΤΟΥΚΑΙ

ΠΕΡΙΒΟΛΟΥΣΔΑΝΑΗ

ΦΘΗΕΑΥΤΩΙΑΙΤΙΟΣΕΣ

ΤΑΙΔΙΑΤΟΕΞΑΚΟΛΟΥ

ΘΕΙΝΘΑΝΑΤΟΝ

Курсивным шрифтом: μηθένα αλλογενή είσπορεύσθαι εντός τοΰ περι τό ιερόν τροφαχτου (описка вм. δρυφάχτου) χάι περιβόλου, δς δ’άν λήφθη έαυτφ αίτιος εσται διά τό έζαχολουθεΐν θάνατον.

Перевод: 

Ни один инородец да не перейдет за решетку и ограду к святилищу! Кто будет пойман, пусть пеняет на себя, ибо последует смерть (взято у г. Переферковича).

Храм ветхозаветный был храмом затаения

...«У входа в горницу стояли два кедровых столба, и по ним всходили на крышу горницы, а концы балок отделяли в горнице Святое от Святого Святых. Отверстия были от горницы в помещение Святого Святых: по ним спускали рабочих в закрытых ящиках, дабы они не удовлетворяли очей своих содержимым Святого Святых»... (Талмуд, трактат Миддот, глава VI).

Можно ли представить, чтобы рабочие, производящие ремонт в наших откровенных церквах, — пропускались мимо алтаря, который «за занавесом», в ящиках: дабы глаз не увидел того, что внутри алтаря?!..

Что́ «внутри алтаря»? Да ничего особенного, тайного: престол, т. е. стол с предметами, Евангелие, крест... Табурет для сидения священника в известные минуты литургии. «Ничего особенного», «смотри, кто хочет»... Но в еврейском «Святое Святых» было что-то, может быть, — изваянное из «Колесницы Иезекииля», на что́ взглянув, рабочий из простецов закричал бы, испугавшись или удивленный... Нам явно не все или не подробно все сказано о том, что́ же было в Святое Святых и особенно — какой это имело вид и соотношение (с другими предметами). Например, нам ничего не рассказано о «херувимах» на крышке ковчега завета: а ведь они явно имели не тот вид, какой мы придаем им под влиянием традиции греко-римской (крылатые юноша или дева, т. е. вид греческой Ники или такой же римской Виктории), тогда как даже научнее было бы избрать вид вавилонских и халдейских «керубов» (тельцы окрыленные)...